Великий диктатор. Книга четвертая (СИ) - "Alex Berest"

А все мужчины, у которых было оружие, заняли удобные им позиции и открыли огонь по новенькому каменному молу, на который уже высадилось не меньше трёх дюжин германцев. Их действия без ответа не остались, и по обороняющимся полетели пули и снаряды. Германские комендоры, пристрелявшись, смогли отогнать оборонявшихся вглубь острова, но подожгли как сам посёлок, так и строения в порту.

Очень скоро огонь добрался до бочек с керосином, которые очень красиво взрывались и взлетали в воздух. Деревянные строения и настилы запылали с новой силой, не позволяя вражескому десанту сойти с мола на берег. А чадный дым мешал оборонявшимся вести ответный огонь.

Когда огонь немного угас, стало ясно, что германцы оказались в ловушке на моле. Деревянные мостки, ведущие на причал, сгорели, как и сам причал. И теперь, для того чтобы попасть на берег, нужно было преодолеть несколько метров прибрежной воды. Естественно, всё это под огнём поселкового ополчения. Десант попытался вернутся на судно, но этому помещал ружейный огонь с одной из скал бухты. Одна шлюпка, получив несколько пробоин — перевернулась, а две оставшиеся предпочли вернутся к камням мола. На лже-британце сочли, что обстрел шлюпок вёлся из посёлка, и принялись уничтожать все видимые строения из своих восьмидесятивосьмимиллиметровых орудий.

- Вот вы где. А я вам подкрепление привёл, - произнёс, появившийся откуда-то с северной стороны острова, помощник главы их посёлка Исаак Саба, волоча за руку двенадцатилетнего Израэля Руонга.

Сам Саба, как и Ворошилов с Калининым, был революционером, но норвежским, и не социалистом, а наоборот — монархистом. Совсем ещё недавно, в 1906 году, он даже был избран в норвежский парламент от провинции Финмарк. Где и прозаседал почти два срока, пока не связался с монархической партией. В прошлом году, заручившись поддержкой офицеров флота, монархисты попытались силой навязать норвежской республике иной государственный строй. Ничем хорошим это у них не закончилось, а Иссак Саба вообще бежал из страны и, случайно, попал на Медвежий. Где его административному таланту быстро нашли применение.

- Что, Изя, сбежал от баб и детишек и отправился повоевать? - усмехнулся Михаил Иванович Калинин.

- Да! А что? Я тоже хотю, хоцу, хочцу… Мун халидан соахтат! - мальчишка, не подобрав русского аналога, перешёл на родной саамский.

- Говорит — воевать хочет, - усмехнулся Исаак Саба. - Говорит — взрослый уже. В общем, оставляю его вам. Присмотрите за ним. А будет дерзить или убегать, можете наказать, - после чего обернулся к мальчишке и повторил всё сказанное на саамском.

- Господин Саба, ты лучше скажи нам, будет хоть какая-то помощь? Или нам ждать пока у германца снаряды кончатся? — спросил Клим Ворошилов, спустившийся со скалы.

- Должны вооруженные самолёты прилететь.

- Это откуда известно? - удивился Калинин.

- Так есть же телефонная связь с центральным посёлкам. Как будто заранее знали о нападении и, на разъезде, в будку стрелочника аппарат поставили. Когда всё началось, я лично созвонился с «Центральным». И посадил в будке дежурных. Вот, они и сообщили, что со Шпицбергена вылетело два вооружённых самолёта. По идее, скоро тут будут. Что им тут лететь? Два часа, не больше. А германцы здесь уже почти три часа. Правда, что наши авиаторы будут с немцами делать, этого я не знаю, - пожал плечами мужчина и, поправив на спине винтовку, побежал обратно.

- И куда нам его пристроить? - спросил Калинин у Ворошилова и кивнул на мальчика.

- Русскому его учи. У тебя хорошо получалось. Он-то хоть и понимает всё, а говорить на нашем почти не может.

- Да куда уж тут говорить? В посёлке кого только нет. Русские, финны, шведы, японцы, лапландцы, саамы. Он скорее на смеси всех языков начнёт говорить, - усмехнулся Михаил Иванович.

- Мун аигун, - пробурчал в ответ мальчишка и, махнув в сторону посёлка рукой, произнёс. - Туда, уйду.

- Я тебе уйду! - разъярился Клим Ворошилов и, схватив ребёнка за шкирку, развернул к себе лицом и заглянул в глаза, принялся врать. - Воевать можно с тринадцати лет. А тебе только двенадцать.

- Мне. Мну. Завтре. Будет рождаться, - возмутился Израэль.

- Да знаю, что у тебя завтра день рождения. Ты же уже всему посёлку про это сообщил. Вот, завтра тебе исполнится тринадцать — и пойдёшь воевать. А сейчас сиди и, вон, дяде Мише помогай патроны в обоймы набивать.

- Тише вы, Аники-воины! Слышите? Жужжит! Неужто аэропланы уже прилетели? Пошли смотреть, - и Калинин первым полез на ту скалу, на которой недавно сидел с биноклем Клим Ворошилов.

Только успели они взобраться наверх, как со стороны моря появились два больших, двухмоторных «Викинга». На германском рейдере тут же затакал пулемёт, и самолёты отвернули в сторону. После чего развернулись и стали лететь прямо на стоящее на рейде судно.

- Бомбить будут! - радостно прокричал Ворошилов и тут же возмутился. - Да как же так? Почему они бомбы в воду сбросили?

- То не бомбы, Клим! - проорал в ответ и Калинин. - Это самодвижущиеся мины. Мне в бинокль хорошо видно! Сейчас!

Бах! Бум! Поднялись два водных фонтана возле левого борта германца. А самолёты, выполнив свою работу, полетели вглубь острова, где была оборудована взлётно-посадочная полоса.

- Накренился! Тонет! Ура! - Ворошилов подскочил на месте и запрыгал вместе с малолетним Израэлем прямо на вершине скалы.

Германский рейдер, действительно, быстро ложился на левый борт, и его экипаж, забыв о войне, прыгал прямо в холодные и негостеприимные воды Баренцева моря.

- Надо в посёлок бежать и лодки искать. А то потонут ещё по такой холодине эти тевтоны, - произнёс Калинин и осадил своих напарников. - А ну, прекращайте прыгать! Упадёте, ноги переломаете и вместо празднования победы будете лежать, страдать!

…..

30 мая 1915 года. Гельсингфорс.

Вроде бы, девять тысяч человек — это немного. Но парад, организованный в честь убытия на фронт финляндской добровольческой дивизии, длился уже целый час. Правда, сначала по Александровской улице мимо трибуны и горожан прошли гвардейцы, а уже затем, стараясь чеканить шаг, двинулось и моё детище.

Парадные расчёты формировались на Рыночной площади, проходили по Северной набережной, а затем сворачивали на самую главную улицу столицы Великого княжества Финляндского. Под гром оркестров, роты и батальоны проходили мимо новенькой деревянной трибуны, устроенной таким образом, чтобы не загораживать памятник императору Александру II на Сенатской площади. А дальше, уже следовали на Привокзальную площадь, для начала погрузки по вагонам.

Хорошо, что с утра прошёл дождь и изрядно намочил мостовую. Иначе мы бы уже все были бы в пыли. Особенно сейчас, когда мимо нас проезжали грузовики, броневики и бронеходы дивизии. Завершил парадное прохождение войск проезд роты мотоциклистов. И сразу после этого я с облегчением выдохнул, и наконец смог опустить руку, которую пришлось постоянно держать у виска в воинском приветствии.

- Ну, что, барон, увидимся в Кёнигсберге? - подошёл ко мне генерал-майор Мексмонтан. - Вы уж там подберите нам места под штаб получше.

- Не извольте беспокоиться, Николай Фридольфович. Сделаю всё в лучшем виде. Вы тоже, если возникнут проблемы при движении эшелонов, обращайтесь к штабс-капитану Блому. У него есть подробный план транспортировки дивизии и все контакты с начальниками дистанций, - напомнил я командиру дивизии и, сбежав по ступенькам трибуны, устремился к зданию старой университетской клиники, где меня ждали автомобили.

По пути ко мне присоединилась охрана и Артур Усениус, который смотрел парад со ступеней Николаевского собора.

- Я дал отмашку. Пионеры перекрывают движение, создавая свободный коридор, - отчитался он.

- Отлично. Спасибо. Ещё бы знать, все из приглашённых успели приехать в Пасилу?

- Вроде все, судя по последнему телефонному отчёту.

- Ну, тогда всё прекрасно. А что здесь делает «Имба»? - удивился я, узрев впереди колоны из пяти автомобилей наш новый бронеавтомобиль на базе трёхосного грузовика.