Русь. Строительство империи 7 (СИ) - Гросов Виктор

Благодаря тому невероятному, почти божественному долголетию, которое было мне даровано Вежей в качестве прощального подарка — я дожил до этих дней. Пережил целые века, целое тысячелетие.

Внешне я, конечно, уже не был тем молодым, тридцатилетним парнем, каким я попал в прошлое. Но и дряхлым, разваливающимся на части тысячелетним старцем я тоже не был. Я мог выглядеть по-разному. Иногда — как обычный, хорошо сохранившийся, подтянутый пожилой человек, лет, скажем, пятидесяти, с благородной сединой на висках, с морщинками у глаз, в которых отражалась вся мудрость прожитых веков. Иногда, используя те невероятные медицинские и биотехнологии, которые были доступны в этом будущем, я мог «омолаживаться», принимать облик человека средних лет, или даже почти юноши, чтобы не привлекать к себе излишнего, нездорового внимания и не вызывать подозрений у окружающих. Ведь согласитесь, тысячелетний старик, разгуливающий по улицам современного города, — это было бы чересчур даже для этого, привыкшего ко всяким чудесам, мира.

Я вел очень тихую, очень уединенную, почти затворническую жизнь. Я не стремился ни к власти (я ее уже наелся до отвала за свою жизнь), ни к славе (она мне тоже была уже не нужна, да и опасна), ни к богатству (деньги для меня давно уже потеряли всякий смысл). Я просто жил. Наблюдал. Думал. Вспоминал.

Иногда я был ученым-историком, работающим в глубоких, пыльных архивах Императорской Библиотеки, где хранились миллионы древних рукописей, свитков, книг, в том числе и те, что были написаны еще при мне, или даже мной самим. Я изучал свое собственное прошлое, свою собственную историю, пытаясь понять, что я сделал правильно, а где ошибся, какие мои решения привели к расцвету Империи, а какие — чуть было не погубили ее. Это было очень странное, почти шизофреническое занятие — изучать самого себя как исторический персонаж.

Иногда я был писателем, создающим под вымышленным именем какие-нибудь фантастические или исторические романы, в которых я, в завуалированной, аллегорической форме, пытался рассказать о своей невероятной судьбе, о Веже, о Ларсовичах, о битвах и интригах, о любви и предательстве, о добре и зле. Мои книги, как ни странно, пользовались большой популярностью, их читали, их обсуждали, по ним снимали фильмы и создавали компьютерные игры. И никто, конечно, не догадывался, что автор этих историй — живой свидетель и участник тех событий, о которых он пишет.

А чаще всего я был просто наблюдателем. Странником. Пилигримом. Я путешествовал по своей необъятной, изменившейся до неузнаваемости Империи, и по всему остальному миру, который тоже стал совершенно другим. Я смотрел на новые города, на новые технологии, на новых людей. Я сравнивал их с тем, что я помнил из своей первой, такой далекой, такой почти нереальной жизни в XXI веке. И с тем, что я видел и строил. Я видел, как сбылись или, наоборот, исказились до неузнаваемости мои мечты и планы. Я видел, как развивалась и менялась моя Империя, как менялись люди, их нравы, их ценности, их стремления.

Я был живым свидетелем Истории с большой буквы. Хранителем древних, почти забытых тайн.

В один из обычных, ничем не примечательных дней, когда я, приняв облик благообразного, но совершенно неприметного старичка-профессора истории на пенсии, сидел на скамейке в одном из тенистых парков моей древней, вечно молодой столицы — Переяславца, и, погруженный в свои мысли, читал какую-то очередную монографию о ранней истории Руси не очень умным доктором наук, — ко мне подошел незнакомец.

Это был мужчина средних лет, может, чуть за тридцать, одетый просто — в удобный, не стесняющий движений костюм из какой-то незнакомой мне, но очень качественной ткани, больше похожий на одежду для путешествий или для занятий спортом, чем на официальный наряд. Лицо у него было обычное, приятное, но не запоминающееся. Светлые, коротко стриженные волосы, серые, внимательные глаза, легкая, едва заметная улыбка на губах. Он ничем не выделялся из толпы таких же, как он, жителей этого огромного, суетливого мегаполиса.

Однако было в нем что-то такое, что заставило меня насторожиться. Какая-то особая манера держаться — уверенная, спокойная, но при этом полная какой-то внутренней силы и готовности к любым неожиданностям. Какой-то особый взгляд — пронзительный, умный, немного насмешливый. И еще — какая-то едва уловимая аура, которую я, за свою долгую, невероятную жизнь, научился чувствовать.

Он подошел ко мне уверенно, но без малейшей агрессии или наглости, и, слегка улыбнувшись, произнес на чистейшем, идеальном русском языке, без малейшего акцента:

— Прошу прощения за беспокойство, уважаемый… — он на мгновение запнулся, словно пытаясь вспомнить или угадать мое нынешнее имя, — … господин Антонов, — ну да, фантазия у меня уже не та. — Могу я присесть рядом с вами на минутку? У меня к вам есть один очень важный, очень конфиденциальный разговор, который, я почти уверен, вас чрезвычайно заинтересует.

Я, привыкший за свою долгую, полную опасностей и неожиданностей жизнь к самым разным сюрпризам, внимательно, не отрываясь, посмотрел на этого незнакомца. Что-то в его манере держаться показалось мне смутно, очень смутно знакомым.

— Мы знакомы? — спросил я.

Незнакомец усмехнулся все той же обаятельной улыбкой.

— Пока еще нет, уважаемый господин Антонов. Но, смею вас заверить, у нас с вами гораздо больше общего, чем вы можете себе представить. Гораздо больше. Позвольте представиться: меня зовут Ларс. Просто Ларс. А фамилия моя, если это вам о чем-нибудь скажет, — он сделал небольшую, многозначительную паузу, — Ларсович. Ларс, из рода Ларсовичей.

При этих словах я почувствовал, как у меня, впервые за несколько сотен лет, по спине пробежал холодок по спине, эдакая ледяная сороконожка пробежалась по позвоночнику. Ларсовичи! Таинственная, почти мифическая, всемогущая династия или цивилизация из какой-то другой, параллельной реальности, о которой мне когда-то, тысячу лет назад, с таким ужасом и трепетом рассказывал старый византийский император! Ларсовичи, которые, по одной из версий, были связаны с созданием или, наоборот, с утечкой из-под их контроля Системы «Вежа»! Неужели они существуют на самом деле? И неужели они здесь, в этом времени, в этом мире?

Незнакомец, или, вернее, этот Ларс Ларсович, видя мою реакцию, которая, видимо, была написана у меня на лице аршинными буквами, понимающе усмехнулся и продолжил, уже не оставляя мне никаких сомнений в том, что он знает обо мне все, или почти все:

— Да-да, вы не ослышались, Ваше Императорское Величество, Царь Антон, Первый Император всея Руси, Собиратель Земель, Победитель Византии, Усмиритель Вежи, и так далее, и тому подобное. — Он перечислил все мои главные титулы и достижения с такой легкостью и точностью, как будто читал их из какой-то своей, недоступной мне базы данных. — Я пришел к вам не случайно. И не для того, чтобы просто поболтать о погоде или о последних новостях. У меня к вам, как я уже сказал, очень серьезный разговор. И предложение, от которого, я надеюсь, вы не сможете отказаться.

Я не знал, что сказать. Это был какой-то сюрреализм. Это было почище любого моего попадания в прошлое. Это было что-то совершенно запредельное. Ларсовичи! Они нашли меня! И они чего-то от меня хотят! Что, черт возьми, происходит в этом безумном, безумном, безумном мире⁈

Ларс из рода Ларсовичей присел рядом со мной на скамейку. Его обаятельная улыбка исчезла, а взгляд стал серьезным, почти напряженным, даже немного жестким. Он помолчал несколько секунд. Затем он начал свой рассказ.

— Мы, мой род, Ларсовичи, — начал он своим спокойным, ровным, хорошо поставленным голосом, — действительно существуем. И мы действительно имеем некоторое, скажем так, отношение к той сущности, которую вы здесь называете Системой «Вежа». Мы следили за вашим… экспериментом с ней, на протяжении многих веков. Практически с самого его начала. С того момента, как вы, Антон Ларин, были «изъяты» из своего времени и «перемещены» сюда.