Не притрагиваясь к конверту, я бросил на него взгляд.
— Что это?
— Небольшое досье на мистера Харрисона, — ответил Тейлор. — Его контакты с Metropolitan National Bank в 1925–1926 годах. Очень интересное чтение, особенно в контексте банкротства текстильной фабрики в Бостоне. Фабрики, принадлежавшей некоему Эдварду Стерлингу.
Я застыл на мгновение. Прямая связь с отцом Стерлинга. Но я сохранил невозмутимость.
— И зачем мне это?
— Мистер Паттерсон считает, что вам может быть личный интерес в этой информации, — Тейлор пожал плечами. — А возможно, он просто хочет продемонстрировать, что у каждой истории есть две стороны.
Я молчал, обдумывая ситуацию. Меня пытались перетянуть на сторону Паттерсона, предлагая информацию о смерти отца Стерлинга. Заманчиво, но требовало осторожности.
— Допустим, меня интересует эта информация, — медленно проговорил я. — Что дальше?
— Мистер Паттерсон хотел бы встретиться с вами. Лично. Вне офиса, разумеется.
— Когда и где?
— Завтра, в полдень. Ресторан «Уилсон» на Пятой авеню, отдельный кабинет на втором этаже, — Тейлор двинулся к выходу. — И, мистер Стерлинг… Я бы рекомендовал не упоминать об этом разговоре. Это в ваших же интересах.
— Разумеется, — кивнул я. — Конфиденциальность превыше всего.
Когда Тейлор ушел, я некоторое время сидел неподвижно, обдумывая неожиданный поворот событий. Затем осторожно открыл конверт.
Внутри лежали копии банковских документов, телеграмм и писем. Аккуратно систематизированное досье. На первой странице был меморандум от 23 марта 1925 года, адресованный «R. H.» (очевидно, Роберту Харрисону) от из Continental Trust с недвусмысленной фразой: «Проблема решена. Фабрика перейдет к новым владельцам в течение месяца, как мы и планировали».
Мои руки непроизвольно сжались. Если документы подлинные, они напрямую связывали Харрисона со смертью отца Стерлинга.
По спине пробежал холодок. Я оказался между двух огней, Харрисоном и Паттерсоном, каждый из которых плел собственную паутину интриг.
Я тщательно упаковал документы Харрисона в одну папку, материалы Паттерсона в другую. Затем, дважды проверив, что за мной никто не следит, покинул здание офиса.
Выйдя на ночную улицу, я поднял воротник пальто и тронулся в путь, по привычке проверяя, нет ли слежки. Сейчас, как никогда, требовалось сохранять полную бдительность.
Тем более, что этот вечер еще далеко не закончился. Предстояла еще одна операция. Не такая выгодная, как с акциями UGI, но не менее важная. И не менее опасная.
Когда я прошел пару кварталов, из переулка выскочил человек и перегородил дорогу. Сзади появился второй.
— Не дергайся, Стерлинг, — хрипло сказал тот, что спереди. Опять явственный ирландский акцент. — Проедешься с нами, поговоришь с одним человеком.
