Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Его рука медленно потянулась к нагрудному карману. Я насторожился, всматриваясь в окровавленную рубаху. Нет, оружия там не спрячешь, но все равно надо быть начеку. Я снова чуть приподнял пистолет.

Гриша достал из кармана тусклую стеклянную ампулу, с треснутыми стенками. Покосился на меня и спешно раздавил её в ладони. Жидкость потекла меж пальцев. Он жадно смазал ими раны, хоть и морщился от боли, но терпел и не издал ни звука, стиснув челюсти.

Жидкость зашипела, как на горячей сковородке. Мгновение — и мне показалось, что кожа Лазовского, в ранах, ссадинах и пыли, начала срастаться, как в какой-нибудь фантастике.

«Показалось», — повторил я про себя. «Этого не может быть. Не должно быть».

— Ты надеешься воскреснуть? — хмыкнул я, не показывая тревоги.

Гриша посмотрел на меня с перекошенным лицом:

— Я хочу тебя убить… — прохрипел он. — И вырезать ещё одно сердце.

Он улыбнулся — и в этом оскале была бешеная, остервенелая воля к последнему прыжку.

Я медленно навёл на него ствол, а Лазовский еле слышно пробормотал:

— Твоё… хороший трофей. Лучший…

Лицо его снова неуловимо менялось, будто кто-то лепил его прямо сейчас.

— Не выйдет. Сердце моё останется со мной, — ухмыльнулся я, — а ты идёшь… на хер… в ад.

— Бах!

Я выстрелил, не дрогнув. Будто каждый день казнил упырей.

Пуля ударила точно в лоб, прямо между бровей. Гриша на мгновение замер — но никакой «Гранит» не мог помочь ему стать бессмертным. Улыбка, та самая, звериная — осталась на его лице. Только теперь она не жила, не двигалась, а застыла, как маска. А через мгновение он завалился набок, в лужу собственной крови.

— Сдохни, чудовище, — выдохнул я, опуская руку с пистолетом.

Убрал пустое оружие в кобуру, не сводя взгляда с Гриши. Ждал. Я всё-таки, против собственного разума, ждал, что он шевельнётся, дёрнется, снова встанет, как тогда — с простреленной грудью. Но нет. Он был мёртв. Мертвее не бывает.

Моя пуля вынесла ему мозг, но что-то там нарушилось ещё раньше. Нет, не тогда, когда он родился дурачком. А когда осознал и принял в себе зверя.

И всё вокруг стало вдруг очень… тихим. Только неясный гул генератора слышался в недрах черных коридоров.

Только сердце моё стучало в груди, будто пыталось пробиться наружу. Будто хотело сказать — жив, жив…

Я сделал шаг вперёд. И ещё один. Нагнулся. Одним жестом закрыл Грише глаза, чтобы он не таращился на меня.

— Конец, — сказал я. — Для тебя и для всей твоей безумной семейки. Всё. Финита.

Я направился к выходу.

Друзья! Приближается финал книги и серии в целом. Цикл КУРСАНТ подходит к завершению. Пишите в комментариях, чем бы вы хотели, чтобы завершилась серия. Какой финал вам по душе. СПАСИБО!

Эпилог

31 декабря 1988 года, г. Новоульяновск.

Вечер. Зал ресторана Гоши, надёжно укрытый от посторонних глаз плотными шторами и его личной охраной у входа, сиял огнями гирлянд, звенел хрусталём бокалов, переливался смехом, тёплыми голосами, запахом праздника. Всё здесь дышало ожиданием чуда. Сегодня заведение было закрыто на спецобслуживание — Гоша Индия, неформальный хозяин и мой давний, проверенный годами друг, лично следил, чтобы на каждом столе было по-домашнему щедро, по-настоящему вкусно. Закуски обновлялись, горячее подавалось вовремя, бутылки не успевали нагреться.

Гоша суетился с блестящими глазами, будто встречал не гостей, а большую родню. Он то прикрикнет на официанта, то поправит скатерть, то пробежится взглядом по залу и довольно кивнёт сам себе.

На возвышении, в центре у стены, под гобеленом, стоял старенький, но верный телевизор «Рекорд». На экране уже шло праздничное поздравление, и скоро должны были пробить куранты.

Я уговорил всех — всю нашу следственную группу — приехать в мой родной Новоульяновск. Хотел, чтобы этот Новый год мы встретили по-настоящему — дома, среди своих. Не на оперативной квартире, не в дороге, не в гостинице, не под гнетом уголовных дел и протоколов. А за общим столом, где соберемся с роднёй и друзьями, как полагается.

Кроме коллег, были и друзья, и старые знакомые: Трошкин с супругой, Быков с женой и дочкой, Мытько с супругой Леной — той самой медсестрой, что выхаживала меня после ранения, когда я лежал в хирургии с колото-резаной, когда я только попал в это время.

Была и Наська из Москвы — подруга Светы. «Небольшая козочка» с ясными глазами. Та самая, что в прошлом году влипла в историю с киллером Артемием, приехавшим в Новоульяновск по душу Индии, а мне пришлось ее спасать. Она сидела возле Гоши Индия, косилась на него и светилась. Вот ведь вертихвостка.

Ну и, конечно, были мои родители. Мать еще с самого утра хлопотала на ресторанной кухне, несмотря на все уговоры. Гоша уверял, что всё будет «в лучшем виде», но она лишь махнула:

— Лучше меня «под шубой» никто не делает.

Сейчас, спустя столько лет, я воспринимал родителей как самых настоящих. Сроднился. Сжился. Порой даже забывал, что пришёл в эту жизнь из другой эпохи. Здесь, мне было по-настоящему хорошо. Здесь я чувствовал себя дома.

Мы провожали старый год. За столами — смех, звон бокалов, шутки, всплески воспоминаний. Ждали курантов. И я — как, пожалуй, никогда прежде — чувствовал, что всё идёт как надо. Что рядом мои люди. И что всё, через что мы прошли, было не зря.

— Давай, Курсант, выпьем за меня, — Гоша Индия подсел ближе, глаза его сияли озорством.

— А ты точно заслужил? — поддел я, прищурившись. Мы привыкли друг друга подтрунивать — без обид, по-дружески.

— Ещё как, — многозначительно усмехнулся Гоша, поглаживая гладко выбритый подбородок.

— Ну? Что ты там опять натворил? Цех по производству палёных джинсов открыл? Или второй катран в подвале ресторана запустил?

— Лучше, — ухмыльнулся он.

— Да неужто? — я вскинул бровь. — Вот это уже интригует.

— Я… — Гоша выдохнул, как перед прыжком с трамплина. — Женюсь.

— Ого! — я не сдержал искреннего удивления и хлопнул друга по плечу. — Вот это да! Поздравляю! — Я скользнул взглядом в сторону Насти, что сидела неподалёку. — А ты, девонька, опоздала… Цветочек-то уже сорван.

— Да, — кивнул Гоша, лицо его на миг омрачилось. — После того, как не стало моей дочери, я долго один был. Тяжко одному, Андрей. Вот и решился…

— Кто она? — поинтересовался я. — Почему не привёл с собой?

— Так я и привёл, — хитро оскалился он. — Она здесь.

— Да? — Я окинул зал взглядом, пытаясь угадать. В голове сложился образ: дама дородная, лет за сорок…

— Настя! Иди-ка к нам! — громко позвал Гоша.

К столику подлетела молоденькая Настя, в глазах — нежность и чуть заметное волнение.

— Да, любимый? — ласково сказала она, сев рядом.

— Ты?.. Вы?.. — я едва не поперхнулся. — Ну ни фига себе! Да вы, оказывается, молодцы! Рад за вас, честно. Свет! — окликнул я жену. — Ты знала?

— Конечно, — улыбнулась Света.

— И молчала?

— Хотела сегодня рассказать.

Я снова повернулся к Гоше и Насте:

— Ну что ж, поздравляю вас!

— С чем? — удивлённо спросила девушка.

— Ну как с чем — с…

Гоша мягко поднял руку, прервав меня, подмигнул и прошептал:

— Погоди, сейчас всё будет.

Он поднялся, махнул человеку за бобинником на приступке сцены. Музыка стихла. В зале стало непривычно тихо.

— Друзья! — торжественно начал Гоша, немного смущаясь, первый раз видел, что Индия краснеет. — Вот-вот наступит Новый год. Новое время. И я хочу, чтобы он начался с самого главного.

Он опустился на одно колено, достал из внутреннего кармана пиджака бархатную коробочку, открыл — там сверкнуло кольцо.

— Настя… любимая моя… выйдешь за меня?

Настя, будто окаменев, прижала руки к груди. Глаза — блестели, а щечки зарделись.

— Да! — выдохнула она, почти шёпотом, но так, что услышали все.

— Да! — подхватили мы хором.

Зал взорвался аплодисментами, бокалы звякнули, музыка снова пошла — теперь уже под другой более веселый мотив. Настоящий праздник начался.