Аландская Звезда (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

Произошедшая одновременно с этим схватка «Петропавловска» с «Глаттоном» вышла более скоротечной, но ничуть не менее драматичной. Сразу же наметивший себе жертву Клокачев направил свой броненосец на врага, молясь только об одном, чтобы проклятый механизм все-таки сработал, принеся изобретателю не только победу, но и моральное удовлетворение.

Английский капитан, разумеется, ничего не знал о новом «чудо-оружии», и потому опасался только тарана. Выдержав несколько попаданий из носовой пушки русского корабля, он сумел вовремя увернуться от вражеского форштевня. Однако на сей раз мудреное устройство на носу «Петропавловска» сработало как положено, и заведенная под днище британской броненосной батареи мина проделала в ней изрядную дыру, после чего «Глаттон» немедленно затонул, с большей частью своего экипажа.

Третья схватка, как вы по всей вероятности и сами понимаете, произошла между моим «Севастополем» и «Тандером». Мин у меня не было, динамитная пушка вышла из строя, а артиллерийская дуэль казалась мне делом заведомо безнадежным. В конце концов, у противника лучшая на сегодняшний день броня из кованого железа, а у нас всего лишь расплющенные рельсы. Поэтому мы с Лисянским не стали попусту тратить время и сразу же попытались таранить противника.

А вот капитан «Тандера» оплошал и начал маневр уклонения слишком поздно. Многие исследователи впоследствии высказывали самые разные предположения: от внезапной поломки рулевого механизма до вышедшей из строя машины. Так это или нет, сказать уже невозможно, ибо из экипажа английского броненосца осталось всего лишь несколько матросов.

Таран «Севастополя» встретился с бортом «Тандера» под довольно острым углом, но не скользнул по нему, а проделал в нем длинную узкую пробоину, в которую немедленно хлынула вода, и обреченный корабль камнем пошел ко дну.

Увидев печальную судьбу своих броненосцев, Кокрейн понял, что сражение окончательно проиграно и поспешил вывести остатки эскадры из боя. Отягощенные добычей корабли и фрегаты Мофета не решились начать преследование, а «Первенец» и «Не тронь меня» были для этого слишком тихоходны. Да и сил для нового рывка, если честно, не оставалось.

— Что ж, господа, на этом все, — устало сказал я, провожая взглядом уходящего противника. — По крайней мере на сегодня!

Глава 24

Кричащие заголовки утренних новостей, опубликованные на первых полосах всех английских газет, стали настоящим шоком для подданных королевы Виктории. Быть может, впервые за эту тяжелую войну всех британцев, от августейших обитателей Букингемского и Вестминстерского дворцов до самой последней портовой ночлежки где-нибудь в рабочих кварталах Манчестера, охватило стойкое предчувствие поражения.

До сих пор все неудачи в борьбе с Северным колоссом старались объяснить случайностью. В провальной Балтийской кампании прошлого года обвинили Нейпира. Разгром на Черном море списали на гнев стихии, против которой человечек все еще бессилен. Тяжелое поражение под Моонзундом объясняли коварством Черного принца, устроившего Королевскому флоту ловушку, а также пассивностью союзников, не слишком торопившихся с приходом на театр боевых действий.

Но летом вся британская, а вслед за ней европейская пресса, захлебываясь от восторга, живописала подготовку самой сильной эскадры со времен Трафальгара. Могучие паровые линкоры, неуязвимые броненосные батареи и многочисленные легкие силы должны были поставить точку в этом затянувшемся конфликте и окончательно сокрушить слишком много возомнивших о себе варваров.

Поначалу приходившие в Лондон вести вызывали чувство законной гордости. Многочисленные репортеры слали одну телеграмму за другой, в которых подробнейшим образом описывали каждый шаг союзной эскадры. Газетные заголовки так и пестрили сообщениями об успехах: Победоносный королевский флот овладел морем! Черный принц не решился принять вызов победоносного лорда Кокрейна! Русские корабли прячутся за минными полями, под прикрытием береговых батарей, не рискуя выходить в море! Бомбардировка Свеаборга привела к молчанию русской артиллерии!

Казалось, еще один шаг и русская твердыня падет, после чего столица порабощенной восточными варварами Финляндии с восторгом встретит своих освободителей, после чего «тюрьма народов» окончательно развалится на радость всему передовому человечеству. Именно этого ждали разгоряченные приятными известиями жители Туманного Альбиона.

И вот пожалуйста, броненосные батареи оказались вовсе не такими уж неуязвимыми, могучий союзный флот разгромлен, а все, что удалось непобедимому доселе Кокрейну — это спасти жалкие остатки эскадры, лишившейся своей красы и гордости — всех трехпалубных стодвадцатипушечников, уведя уцелевшие в очередном русском погроме корабли в Данию. Правительство которой тут же выступило с меморандумом против нарушения собственного нейтралитета.

Принять подобную реальность жителям Соединенного Королевства оказалось совсем не просто. Британцы середины XIX века твердо верили в великую силу Прогресса (да-да, именно так, с большой буквы), а также что именно их страна является безусловным лидером мировой цивилизации. Причем не только в материальном, но и в духовном смысле. Иначе почему всемогущий Господь позволил стать мировой фабрикой именно их благословенной державе?

А тут внезапно оказалось, что в далекой северной России, жители коей по своему развитию совсем недалеко ушли от африканских негров или американских туземцев и лишь по недоразумению считались белыми, тоже строят броненосцы, пароходы и нарезные пушки, с помощью которых громят цивилизованных европейцев на всех фронтах. Было от чего впасть в ступор.

Что с этим делать и как жить в этом новом мире дальше пока не понимал никто. Первым, кто высказал сколько-нибудь здравую идею, как ни странно, оказался муж королевы Виктории — принц Саксен-Кобург-Готский Альберт, приходившийся ей, к слову, двоюродным кузеном. Ознакомившись с утренней прессой, его высочество ненадолго погрузился в размышления, после чего решительно двинулся в покои своей августейшей супруги, которую застал в совершенно расстроенном виде.

— Что нам делать, Альберт? — подняла на него заплаканные глаза королева.

— Спасать то, что еще возможно, — бесстрастно ответил ей муж.

— Но как?

— Во-первых, следует отправить в отставку весь кабинет лорда Пальмерстона. Во-вторых, немедленно уведомить правительство императора Александра, что Великобритания желает мира.

— Желает или вынуждена просить? — неожиданно зло посмотрела на него Виктория.

— В данном случае нет никакой разницы, — пожал он плечами. — Продолжение этой войны нам невыгодно, а следовательно ее нужно прекратить.

— После стольких поражений?

— Это не последняя наша война. К следующей мы подготовимся лучше.

— А сейчас нам придется испить позорную чашу…

— Совершенно необязательно, дорогая. Русские хорошие воины, этого у них не отнять, но вот как дипломаты совсем не блистают. Уверен, за столом переговоров мы сможем выступить гораздо лучше, чем на поле брани, и нивелировать таким образом негативные последствия.

— Ну хорошо, — голос королевы немного повеселел. — Но что на это скажут в Париже?

— Зная Наполеона, можно с уверенностью предположить, что он уже ищет способ примириться с русскими.

— Что⁈ — возмутилась Виктория. — Этот пройдоха хочет предать нас?

— Именно поэтому мы должны его опередить, — еле заметно улыбнулся Альберт.

Будучи всего лишь мужем (титул принца-консорта любящая жена продавит для него только в 1857), он, согласно английским законам, в отличие от своей жены, не имел никакой реальной власти. Но зато имелось влияние на супругу, что в некоторых случаях было ничуть не хуже.

Нельзя не отметить, что, говоря об императоре французов, царственные супруги нисколько не ошибались. Получив печальные известия с берегов Балтики, Наполеон III мгновенно осознал все последствия и, как это не раз случалось в его судьбе, тут же переменил политические взгляды.