После слов Патрокла все с удивлением повернулись в его сторону. Подобной бравады можно было ожидать от Экзарма, но от обычно рассудительного и осторожного Патрокла…
Не удержавшись, я растянул губы в ироничной улыбке.
— Что случилось, Патрокл? Это Экзарм на тебя так плохо влияет? Куда делась твоя прежняя трезвость мышления?
— А я при чём⁈ — тут же воскликнул массагет. — Я с Патроклом не говорил, но считаю так же, как он. У нас сейчас такая сила, что пусть хоть все соберутся — нам только проще будет. Одним махом со всеми управимся, и не надо будет бегать за каждым!
Распалившись, Экзарм глянул на Патрокла и Энея, ища поддержки, и одноглазый македонянин вновь меня удивил.
— Я с этим, — он ткнул пальцем в массагета, — редко соглашаюсь, но сейчас готов подписаться под каждым его словом.
Тут он посмотрел на меня.
— Ты знаешь, Геракл, говорить я не мастак, но сейчас всё-таки скажу. Я прошёл через сотни сражений, служил под началом твоего отца и твоего деда, видел в бою и греков, и фракийцев, и персов, но мне ни разу не приходилось видеть такого отлаженного организма, каким является сейчас наше войско. Ты, мой царь, создал за этот год такую силу, что нам, реально, всё равно, сколько против нас встанет врагов. Всех одолеем, и это я говорю тебе как человек, прошедший с твоим отцом от Пеллы до Экбатан.
Слова Патрокла так неожиданны, что я не сразу нахожусь с ответом. Такая непробиваемая уверенность моих соратников в наших силах мне нравится, но собрал-то я их совсем не для этого. Вопрос, ради которого созвано совещание, Эвмен еще даже не озвучил.
Несколько секунд тишины, и я все-таки решаю ответить Патроклу.
— Не я один создал наше войско. Усилиями каждого из вас, друзья мои, крепло и обучалось оно. Вы все вложили в него свои знания, опыт и навыки! Без вас у меня ничего бы не получилось!
На это Патрокл одобрительно зыркнул на меня своим единственным глазом, а Экзарм расплылся в довольной улыбке. Оба грека постарались скрыть эмоции, но я вижу, что мои слова пришлись им по душе.
Выдержав паузу, возвращаю всех на грешную землю.
— То, что вы уверены в своих силах, — это хорошо, но и умалять угрозу противника не стоит. Даже один Антигон сможет выставить против нас не меньше сорока тысяч, а если ему помогут Птолемей и Кассандр, то и все шестьдесят. Это немалая сила, но сегодня я пригласил вас не по этому поводу.
Патрокл, Эней и Экзарм вопросительно уставились на меня, а я перевел взгляд на Эвмена.
— Продолжи свой рассказ, мой друг!
Тот чуть склонил голову, фиксируя поклон, и лишь затем начал говорить.
— Мои друзья пишут мне также, что Птолемей предложил Кассандру и Антигону отправить послов к царю Гераклу, но не от своего имени, а от имени единокровного брата Александра. Там будет содержаться предложение о разделе отцовского наследства.
— То есть…? — из всех вновь не сдержался Экзарм. — Какого наследства?
Назидательно посмотрев на него, Эней поясняюще добавил:
— Они хотят разделить Великое царство. — Тут он бросил вопросительный взгляд на Эвмена. — И по какой же границе?
— По реке-границе Вавилонии и реке Тигр, — сразу ответил тот. — Всё, что к западу, — Александру, а всё, что к востоку, — Гераклу.
— Да хрен им! — тут же возмущённо взорвался Экзарм. — Ишь че удумали, царские земли делить!
— В том-то и хитрость, — немедля поправил массагета Эней, — не царскую землю предлагает делить Птолемей, а землю между царями!
Грек, как всегда, зрит в корень и видит всю опасность подобного предложения. Если не вдаваться в подробности, в коих простой народ и войско разбираться не будут, то на поверхности лежит честное предложение одного брата к другому: мол, давай разделим доставшееся наследство поровну. Тот, кто не согласится, станет для всех алчным эгоистом и злодеем, только о себе и радеющим, а другой сразу заблистает всеми красками великодушия и доблести. А самое плохое в этом то, что какой бы путь я ни выбрал, в любом случае я проигрываю.
В наступившей тишине успеваю поиронизировать над ситуацией:
«Прям как в сказке: направо пойдешь — полцарства потеряешь, налево — доброе имя и честь!»
Именно поэтому я и созвал совет, дабы понять, как отреагирует войско на такое предложение и какого решения будут ждать от меня воины и сатрапы.
Первым тяжелое безмолвие нарушил Патрокл.
— Я так понял, Птолемей предложил Антигону и Кассандру посадить на престол Македонии куклу, а за ее ширмой править самим, как и раньше. — Он перевел свой единственный взгляд с Эвмена на меня. — Да и пусть, это их игры, нам-то что до них! Сынок этой дикарки Роксаны ни для кого не авторитет, и нашему войску плевать, кого бить — Антигона, Александра или всех разом.
Кивнув Патроклу, поворачиваюсь к Энею.
— Точка зрения Патрокла мне ясна, а ты что скажешь?
На миг задумавшись, грек все же ответил:
— Птолемей хитрец и хочет выбить из-под нас главную опору. Наш призыв сейчас прост — истинного царя Геракла на трон! Царь против мятежников. А откажет Геракл брату своему, получится уже другая война: брат против брата, царь против царя!
— Так ты что же, — Экзарм от возмущения аж вскочил, — предлагаешь Гераклу им полцарства подарить!
Эней тут же резанул его жестким взглядом.
— Не глупи! Я лишь говорю о том, что большинство сатрапов поддержит такой мирный договор. Им эта война ни к чему, у них в сатрапиях все трещит по швам. Они предпочли бы, чтобы войско вообще развернулось на восток, да врагов их вновь разогнало бы по норам.
Это как раз то, чего я опасаюсь, и Эней прав. Птолемей знал, чем мне досадить. Моим сатрапам такой договор понравится. Им абсолютная власть царя не нужна, а так — и мир вроде бы есть, и угроза на западе сохранится, а с ней и зависимость царя от сатрапов.
Обдумав это про себя, говорю так, словно бы обращаюсь ко всем сразу.
— Ну, с сатрапами все ясно, а как вы думаете, войско отреагирует?
Экзарм ответил на вопрос сходу.
— Я вам прямо скажу: моим парням все равно, с кем воевать! С Антигоном, с Кассандром или со всеми сразу! Против мятежников или против какого-то там царя — без разницы. Для них важна только сила, и они видят ее в тебе, мой царь! Они верят в тебя, Геракл, и пойдут за тобой хоть в царство мертвых!
Кивнув ему, перевожу взгляд на Эвмена и Патрокла.
— А что пехота? Что скажут македоняне и греки?
Чуть замявшись, Патрокл все же ответил, но не без горечи:
— Македоняне свой долг исполнят и в бой пойдут, но споры и недовольство будут точно. Должен признаться, тут Птолемей нам занозу подсунул знатную.
Поднимаю взгляд на Эвмена.
— Ну, а ты что скажешь? Греки кого поддержат?
Тот отрезал безапелляционно:
— Если поставить вопрос ребром, то все за тебя встанут, но споры непременно разгорятся, и за мирный раздел выскажется немало.
— Значит, тоже «но»… — мрачно ставлю окончательную точку.
Тут Патрокл прав. Идея вытащить из забытия моего единокровного братца и от его имени потребовать раздела царства — заноза еще та! Самое плохое, что она режет без ножа мою концепцию истинного справедливого царя, идущего войной на мятежников и расхитителей отцовского наследия. Откажусь — и получится, что никакой я не справедливый царь, а такой же жадный упырь, как и все. Воины в большинстве своем поймут, сами бы так поступили, но, как говорится, осадочек-то останется.
Конечно, это все лирика, отдавать полцарства я не собираюсь. И ладно бы еще действительно «братцу», а то ведь этим хитрожопым Птолемеям да Кассандрам.
«Кассандр! — вдруг вспоминаю карлика. — А ведь он убить меня пытался. Может, эту карту как-нибудь разыграть?»
Едва подумав, сразу же отбрасываю такой вариант. Киллер помер, подтвердить участие Кассандра невозможно, да и он-то тут лишь краем. Ведь они дележ от имени брата будут предлагать, а сами диадохи вроде как и не при делах, в сторонке стоять останутся.
Задумавшись, отбрасываю одну за другой возникающие идеи, и тут вдруг слышу голос Энея:
