Иметь в должниках самого Ногая, конечно, хорошо, но как это связать с сегодняшними проблемами мне пока не ясно. В моей голове завертелись всевозможные варианты, но Иргиль не стала дожидаться, когда я додумаюсь.
— Я могу пойти в лагерь Ногая. — Произнесла она, глядя мне прямо в глаза, — Он помнит о своей клятве, и я попрошу его встретиться с тобой.
— Нет! — Сходу отвергаю ее предложение. — Об этом не может быть и речи!
Иргиль не спорит со мной, просто смотрит на меня и ждет, когда эмоции уступят место разуму. Ее маленькая ладошка легла на мою руку.
— Поверь, я ничем не рискую! Ногай меня не тронет! Захочет встретиться с тобой или нет — этого не знаю, но меня не тронет!
* * *
В верстах десяти выше по течению река Уллучай совсем мельчает. Ее можно переехать вброд, не замочив конских лодыжек.
Так мне говорили знающие люди, и сейчас я сам это вижу. Кобыла осторожно ступает по каменистому дну, а бегущий поток бурлит чуть выше ее копыт.
Выехав на противоположный берег, спрыгиваю с седла и сажусь на большой валун. Моего визави еще нет, но ничего, я готов подождать.
Иргиль все-таки удалось уговорить меня, и, скрипя сердцем, я ее отпустил. Ее не было три дня, и все эти три дня я не мог ни есть, ни спать! День и ночь меня грызло ощущение беды, и я клял себя за то, что послушался ее.
Вчера она вернулась. Три дня ожидания так вымотали меня эмоционально, что даже на радость сил не осталось. Обняв ее, я просто прошептал ей на ухо, что больше никогда никуда ее не отпущу.
Она так же тихо ответила мне:
— Я знаю!
Потом был рассказ — со всеми подробностями и с самого начала. Как я и ожидал, едва она перешла реку, то сразу же нарвалась на ордынский дозор. На все вопросы она отвечала, что будет говорить только с Ногаем, и просила отвести ее к темнику.
Когда Иргиль надо, она может сказать так, что ослушаться ее невозможно, и, тем не менее, сразу к Ногаю она не попала. Сначала ее отвели к сотнику, потом к тысячнику, и только на следующее утро Ногай ее принял.
Напомнив о его клятве исполнить любую ее просьбу, Иргиль попросила его назначить мне тайную встречу, упирая на то, что разговор со мной выгоден в первую очередь ему — Ногаю.
Всесильный темник ничего ей сразу не ответил, а приказал страже увести и держать под охраной. Два дня она просидела одна в шатре, не зная, чем завершится ее просьба, но на третий Ногай отпустил ее, назначив мне встречу в этом самом месте.
Пока я не знаю, чем она закончится: возможно, Ногай захочет использовать ее, чтобы захватить меня в плен. О таком варианте мне думать не хочется, но, на всякий случай, разведчики Стылого следят за дорогой на ордынском берегу, а Калида с отрядом прячется на нашем. У всех — строжайший наказ не высовываться и не выдавать себя до самого крайнего случая.
Сижу уже минут пять, но вот слышу стук копыт на каменистой дороге и поднимаю взгляд туда, где тропа выходит к берегу. Через пару мгновений вижу выехавшего из-за скал всадника. Он один!
Двинувшись в мою сторону, он остановил коня в шагах десяти и спрыгнул с седла. Не торопясь, поднимаюсь ему навстречу. Ногая мне довелось видеть всего один раз, десять лет назад, на приеме у Бату-хана. Давненько, но на память я не жалуюсь, и Ногая узнаю сразу: кончики губ надменно загнуты вниз, не монгольский прямой нос с горбинкой на почти круглом широкоскулом лице.
Наклонив голову, изображаю приветствие и получаю от Ногая такое же подобие поклона. Несколько мгновений мы молча рассматриваем друг друга, и только после этого Ногай задает вопрос:
— Так что ты хотел сказать мне, урусс⁈
К этой встрече я подготовился и, не отвечая на вопрос, начинаю по плану:
— Ты, наверняка, знаешь, многоуважаемый Ногай, что покинувший этот мир великий полководец Бурундай не оставил после себя прямых наследников. Бескрайнее небо не даровало ему сыновей, и потому все два года после его смерти в его бывшем улусе идет беспощадная война за власть. В последнее время, правда, приходят новости, что Куридай, внучатый племянник Бурундая, начал брать верх. Он уже отправил на тот свет своего главного противника Садай-Агу, а в битве под Коростенью разгромил своего двоюродного дядю Угэчи. Ежели так пойдет и дальше, то скоро он прибере…
Не дослушав, Ногай грубо оборвал меня на полуслове:
— Какое тебе до всего-этого дело, урусс! Придет время, и мы сами разберемся со всеми своими проблемами.
Одеваю на лицо маску полнейшего равнодушия.
— Конечно, никакого! Пусть Куридай правит, раз сумел пробить себе дорогу, только вот дошли до меня слухи, что ты, Ногай, тоже на место Бурундая метил… — Держу многозначительную паузу, а потом демонстративно развожу руками. — Но раз нет, так и говорить не о чем! Дело хозяйское!
Сказав, начинаю уже было разворачиваться, но, словно внезапно вспомнив, останавливаюсь.
— Да, вот еще что! Ты ведь, наверняка, это и сам знаешь! Когда Куридай утвердит свою власть в низовьях Днепра, он ведь на этом не успокоится! Юноша он амбициозный, его оттуда на Дон потянет, а там и до Тамани недалеко! — Позволяю себе чуть ироничную усмешку, глядя на мрачную физиономию Ногая. — А кого ему бояться! Даже если вы с Менгу-Тимуром здесь, на этой речке все-таки возьмете верх, вам это будет стоить такой крови, что на борьбу с Куридаем сил уже не останется. Это, если еще Менгу-Тимур захочет тебе помогать, что вряд ли! Ему сильный Ногай нужен еще меньше, чем ершистый Куридай!
Замолкаю и кивком головы показываю, что разговор окончен. Ногай по-прежнему медлит, и я уже делаю первый шаг, но он все же останавливает меня.
— Подожди!
Поворачиваю голову и смотрю прямо ему в глаза, пока он не добавляет:
— Так зачем ты меня звал⁈ Ведь не для того же, чтобы пугать Куридаем!
«Ну вот и все, — мысленно поздравляю себя, — мышь сунула нос в мышеловку, осталось только захлопнуть дверцу!»
Держа паузу, медленно разворачиваюсь и возвращаюсь на место. Ногай чуть ниже меня ростом, но гораздо шире в плечах. Он смотрит на меня прищуренным оценивающим взглядом, и, выдержав его, я начинаю.
— Конечно нет, многоуважаемый Ногай! Зачем мне рассказывать тебе то, что ты и так знаешь! Я здесь лишь для того, чтобы дать тебе возможность сделать правильный выбор. Пока ты стоял за хана Берке, я тебя понимал. Он дал тебе во владение Тамань, сделал тебя своим полководцем, а что дал тебе Менгу-Тимур⁈ Что он вообще может дать такому воину как ты, Ногай⁈ Ничего! Он боится тебя, твоей славы, твоей популярности в войске и воткнет нож тебе в спину сразу, как только ты станешь ему не нужен!
Ногай недовольно поморщился.
— Хватит! Что ждать от Менгу-Тимура я знаю и без тебя! Ты лучше скажи, чего мне ждать от тебя⁈
«Вот это другой разговор, — хмыкаю про себя, — сразу, без лишней мишуры, прямо в лоб! Похвально!»
Одеваю на лицо деловое, бесстрастное выражение и добавляю в голос торжественного официоза.
— От себя лично и от лица Великого хана улуса Джучи могу заверить тебя, Ногай! Ежели ты оставишь лагерь Менгу-Тимура, то Туда-Мунке отдаст тебе все земли, коими владел Бурундай в полное и независимое владение! — Впиваюсь в него глазами и добавляю чуть другим тоном: — Не встанешь на нашу сторону, не присоединишься к войску Туда-Мунке, а просто покинешь лагерь Менгу-Тимура.
Несколько секунд напряженной тишины, и Ногай таки ведется на мои посулы, хотя и прячет свой интерес за враждебной недоверчивостью.
— С чего бы мне верить тебе, урусс⁈ Твои слова это всего лишь твои слова, и даже не Туда-Мунке!
Награждаю его жестким ледяным взглядом и достаю из-за пазухи кожаный футляр. Аккуратно вытаскиваю из него пергамент с ханской тамгой Туда-Мунке и передаю его Ногаю.
Тот читает грамоту, в которой написано, что волею Великого хана улуса Джучи ему, Ногаю, правнуку Чингисхана, внуку Тевал-хана, седьмого сына Джучи, отдаются в полноправное и вечное владение все причерноморские степи от Дона до Дуная.
