Аландская Звезда (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Фух, — шумно вздохнул он, вытирая со лба пот. — Думал, с ума сойду от духоты.

— Осторожнее, майн либер, — крикнул я ему сквозь щель в рубке. — Тут стреляют!

— Плевать, — равнодушно отозвался инженер. — Пусть убьют, но только на свежем воздухе.

— Я так понимаю, вентиляция не слишком эффективна?

— Увы. Но у меня есть пара мыслей по этому поводу. И я непременно все исправлю, если, конечно, переживу этот день. Кстати, ваше императорское высочество, мы разве до сих пор не победили?

— Скажем так, бой еще продолжается! И пока он идет, можете называть меня господин генерал-адмирал. Для краткости.

— Благодарю за честь…

— Все, ступайте вниз, здесь сейчас будет жарко!

Вернувший способность двигаться броненосец, постепенно ускоряя ход, ринулся в гущу событий. Но не в общую свалку, где участников хватало и без нас, а как можно ближе к проходу между островами, где уже показались медленно двигающиеся задним ходом «Глаттон» и «Тандер». Немного отставая от них, пятился «Трасти», на который буквально наседал «Бомарзунд».

— Вы только полюбуйтесь, — восхищенно воскликнул Лисянский. — Бутаков в одиночку выгнал их всех…

— Не завидуй, Платоша, — ухмыльнулся я. — Сейчас мы окажемся в точно такой же ситуации. Кстати, а где четвертый?

— Что, простите?

— Я говорю, что у союзников оставались еще четыре броненосца. Троих мы видим, где еще один?

— Рискну предположить, что с ним уже покончено! Поэтому нам надо поторапливаться, иначе вся слава достанется свеаборжцам!

Надо сказать, я совершенно не разделял оптимизма Лисянского. Судьба «Метеора» в тот момент была нам еще не известна. Но даже если предположить, что тот погиб или вышел из строя, все равно перед «Севастополем» были, по меньшей мере, два противника, бронированных куда лучше нашего. А динамитная пушка, на которую мы делали ставку, вышла из строя. Так что надеяться в предстоящей схватке можно было только на таран и два нарезных орудия.

— «Петропавловск»! — неожиданно крикнул Платон, показывая рукой на буквально вывалившийся из общей свалки броненосец, явно спешивший к нам на помощь.

— Тогда пляшем дальше! — облегченно вздохнул я.

С вами случалось добиться чего-нибудь значимого, но совершенно не так, как это планировалось? Когда ты вроде бы и молодец, но… Примерно так чувствовал себя командир «Петропавловска», недавно произведенный в капитаны второго ранга Федор Клокачев. С одной стороны, он вроде бы добился немалого успеха: нанес повреждения сразу двум вражеским 120-пушечникам, а третий — «Марлборо» — приголубил так, что тот оказался практически небоеспособным, а возможно, уже и затонул. Ведь в пылу схватки у русских моряков не было времени и возможности наблюдать за его судьбой.

Беда была лишь в том, что все это он планировал сделать с помощью изобретенной им машины, которая… ну не то чтобы совсем подвела, но сработала все-таки не так, как планировалось! Именно это обстоятельство вызывало у молодого офицера разлитие желчи и острое разочарование. Поэтому он при первой же возможности покинул пост управления и бросился разбираться с капризным механизмом поворотной шестовой мины. Ситуация осложнялась тем, что большая часть минеров во главе с командовавшими ими мичманом Чагиным получила контузии при взрыве и ничем не могла помочь своему командиру.

— Да чтоб тебя! — в отчаянии выругался офицер, придя к пониманию, что не сможет ничего исправить.

— Дозвольте обратиться, ваше высокоблагородие? — подал голос вылезший из трюма вольнонаемный механик.

— Обратись, коль приспичило, — не слишком любезно, но все же без грубости ответил ему Клокачев.

— У вас, извольте видеть, тут шпиндель разболтался, потому как стоит неправильно. В правду сказать, руки бы поотрывать тому, кто его эдак сюда вставил!

— Что?

— Я говорю, у того, кто это шпиндель ставил, руки не из плеч растут, а совсем из другого места…

— Погоди, любезный. Ты что же, в минных механизмах разбираешься?

— Нет! То есть, да!

— Так нет или да?

— Про мины я, ваше высокоблагородие, не во гнев будь сказано, ничего не знаю, а вот в механизмах, того!

— Чего, того?

— Мал-мал разбираюсь, говорю, этого самого.

— Починить сможешь?

— Да чего его тут чинить, господин офицер, я ж вам толкую, что шпиндель надобно по-людски поставить, и тогда оно само крутиться будет.

— А мину подвести правильно сможешь?

— Господь с вами, нешто я убивец какой?

— Я смогу, ваше высокоблагородие! — выступил вперед коренастый моряк с чумазым лицом.

— Кто таков?

— Матрос второй статьи Волков.

— Откуда знаешь про мины?

— Видал, как минеры работают. Любопытствовал. Их благородие господин мичман не ругались, а наоборот, хвалили. Молодец, грят, Волков, если что случится, заменишь кого-нито!

— Он справится, — тихо сказал подошедший к ним Чагин, голову которого вместо фуражки украшала белоснежная пока еще повязка.

— Коля, ты цел? — обрадовался Клокачев.

— Да что мне сделается, — попытался улыбнуться юноша, но тут же сморщился от боли. — Голова только болит.

— Славно. Вот что, орлы, — повернулся к добровольным помощникам командир. — Поступаете в распоряжение его благородия. Слушать его как меня!

— Есть!

После этого повеселевший Клокачев поспешил вернуться на свое место и уже совсем по-другому вгляделся в окружающую его картину. Вокруг по-прежнему творился бардак. Сражение давно разбилось на отдельные схватки между кораблями. На стороне союзников и в особенности англичан была их многочисленность. На стороне русских охвативший их кураж, ну и конечно, броненосцы. Причем не только неразлучная парочка из «Первенца» и «Не тронь меня», но и «константиновки».

Защищенные брустверами канонерки вели себя как стая пираний в воде, бросающихся на всех, до кого могли дотянуться. Стоило кому-то из британцев сцепиться в артиллерийской дуэли с русским линейным кораблем или фрегатом, как с кормы к нему тут же пристраивались несколько канонерских лодок и начинали обстреливать из своих мощных 60-фунтовок и митральез.

Не отставали от них и колесные фрегаты, успевшие захватить к этому времени ни один десяток призов. И решительно атакующих корабли союзников всякий раз, когда те пытались им помешать. Причем, со стороны можно было подумать, что они собираются таранить или ударить миной… отчего англичане с французами регулярно оказывались в некотором изумлении.

Однако, если в дело вступят неприятельские броненосцы, ситуация могла бы тут же перемениться. И Клокачев решительно двинулся на их поиски. Благо, местоположение оных не составляло ни малейшего секрета.

В результате заключительная часть Свеаборгского сражения свелась к трем отдельным схваткам. В первой паре сошлись все еще пятившийся «Трасти», которого все-таки нагнал «Бомарзунд». Понимая, что попытка таранить может кончиться плохо, Поклонский с Бутаковым подвели броненосец практически на пистолетный выстрел и обрушили на врага всю мощь своей артиллерии.

Главная надежда была, конечно, на нарезные орудия, но важную роль сыграли, как ни странно, снятые с английских трофеев 68-фунтовки. Разболтавшиеся от непрерывно молотивших по броне ядер деревянные крепления не выдержали, после чего отдельные плиты стали отваливаться от бортов как размокшая штукатурка. После этого русские снаряды стали пробивать борта, поражая вражеских моряков щепой.

Не остались в долгу и британцы. Выпущенные ими бомбы неоднократно раскалывали импровизированную броню «Бомарзунда», нанося ему ничуть не менее тяжелые повреждения. В конце концов, артиллерия обоих противоборствующих кораблей практически замолчала, а ход упал. После чего беспомощным положением «Трасти» воспользовался командир «Балагура» лейтенант Тыртов.

Видя, что тот практически перестал оказывать сопротивление, он немедленно подошел к обессилевшему противнику и высадил на исковерканную палубу броненосной батареи абордажную партию. Это для понесшего большие потери английского экипажа было уже чересчур, а потому сопротивления почти не последовало. И хотя это был далеко не первый корабль, поменявший флаг во время этой войны, Тыртов стал единственным, кому удалось захватить броненосец.