Короче говоря, подобный же подход я хотел внедрить и в литературе. Не убирать очевидно клюквенные антикоммунистические моменты, а наоборот — выпячивать их. Пусть советские люди поймут, что их на западе на самом деле считают не вторым и не третьим, а скорее пятым сортом. Глядишь, мозги встанут на место.
— Михаил Сергеевич, — вырвал меня из задумчивости местный начальник. — Давайте в актовый зал пройдем, там уже сотрудники собрались, только вас ждут.
— Ну что ж, давайте, для того и приехал, — я с определенным сожалением отложил в сторону томик Кларка и последовал за своим провожатым. Бросить все, уехать в Ялту, лежать у моря, пить ром с — за неимением кока-колы — яблочным соком и читать фантастику, а не вот это вот все…
Встреча с сотрудниками издательства могла бы так и остаться очередным протокольным междусобойчиком. Сколько их же было за этот год? Не один десяток. Подробности большей части таких мероприятий стираются из памяти едва ли не на следующий день. Вот они есть, а вот их уже нет.
Я как обычно вышел на небольшую «сцену» — актовый зал издательства больше напоминал большую школьную аудиторию размерами, все же не на завод-гигант приехал, другие масштабы, — поздоровался, толкнул речь насчет изменений в госполитике, насчет того, что правительство уделяет значительное внимание в том числе и такому жанру, как фантастика, что, мол, уметь мечтать о будущем, а не только смотреть под ноги и думать о хлебе насущном, — это тоже важный навык.
— А вы сами, товарищ Горбачев, что читаете? — раздался из зала вопрос, когда я выдохся и предложил перейти от монолога к диалогу.
— Я фантастику уважаю, однако, честно говоря, за последний год фактически не прочитал ни одной художественной книги. Верите, нет, товарищи, просто не хватает времени. Работать приходится практически без выходных и даже в отпуск в прошлом году не сходил, нарушая все требования КЗоТа. То одно, то другое, какой-то текст перед глазами постоянно, но вот именно на художественную литературу нет ни сил, ни времени, — я с улыбкой на лице повернул голову к задавшему вопрос и неожиданно понял, что его лицо мне знакомо. Да и голос тоже, интонации, правда, непривычные во многом, но это как раз понятно.
Передо мной всего в десятке метров стоял Жириновский. Собственной персоной. Еще молодой, но уже вполне узнаваемый. Видимо, местный директор заметил какую-то тень заинтересованности в моем взгляде, поэтому тут же встрял в диалог и пояснил:
— Это наш руководитель юротдела, Жириновский Владимир Вольфович.
(Жириновский В. В.)
Да уж, свела судьба с еще одним интересным кадром.
Мысль мгновенно унеслась дальше. Жириновский всегда занимал свою достаточно узкую, но стабильную «экологическую нишу» оппозиции справа. Пока в СССР никакой «общественно-политической» жизни просто не существовало, однако вариант с необходимостью перепрыгнуть из кресла генсека в кресло президента Союза я в голове держал постоянно. КПСС — структура сложная. Гарантировать, что там не созреет заговор, как против Хрущева в 1963 году, я не мог совершенно точно. Даже среди моих сторонников «партия реформаторов», считающая мои действия недостаточными, имела немалое влияние. Пока между группировками — реформистов и консерваторов, русских и нацменов, условных силовиков, красных директоров и экономистов — все они составляли рваное лоскутное политическое поле, причудливо перемешиваясь друг с другом. Один и тот же человек мог легко состоять в нескольких разных «фракциях», как бы не любили это слово в КПСС. Пока удавалось лавировать, но уверенности, что так будет и дальше, честно говоря, не было.
И вот, исходя из этих соображений, иметь человека, способного взять на себя роль официальной оппозиции, который бы знал при этом свое место и не претендовал на верховное лидерство, было совсем не ошибкой.
Из зала меж тем продолжали поступать вопросы, на которые я чисто механически давал ответы, благо ничего особо острого за время встречи так и не прозвучало. Людей интересовали все те же вопросы: жилье, продукты, антиалкогольная кампания, международная обстановка.
Уже после встречи с коллективом я отдельно поинтересовался у Карцева о Жириновском. Владимир Петрович пожал плечами и дал достаточно сомнительную, как для обычного человека, характеристику:
— Работящий, умеющий вникать в детали. Лидер по жизни, но имеет свойство влипать в разные неприятные ситуации. Характер сложный, любит высказать свое мнение, идущее вразрез начальству.
— Хм… Есть у меня должность одна. Собачья, если честно. Нужен человек, который будет руководить отделом по разбору писем от населения. Мы туда студентов набрали, а так чтобы организовать работу, никто особо желанием идти не горит. Уже два человека сбежали, сверкая пятками. Работы много, а карьерные перспективы — весьма туманные.
— Возможно… — Владимир Петрович явно не был готов рекомендовать Жириновского хоть куда-то и вообще демонстрировал полнейшее удивление тем, что я заинтересовался рядовым, в общем-то, клерком.
Так или иначе, судьба человека, мать которого была русской, а папа — юристом, в этот день сделала резкий поворот. Я совершенно точно не был уверен в правильности этого кадрового решения, поэтому, прежде чем пускать Вольфовича в «большую игру» — какая большая игра, если он даже членом партии-то не был, впрочем, это возможно было в некоторой степени и плюсом, — хотел сначала присмотреться к нему накоротке. Уже с середины августа Жириновский перебрался на работу в Кремль, а я получил в обойму человека, который при всей своей показной эксцентричности до последнего вздоха стоял на позиции русской великодержавности.
Глава 16−1
Сельское хозяйство
24 августа 1986 года; Воронежская область, СССР
СЕЛЬСКАЯ ЖИЗНЬ: Борщевик Сосновского: от кормовой культуры к опасному сорняку
Постановлением Правительства СССР борщевик Сосновского, ранее считавшийся перспективным кормовым растением, официально признан опасным сорняком. Это решение принято в связи с многочисленными случаями ожогов у граждан, а также стремительным распространением растения, угрожающим сельскому хозяйству.
Борщевик, завезенный в послевоенные годы для укрепления кормовой базы, оказался бичом полей и лугов. Его сок, вызывающий тяжелые ожоги под воздействием солнца, представляет прямую угрозу здоровью человека. Растение демонстрирует необычайную живучесть: одно соцветие дает десятки тысяч семян, а мощная корневая система делает его неуязвимым для механического уничтожения.
Министерство сельского хозяйства СССР признало свою ошибку в массовом внедрении борщевика. Ученые, ранее недооценивавшие его агрессивность, теперь бьют тревогу: если не принять мер, сорняк захватит новые территории, включая северные регионы.
Правительство СССР и местные исполкомы разработают программу по борьбе с борщевиком. Однако теперь исправлять ошибки недальновидных решений придется простым труженикам села, которые годами будут вынуждены очищать земли от этого опасного растения.
Настоящий случай — суровый урок, напоминающий о необходимости ответственного подхода к внедрению новых культур. Только совместными усилиями мы сможем победить «зеленого агрессора» и защитить наши поля для будущих поколений!
— Наступил август, а это значит, что доблестным труженикам села время приступать к уборке засеянной на 65 миллионах гектаров пашни яровой пшеницы по всему Советскому Союзу… — вещал диктор на радио отвратительно бодрым, как для такого раннего утра, голосом.
В «поля» мы выдвинулись пораньше, «по холодку», пока летнее солнце еще не поднялось высоко и не начало жарить бегающих по земле людишек. Впрочем, уже в восемь утра термометр показывал 25, к полудню обещая все 30–32, так что совсем спастись от жары было практически невозможно.
