Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд

Важно не только что говорить. Важно — как говорить. Голос у Петруши был громкий, густой, идеальный баритон. Он им играл, заставлял слушателей замирать, если не цепенеть.

А иногда не только рассказывал, но и пел. Например, когда Рылеев захотел с ним познакомиться, то услышал издали:

Ревела буря, дождь шумел,

Во мраке молнии летали,

Бесперерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали.

Удивленный, Рылеев подошел к певцу, а хитрый Петруша сделал вид, будто не понял, что перед ним автор знаменитой песни. И сказал, что эту балладу про Ермака поет весь корпус — ведь враг почти тот же, да и напоминание, как этот враг коварно подкрадывается.

Уж сколько раз твердили миру… Но Кондратий Федорович попался на столь незамысловатую лесть. Вместо проверочных вопросов — с кем знакомы, от кого узнали мой адрес? — начал, как и прочие товарищи по заговору, беседу о далеких степях.

Кроме того, туркестанский офицер то и дело спрашивал столичных гвардейцев: где же царь, к кому идти с докладом? Слышал в ответ возмущенные реплики: император, которому присягнули, в Варшаве, править не хочет, а мы не хотим, чтобы его брат правил! Разделял возмущение, говорил, что такой порядок дел надо переменить. И не то чтобы с каждым днем — с каждым часом становился своим для членов Северного общества и сочувствующих, посещавших квартиру Рылеева.

О своих похождениях Петруша рассказывал мне сам — в гостинице на окраине, где ночевал, хотя ему предлагали уже поселиться в центре, у гостеприимных офицеров-заговорщиков. Миша привлек двух лучших агентов, которые проконтролировали, есть ли хвост за Петрушей. Хвоста не было. Декабристы никакие не конспираторы-террористы, но все равно лучше поостеречься.

Итак, Петруша в дом Рылеева внедрился. А параллельно развивался другой проект, тоже связанный с Рылеевым. Точнее, его семьей.

Глава 58

Задумка эта появилась у меня не так давно, когда я в очередной раз обратилась к романтическому и печальному мему из прежней жизни. Назывался он «Жены декабристов».

Да, на слуху Трубецкая, Волконская, Полина Гёбль. Но это все же дороги-тревоги, желание ехать за любимым на край света и его исполнение.

А ведь были иные судьбы, не просто печальные — трагичные. Например, Наталья Рылеева. Брак по любви, родилась дочка, сын умер (эти нюансы я узнала уже в нынешней жизни). Из той, прежней, помнила, как утром 14 декабря Николай Бестужев пришел на квартиру к другу, но Наталья Михайловна схватила его за руки и стала умолять: оставьте мне моего мужа, не уводите, он идет на гибель!

Между прочим, не ошиблась.

Потом будут и царские милости будущей вдове — денежное вспоможение, и долгая жизнь… Все равно жестоко и страшно. Положил на диван жену, упавшую в обморок, оторвал от себя ручонки дочки, ушел на погибель.

Вот сказал бы такое невесте, когда она вышла замуж едва ли не против воли отца, вот тогда согласилась бы?

И я решила познакомиться с Натальей Михайловной. Для этого мы с Мишей запланировали целую административную операцию. В Адмиралтейской полицейской части — городском районе — был объявлен поквартирный обход для опроса семей с малолетними детьми: не болеют ли детки, не нужна ли медицинская помощь?

Ну как объявлен? Тут Миша был принципиален: объявили — надо проводить. Задумали мы это еще в ноябре, подготовили сотрудников для обхода, вернее сотрудниц.

Надо сказать, за год работы в должности товарища министра мой супруг начал ползучую, но неуклонную феминизацию МВД. Пока что на мелких, технических должностях — в первую очередь трудоустраивал молодых вдов сотрудников, а иногда даже их незамужних сестер. Дамочки были прилежны, аккуратны, и если старые чернильные крысы сперва на них ворчали, то уже скоро принялись ставить в пример молодежи: «От сударынь духами пахнет, а не перегаром, как от вас».

Вот и обходить квартиры были назначены служащие дамы, правда с напарником мужского пола на всякий случай. Адмиралтейская часть — самая богатая, но все равно каждый вечер супруг получал ворох жалоб: детки болеют, молочка бы им да лекарств от рахита. Лучшее лекарство — хорошее питание, поэтому операция вышла мне в копеечку… Ладно, еще одно доброе дело.

Еще визитеры информировали родителей, что на Мойке и Фонтанке открыты безопасные катки. «Мальчишек радостный народ» резал коньками лед в Питере, как и в остальной России. Где хотел, несмотря на полыньи и проруби. Эта беспечная привычка за студеный сезон брала с десяток жертв. Пусть катаются на огороженных официальных катках, где никто лед не прорубит.

В квартиру Рылеева была отправлена не простая обходчица, а Настя, тщательно проинструктированная мною. Я рассказала ей о происходящем в общих деталях: надо спасать страну от смуты, а хороших, но глупых людей — от виселицы. В том числе поэта Рылеева.

Настя вернулась немного сердитая. На Кондратия Федоровича.

— Да как же, Эмма Марковна, можно так со своей женой обращаться? Понятное дело, чья бы корова мычала — я тоже вся в работе, не до мужа. Но у нас хотя бы ребенка нет!

Хозяин не уделил визитерше внимания: все вопросы по детям — к жене. Наталья Михайловна была поначалу насторожена. Но разговорилась, поделилась горем: недавно умер сын — второй ребенок. Настя, кстати не соврав, сказала, что сама надеется родить, стала спрашивать Наталью о материнских делах. Та велела кухарке чай поставить, две женщины уединились и выговорились.

— Давно такого несчастного человека не встречала. Ее муж, — тут Настя понизила голос, — весь в своем заговоре. Гости соберутся, жена выглянет к ним, покажется — и у себя затворится. Ни погулять вдвоем по набережной или бульвару, ни в гости пойти к другой семье. Только стихи и тайное общество. Наташе поговорить не с кем, кроме кухарки. Потому-то мне душу и открыла. И боится, очень боится, потому что все слышит, знает и понимает.

Пятилетняя Настенька, дочка Рылеева, к счастью, была здорова. Анастасия на прощание посоветовала маме сходить с ней на ближайший каток — тем более по настоянию мужа там был отведен сектор для таких маленьких деток. Наталья Михайловна идею не отвергла, но все же сказала, что одной идти гулять неудобно и непривычно, а кухарка отойти не может, каждый день много гостей, надо чай подавать.

— Я и говорю: давайте, Наталья Михайловна, зайду к вам послезавтра, в третьем часу пополудни, и вас провожу. Она согласилась.

Я молча обняла и поцеловала Настю. Самой же захотелось выкрикнуть «Йес-с!». Получилось!

Между тем в квартире Рылеева внезапно появилась неожиданная вещь. Кто-то (конечно, Петруша) подбросил на подоконник картонную коробку с игрой-настолкой «Заговор против императора».

Как относиться к играм? Картежники в среде прогрессивного офицерства считались людьми недалекими. Разве что в дальнем гарнизоне или на завьюженной станции, когда совсем делать нечего, можно перекинуться картишками. Бильярд — та же история. Шахматы-шашки — дело благородно-умственное, если не отвлекает от забот о судьбе Отчизны.

А тут — тщательно расчерченное и прорисованное контрольное поле, игроков от двух до восьми. И кости. Плюс маленькая брошюрка-описание. Мол, игра подразумевает не какой-то конкретный эпизод из истории Древнего Рима, а обобщенно-собирательный заговор против тирана.

Офицеры, сочувствовавшие обществу, приходили на квартиру Рылеева, даже когда хозяина не было дома, дожидались. Видели красивую коробку, открывали, скептически комментировали. Раскладывали карту, ставили раскрашенные деревянные фигурки, бросали кости… И залипали.

Это была наша двухсуточная импровизация. Как тщательно мы прописывали сценарий! Как одновременно с этим снова и снова проходили настолку по листам с карандашными черточками и поправляли в процессе прохождения. Пока резчики делали игровые фигуры, мы — я, Миша, Лизонька, Степа — использовали пуговицы, наперстки, копейки. Следили, чтобы временный успех любого игрока-заговорщика рано или поздно обернулся провалом.