Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Мне ужасно не хотелось, чтобы кто-то из дружины решил отправиться следом. А уж тем более сам Морозов. С него, что называется, станется — и с сопровождающей группой, и с оружием наперевес, даже если я иду туда, куда меня пригласили одного.

А я должен был быть без сопровождения. Таковы были условия встречи. Переданный клубочек, и взгляд Митрича — всё вели именно к этому.

Я вынул из кармана клубок. Покатал в ладонях. Он был неожиданно тёплым, будто кто-то только что держал его в руках. Или лапах.

— Ну, давай, — пробормотал я почти ласково, как говорят котёнку.

Зажал между пальцами конец нити, опустился на корточки и поставил клубок на землю. Тот пару секунд полежал, словно прислушиваясь, а потом я слегка подтолкнул его вперёд. Он покатился. Не стремительно, не хаотично — нет. Неторопливо, как будто знал дорогу и у него была цель.

Я только усмехнулся и покачал головой. Таких вещей, пожалуй, когда-то испугался бы. Или хотя бы удивился. Теперь же я просто шагнул следом, подстроился под движение проводника. Пошёл спокойно, без спешки, как словно всегда так и ходил — за клубками, в чащу.

Тропинка вилась, петляла, всё время чуть сворачивая с привычного маршрута. Поначалу она ещё напоминала дорогу — вытоптанную, узнаваемую. Но постепенно трава становилась гуще, корни ближе к поверхности, и шаг приходилось выбирать аккуратнее.

Пахло лесом, смолой, прошлогодней хвоей и прелыми листьями. Воздух был плотный, влажный, насыщенный звуками. Где-то высоко, в кронах, щебетали птицы, перебрасываясь короткими, резкими фразами. Казалось, они не просто пели — спорили.

Шел я молча, внимательно глядя под ноги, но краем глаза не выпускал из виду катящийся клубок. И с каждым шагом становилось яснее: он действительно ведёт. Не просто катится наугад — а сопровождает туда, где меня уже ждут.

Спустя примерно двадцать минут хода лес начал меняться. Деревья стали расти гуще, трава — выше, и шаги стали осторожнее. Я уже вошёл в тот ритм, когда перестаёшь считать время и просто идёшь, прислушиваясь к звукам вокруг — к шорохам листвы, к хрусту сучьев под ногами, к ровному, почти убаюкивающему перекату клубка впереди.

И тут появилась развилка. Не сразу заметная — просто в какой-то момент я понял, что тропинка раздваивается. Одна часть, протоптанная чуть чётче, уходила направо, туда, где между стволами деревьев едва угадывалась тень постройки. Сквозь листву проглядывало что-то прямое, искусственное — может, крыша, может, стена. Невольно замедлил шаг, задержался, всматриваясь. В голове мелькнула мысль: а что, если свернуть? Что там меня ждет? Кто?

Любопытство подняло голову. Лес будто сам подталкивал — шептал в ухо, манил. Мне подумалось, что надо выяснить кто там живет. Или потом я буду жалеть, что не заглянул…

Но клубок в это время не остановился. Он, не сбавляя ни капли своей ровной, упрямой скорости, покатился дальше — влево, в сторону, где тропинка, почти теряясь в траве, вела к ручью. Там, между кустами уже слышался негромкий плеск воды.

Я стоял ещё пару секунд, ощущая, как внутри борются две силы — тяга свернуть и тихое, настойчивое знание, что путь уже выбран. Что клубок ведает больше, чем я.

Глубоко вдохнув, я отогнал лишние мысли и двинулся за проводником. Шаг в сторону ручья дался как взрослое решение. И лес сразу будто стал тише, одобрительно приняв мой выбор.

Стволы деревьев тянулись ввысь с упрямой, вековой силой. Кора потемнела, местами став почти чёрной, с глубокими бороздами, как морщины на лице старого человека. На корнях появился мох — не тот мягкий ковёр, к которому я привык, а живой, густой, с тяжёлыми каплями влаги. Он не просто лежал, а тянулся и свисал с ветвей, как длинные бороды, цеплялся за сучья и кусты, укрывал пни, будто заботливо укутывал их в тяжелое одеяло.

Воздух стал гуще и сам лес начал дышать иначе. Между деревьями мелькали белёсые бабочки — призрачные, почти прозрачные, то ли настоящие, то ли уже часть самого леса. А чуть выше, там, где солнечный свет пробивался с трудом, тянулись тонкие, едва заметные нити паутины — пересекали тропинку в самых неожиданных местах, иногда мягко касаясь кожи.

И вдруг где-то совсем рядом, в стороне, раздался сухой треск. Такой, как бывает, когда кто-то резко наступает на валежник — и ломает его с хрустом. Я замер. Сердце слегка ускорило ход. В лесу этот звук прозвучал особенно отчётливо, будто сам воздух отозвался.

Я обернулся. Прислушался. Вгляделся между деревьями.

Но ничего не последовало. Ни шагов, ни шелеста, ни даже дыхания ветра. Всё вновь стихло, как будто звук был случайностью, или… предупреждением.

Но просто так стоять в этом лесу казалось опасным. И потому я направился дальше. Клубок катился впереди, уверенно, без колебаний, будто точно знал путь, хотя тропинка под ногами уже давно расплылась. Линия её лишь угадывалась по чуть примятой траве и редким просветам между кустами. Но клубок не сбивался — катился точно, как будто всё ещё видел её.

Скоро я заметил, как изменилась почва. Под ногами стало мягче, даже пружинисто — как будто шёл по толстому слою старой хвои. Шаг сделался тише, глуше. Ни щебня, ни сучьев, только ровная, влажная земля, упругая и немного прохладная. Воздух тоже изменился — посвежел, стал легче. Я уловил знакомый запах воды. Сначала он был тонким, как дыхание: влажная земля, немного гнилой древесины. Потом к нему добавилась болотная мята, и вместе с ней — отчётливая прохлада, как будто где-то совсем рядом открылась прозрачная глубина.

Клубок вывел меня на пригорок. Я поднялся на него, придерживая рюкзак за лямку, и замер.

Внизу, между ровными высокими соснами, стоял домик. Небольшой, но ухоженный. Тёмное дерево, резные ставни, крыша, покрытая тесом — как будто её только недавно починили. Из трубы тянулся тонкий, ленивый дымок. За домом текла река. Вода в ней была прозрачной до белёсой синевы — как будто сквозь неё можно было разглядеть глубже, чем просто дно. Берега поросли болотной осокой, стрелолистом, кое-где в воде торчали длинные, как копья, листья.

И в тот самый миг я понял: это то место. То, куда должен был прийти. Почему — не знал. Но сердце уже стучало быстрее, как всегда бывает перед встречей или откровением. Я стоял, слушал себя, вдыхал сырой, живой воздух, и сдержанно вздохнул, отгоняя подступивший мандраж.

А потом шагнул по узкой тропинке, которая вела вниз — к дому обнесенному забором из редких жердей.

Калитка едва слышно скрипнула, когда я толкнул её. Пересек небольшой ухоженный сад, поднялся по ступеням крыльца. Я собрался постучать в дверь, но она внезапно отворилась сама. Без скрипа, без звука — просто распахнулась, будто хозяин избушки давно меня ждал.

В проёме дома появилась молодая девушка — темноволосая, в длинном до пола сарафане, украшенном тонкой вышивкой по краю. Свет падал ей на плечи, подчеркивая мягкие черты и спокойное, но внимательное выражение лица. На вид ей было не больше двадцати пяти.

Она на секунду замерла, внимательно осмотрела меня с ног до головы, как будто не сразу поняла, кто перед ней. Потом заглянула мне через плечо, словно ожидала увидеть кого-то ещё, как минимум второго гостя — может, даже более знакомого, чем я. Но никого, кроме меня, не оказалось.

И вдруг взгляд её упал вниз. Клубок как ни в чём не бывало подпрыгивал у её ног, словно счастливый щенок, обрадованный встрече. Он качнулся вбок, задел подол её сарафана и снова подпрыгнул — немного неуклюже, но с таким видом, будто очень спешил выразить свою преданность.

— И как ты тут оказался? Опять сбежал из корзинки, — пожурила она его ласковым, чуть смеющимся тоном. Наклонилась и протянула к нему ладони.

Клубок тут же забрался к ней в руки, устроился в них уютно и даже чуть прижался нитяным боком к её коже — будто хотел извиниться, но и показать: не зря ушёл, дело было важное.

Девушка снова перевела взгляд на меня. Её глаза прищурились.

— А ты какими судьбами в наших краях? — спросила она, голосом ровным, но живым. — Или заблудился?