Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

— Блин… Вы застали меня врасплох, — потерялся пионер, в задумчивости почесал щёку и поинтересовался: — Стесняюсь спросить, а она петь-то умеет?

— Конечно, она же у нас в подпевках на записи пела. Тебе понравилось.

— Гм, неожиданно, конечно, но если надо, то надо, — хмыкнул я, и, дабы не разводить политесы, дал команду пригласить претендентку на прослушивание сей же миг.

Через пару минут, зарёванная Лиля стояла предо мной, как лист перед травой, с той лишь разницей, что у неё постоянно из глаз текли слёзы.

— Лилиана, — попытался расшевелить я претендентку, — ты совершила большую глупость! Я очень недоволен тем, что в нашем дружном коллективе есть недосказанности и недомолвки. Если тебя что-то беспокоит, ты немедленно должна была подойти и рассказать об этом либо Антону — лидеру группы, либо мне — как охрененному челу. Окей? Окей. А теперь вот давай выпей воды, — налил из стоящего на столе графина в стакан, — и что-нибудь спой.

— Что спеть? — наконец-то произнесла претендентка, размазывая носовым платком тушь по лицу.

— Что хочешь, — пожал печами пионер, присев на стул. — Только одна просьба, давай, пожалуйста, не стесняйся и пой во весь голос.

Естественно, та вновь начала спрашивать, что ей спеть, как ей спеть, а не могут ли Юля с Севой выйти, а то она стесняется.

— Не могут! — глядя на попятившихся ребят, отрезал я. — Что это за стесняшки такие? Ты же была уже на сцене. И не раз. Так что отставить всякое стеснение. Возьми себя в руки, сконцентрируйся и пой!

— Что? — пролепетала та.

— Да что угодно! Сказал же уже! — вскочил со стула психически ненормальный малолетка. — Ну раз тебе нужна подсказка, то пой вот эту, — вытащил из сумки напечатанные тексты с партитурой, нашёл нужный и, протянув ей, сказал: — Знаешь? Не знаешь? Но ноты-то знаешь? Ну вот смотри и пой.

…И через тридцать ударов сердца, всхлипываний и вздохов, в номере гостиницы зазвучали слова очередной прекрасной композиции.

https://www.youtube.com/watch?v=UGfKMV5AbMI Nightwish — Sleeping Sun

Глава 32

«А я, кстати говоря, угадал, — размышлял пионер, закрыв глаза. — Тянуть окончания фраз она может достаточно долго. Не так, конечно, как в оригинале, но для начала это было, вполне себе, не плохо и даже, можно сказать, хорошо — хотя и не без небольших огрехов».

Однако был и ещё один косяк, который не касался текста.

— Лиля, а какая оценка у тебя была по английскому языку? — прервал я концерт.

— Пять, — хлюпнула та носом. — А что? Ты считаешь, что у меня произношение не очень?

— Очень, очень, — махнул я рукой, поймав мысль, и попросил: — А спой, пожалуйста, эту песню ещё раз.

Она спела. Я попросил ещё. И она спела вновь. Затем ещё и ещё и… Как только я захотел попросить спеть её вновь, по батарее начали стучать, словно бы мы были не в Германии, а дома. Ну а вскоре раздался и стук в дверь.

Пришедшая администратор вежливо попросила прекратить музицирование, ссылаясь на недовольство других постояльцев.

Мы извинились, и я посмотрел на Лилю. Та стояла как ни в чём небывало и, что самое интересное, даже не запыхалась. А это означало, что перспективы у девушки, как певицы, огромные. Вероятно, она, сама того не подозревая, могла петь диафрагмой, как делают это профессиональные певцы, поэтому, на мой взгляд, при должной старательности и правильном подходе, из неё вполне возможно было сотворить оперную певицу.

Я-то собственно дал ей такую партитуру исходя из того, что девушка не много полная, а, следовательно, и объём лёгких у неё должен был быть большим. Хотел проверить, сможет ли она вытянуть партию или нет? А вот гляди ж ты — смогла. Да ещё как!

— В общем, очень даже неплохо, — незаметно, даже для самого себя, произнёс пионер вслух. — Ну а что касается английского, то это мы ей подтянем. Можно Тейлора подключить, или кого из его знакомых, — заметил нахмурившиеся брови Кравцова, который, вероятно, прибежал на шум, и тут же поправился: — Но лучше каких-нибудь учителей из нашего МГИМО, — чмокнул губами: — Н-да, — и добавил: — Да и вообще идея хорошая. Пора бы всей нашей банде посерьёзней заняться англицким.

Ребята из ВИА, которые тоже столпились в коридоре, согласно кивнули, мол, а почему бы и нет, а Юля спросила: — Сашечка, ну так Лиля подходит?

Посмотрел на претендентку и торжественна произнёс: — Поздравляю Вас, Лилия, Вы прошли собеседование.

— Ура! Спасибо, Саша! Спасибо, ребята! Я не подведу! — радостно хлопая ресницами, залепетала она, обнимаясь с барабанщиком.

Я же продолжил: — В ближайшее время у нас, конечно, концертов не будет, но как приедем в Москву сразу же тебя запишем. Поэтому выучи небольшой текст. Сейчас я тебе его напишу, — вырвал листок из тетради, написал на нём несколько слов и, протянув его опешившей девчонке, сказал: — На. Иди учи.

На этом высочайшая аудиенция была закончена, детишки радостно убежали по своим номерам, ну а я вновь улёгся в кровать.

А минут через десять открылась дверь и в комнату вошли, что называется — люди в штатском.

— Здравствуй, Саша. Меня зовут Екшин Роман Романович, — прямо с порога произнёс статный мужчина средних лет одетый в костюм и чёрное пальто. — Это, — он кивнул в сторону ещё двух вошедших граждан, одетых также в пальто, — мои помощники.

— А у Вас что, тоже стучать не принято? — потянувшись, поинтересовался гостеприимный хозяин, с интересом разглядывая очередную троицу.

— Мы стучали. Никто не отозвался, и мы вошли.

— Ну-ну, — хмыкнул я.

— Так вот, — произнёс Екшин. Осмотрел стул, — я присяду? — сел и, повернувшись ко мне, продолжил: — Нам надо поговорить.

— Ну так выйдите и поговорите, — мгновенно стебанул я всем известной фразой из анекдота.

— Шутишь? Это хорошо, — хмыкнул тот, а потом лицо его посерьёзнело, и он произнёс: — Но нам не до шуток.

— Ну так вы и не шутите, — улыбнулся пионер в ответ и, дабы прояснить ситуацию, спросил: — А вы, граждане, вообще кто?

— Я уже сказал, — поморщился мужчина. — Это мои помощники, а я второй заместитель министра иностранных дел СССР. С сегодняшнего дня я возглавляю нашу поездку вместо неоправдавшегося доверия Лебедева.

— Просто Лебедева? Уже без слова — товарищ? — зацепился я.

— Товарищ. Пока ещё товарищ, — буркнул тот. — И так, Саша. Мы хотели бы задать тебе несколько вопросов, — и, не дав поинтересоваться нафига мне это надо, спросил: — Скажи: Кто научил тебя так вести себя на сцене?

— А что там было не так? На мой взгляд всё прошло ровно и разумеется красиво.

— На твой взгляд? А прости — ты кто? Хореограф? Кто разрешил тебе самодеятельность?

— А, прости, ты кто такой что бы я перед тобой отчитывался? Я чего в министерстве что ль твоём работаю?

— Я назначен начальником мероприятий.

— Ну опоздал ты начальник мероприятий. Мероприятия-то уже закончились, — хохотнул я, а затем посерьёзнев: — Что же касается самодеятельности, то я в отличии от группы и являюсь самодеятельностью. Так что все претензии абсолютно не принимаются.

— То есть как это? Это ты что, по-твоему, можешь значит творить что захочешь?

— Именно так! Всё что захочу! Но, — поднял палец вверх, — в рамках нашего советского законодательства. И если оно не нарушено, то не о чем и говорить.

— Умный слишком! Ишь как заговорил, — привёл, старый как мир, аргумент так называемый собеседник.

На такую глупейшую апелляцию мог быть только один ответ, и я его, естественно, дал, зевнув насколько только открывался рот.

— У Вас всё, товарищи? Я несколько устал после самодеятельности, поэтому ещё посплю, пожалуй.

— Не всё, — произнёс второй — мужчина в сером пальто, который не представился. — Что ты пел про объединение?

— Вам текст полностью привести? Или только последние строки?

— Нет. Он у нас есть. Нам интересно к чему и кого ты призывал объединить?