Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— То есть, — уточнил Коковцов, — они просто зарабатывают, как все вокруг. И как всех, кто зарабатывает, это вынуждает их ориентироваться на других крупных игроков, а Макаров противопоставляет это интересам самого американского народа, так?

— Верно. Увы, сейчас просто нельзя действовать по-другому. Начнешь вкладывать больше денег в страну и тут же потеряешь продажи. Прикроешь своих производителей пошлинами, и свои же покупатели порвут тебя на части за то, что у них дома все стало неожиданно дороже.

— Мой прадед вполне справлялся с этими задачами, — хмыкнул царь.

— Николай Павлович после того, как вместе с братом проводил парад в Париже, мог себе позволить и не такое. Но вспомните, чем все закончилось даже для него, — прикрыл глаза Плеве. — Крымская война и позор Парижского мира. Остановился — плати кровью, исключений нет. Возможно, когда все народы мира повзрослеют и пропадут те, кто будет позволять другим жить за свой счет, все сможет измениться. Но, наверно, не на нашем веку.

— Тем не менее, — задумался царь, — простые люди думать об этом не станут. Они найдут подтверждение всему, что сказал Макаров, в обычной жизни, а поверив в часть, смогут поверить и в остальное. Скажу честно, подобная полуправда кажется мне очень опасной. Гораздо более опасной, даже чем даже республиканские идеи.

— Я вижу эту полуправду уже десятки лет на наших улицах, — не согласился Плеве. — Людям подкидывают простые решения и простых врагов… Вот только теперь это зловоние вылилось еще и на чужие улицы. И скажу честно: не очень правильно радоваться боли и горю, но я рад. Рад, что наши враги, вливающие миллионы в наши беспорядки, теперь тоже изопьют из этой чаши. Ха! Мне даже интересно сравнить свои успехи и то, как уже они будут справляться со своими бузотерами или даже бомбистами.

— Кстати, насчет беспорядков, — встрепенулся Николай. — Мне раньше докладывали, что Санкт-Петербург волнуется, но последние недели все тихо. Что-то случилось?

— Начиналось все с неурожая прошлых лет и инфляции. Из-за дополнительных трат на войну мы впервые за долгое время печатали в разы больше денег, чем раньше, и цены начали расти, — вздохнул Коковцов. — Однако после Токийского мира ситуация стабилизировалась. Мы даже смогли вернуть расценки 1903 года, в основном за счет тех свободных денег, что привозили вернувшиеся из Маньчжурии солдаты и добровольцы. Подкрепленные победами да товарами из Инкоу и Китая восточные рубли здорово нам помогли.

— И восточный хлеб, — добавил Плеве.

— Разве мы что-то возили оттуда? — удивился царь.

— Главное, что не возили туда. И уже одно это снизило угрозу голода в центральных губерниях. А еще переселенцы, которые собираются опять же на восток по программе Петра Аркадьевича Столыпина. Да, их пока еще не так много, но… Хлеба больше, ртов меньше, люди видят, что с каждым днем становится чуть легче, и они обретают веру в Россию.

— А еще повышенные зарплаты на всех военных заводах, — добавил Сахаров. — Нам пришлось срочно пересматривать расценки, чтобы Обуховский и Сестрорецкий заводы не остановились.

— Кажется, вы обещали прибить за это Шереметева и Нератову, — хмыкнул Плеве.

— Сначала да. Один утащил с собой тысячи людей двойными выплатами, как будто в Бессарабии и Польше своих рук нет. Вторая без всякого зазрения совести повысила зарплату до того же уровня и начала открывать новые линии, привлекая все больше и больше рабочих. Другие заводы после каждого такого призыва были вынуждены простаивать иногда по несколько дней, пока к ним приходил хоть кто-то, чтобы заново запустить сборочные линии. И то — без знаний, без опыта и так не самая большая скорость производства падала в несколько раз. Пришлось вмешиваться.

— И мне, — добавил Николай, которому в свою очередь понадобилось немало воли, чтобы не дать решить проблему самым простым способом, прикрыв краник Путиловского.

К счастью, после победы в Маньчжурии его авторитета могло хватить и не на такое. В итоге даже дяде не удалось продавить свое. Что уж говорить про акционеров попроще. И впервые за долгое время ужиматься пришлось тем, кто выше, а не тем, кто ниже. Этакая первая русская революция: бескровная, но очень убедительная. И что интересно: на западе все подобные революции выходили в пользу нового класса буржуа, а тут неожиданно получилось в интересах даже не их, а рабочих.

— Да, и вам тоже, — смущенно опустил голову Сахаров. — Кстати, я провел небольшое расследование, если это можно так назвать. Деньги на наем Шереметеву и аванс на расширение Путиловского — все пришло из одного кармана. Генерала Макарова.

Военный министр бросил быстрый взгляд на Николая, проверяя, знает он или нет. Николай знал.

— Вячеслав Григорьевич иногда излишне инициативен, — вынес свой вердикт царь, — но его инициатива каждый раз приносила пользу России. Будем помнить об этом.

Сам Николай уже не раз напоминал об этом самому себе. После каждого спора с членами семьи, после каждой жалобы от сотен самых уважаемых людей из торговли и даже науки, после каждой ноты протеста, что ему присылали другие великие державы. Причем последние обычно действовали в два захода. Первую жалобу они отправляли, едва только слышали упоминание России. Вторую — когда осознавали, что наших там целый корпус, и те уже захватили территорию размером с Бельгию.

— Кстати, о пользе, — встрепенулся Коковцов. — Должен отметить, что этот подъем патриотизма и новые технологии помогли решить еще одну нашу проблему. Я уже начал опасаться, что после войны на руках у людей окажется слишком много лишних денег…

— Так бывает? — удивился Сахаров. — Разве это не, наоборот, хорошо?

— Это плохо, если на них нечего купить. Тогда люди начинают платить две, три — да хоть десять цен за то немногое, что еще имеется в наличии. Бешеным темпом растет инфляция, начинается хаос… В общем, лишние деньги порой могут натворить страшных бед, но в нашем случае вместе с деньгами пришли и товары. Не знаю почему, но Макаров отказался от колесных тележек, что раньше делал для его броневиков Путиловский…

— Они перешли на гусеницы, — пояснил Сахаров.

— Ну вот, а тележки остались. Также Обуховский завод не выкупил крупную партию моторов, ну а станки и люди у Нератовой были… В общем, они наладили выпуск гражданских машин очень неплохого качества. По отделке скооперировались с начавшим терять прибыль Каретным двором, и вот за новыми «Путилками» охотятся по всей стране, сливая на них половину всех свободных денег. А вторая половина идет на радио. Города, общины, предприятия — все скидываются и покупают приемники и макаровские кристаллы. Заодно вырос спрос на специалистов, которые могли бы все это обслуживать. В общем, наша экономика растет уже сейчас, а во что это выльется в следующем году, даже боюсь предсказывать.

— Интересная картина получается, — как-то по-простецки почесал затылок Плеве. — Те, кто хотят работать, теперь могут работать. А те, кто хотел великих дел, теперь могут вершить их где-то далеко за океаном. Вы знаете, что у нас за неделю после начала трансляций Макарова из Америки упало количество политических преступлений? Да и обычные пошли на спад.

— Я думал, что, наоборот, подрастут. Все-таки больше денег — больше лихих людей, обычное правило, — заметил Коковцов.

— А все лихие люди теперь едут в Америку. Как когда-то к бурам, там теперь к американцам. Некоторые покупают билеты на поезда и надеются попасть во вторую волну транспортов, что японцы уже начали собирать в Осаке. А другие и вовсе садятся на регулярные рейсы, плывут в любые города старых САСШ и надеются уже на месте пробиться до наших.

Николай только головой покачал. Иногда ему казалось, что мир сходит с ума, но как же было приятно, что это происходит где угодно, только не дома.

В Лондоне тоже слушали эфир из Сакраменто.

В кабинете премьер-министра Генри Кэмпбелла-Баннермана собрался уже привычный по последним месяцам ближний круг. Нервничающие Асквит и Ллойд-Джордж, и совершенно спокойный, но бледный, как сама смерть, лорд Бересфорд.