Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

В отблеске всего одной свечи, со своим девичьим смущением, она была ещё прекраснее. И не было бы у меня опыта прошлой жизни – я бы теперь просто‑напросто набросился на красотку. Но никогда ранее не допускал такого – и сейчас не буду принуждать женщину к близости. Пускай умом созреет.

А пока что и вправду нужно отдохнуть.

– Ложись, спи. И ничего не бойся. Я же на лавке посплю, – сказал я.

– Нет, сие не можно! – встрепенулась девушка. – Ты прощай меня. Узрела в тебе защитника. Но спать я буду на лавке.

– Делай, что тебе говорят! – сказал я, быстренько постелил на лавку кафтан и лёг.

Неудобно, конечно. Но спать можно. Бывали и куда как худшие условия для сна. Но если самому лечь на тюфяк, а женщину сослать на лавку – сон и вовсе не придёт. Совесть замучает. А наутро решим вопрос – поставим еще одну кровать. Места в горнице хватит. Не по‑нашему, не по‑сословному выходит, что я на лавке, а прислужница‑девица в кровати.

Вероятно, мне нужно выбивать из себя привычки и замашки прошлой жизни. Но насильно это делать не хочу. Если внутри меня будет рождаться сословность, если начну к челяди относиться будто к табуретке, так тому и быть. А пока что – сон…

– Бах! Бах! Бах! – послышались выстрелы, разбудившие меня.

Что‑то началось? Рассвет. Штурм ли?

От автора:

Город Греха – фэнтезийный боевик в антураже магического Сиама. Пираты, контрабандисты, хтонь, разные расы и попаданец, оказавшийся в этом кипящем котле https://author.today/work/389456

Глава 10

Москва

14 мая 1682 года

Я вскочил, чуть было не упал и не ушибся о стол – забыл, что на лавке лежу. Но быстро сообразил, что это всё тот же выстрел из пушки. Бунтовщики таким образом сообщают нам, что даже крестный ход, который был организован патриархом ночью, ничего не изменил.

А что он изменит? Примирение возможно, но только с теми, кто не запятнал себя бунтом, а так, стоял в стороне, когда все случилось. Виновные же должны быть наказаны, однозначно. Иначе власть прочной не будет и стрелецкая вольница повторится, причем очень скоро.

Я посмотрел вокруг, но умыться приготовлено ещё не было. Прохор явно сейчас зализывает свои раны, здорово ему досталось у кареты. А больше за мной поухаживать и некому.

Или же есть кому?

Чернявая девушка мило улыбалась во сне. Её жёсткие волосы расплескались по подушке, словно чернила в озерце. Анна явно немножечко прихворнула, дышала открытым ртом – нос, видно, заложило.

Смотрелось это очень и очень мило. И столько же в ней той самой, взрослой сексуальности, что я невольно сглотнул слюну. А может быть, напрасно галантничал ночью? И сейчас проснулся бы в объятиях красавицы? Или же стоит оставаться мужчиной, который не станет брать то, что пока не готово отдаться?

Тяжело вздохнув, улыбнулся. Всё правильно сделал. И без того девчонка уже приобрела плохую славу. И никто не поверит, что мы спали раздельно. Но я еще и доверился своей чуйке. В этой девчонке и кроме красоты есть что‑то, что именно, не знаю. Может характер.

А тут я ещё принуждать стану? Пускай знает, что клевещут за спиной, но не я причина её бед. При этом я понимал, все понимал… Мне нужно кого‑то опекать. Я из когорты мужчин, кому нельзя жить без того, чтобы нести ответственность за кого‑то. Есть семья, это так. Но они далеко. А мне нужно быть защитником здесь и сейчас. Вот такая… психология.

Вдруг девичьи бровки начали подёргиваться, веки открылись, и на меня уставились глубокие, что в этом чёрном омуте можно утонуть, глаза.

– Проснулись? Я нынче же… – Анна было дело подхватилась, откинула одеяло. – Ой!

Одеяло быстро было возвращено на место, девушка накрылась им до самого подбородка. И ведь она не была обнажённой. Только и явилось моему взору, что стройные ножки из‑под чуть задравшейся рубахи.

Улыбнувшись, я повернулся спиной, демонстрируя тем самым свою тактичность.

– Барин, а ты объявишь меня своей прислужницей? – умоляющим тоном спросила Анна.

– А кому я должен это объявлять?

– Так всем, кто спросит. Стрельцам твоим наказать потребно, дабы, если что, сказали Настасье али её батюшке, что нынче я твоя. Тогда меньше домыслов будет. Да и тебя убоятся, потому промолчат, не обидят меня.

– И не устыдишься, что моя? – спросил я, резко развернувшись.

Анна стояла покорно. В одной ночной рубашке из тонкого льна. Её точёная фигурка вся видна была сквозь материю, почти и не оставляя пространства для фантазии. Тонкая талия, оформившаяся явно упругая грудь, наливные бёдра. При этом она выглядела подтянутой, словно бы не брезгует спортом. Явно пошли впрок физические нагрузки.

Спасибо нужно сказать Настасье? Что она загоняла свою прислужницу? При случае, обязательно.

Я сглотнул ком в горле и вновь повернулся спиной к девушке.

– Спаси Христос, барин, что нынче же позором меня не покрыли, – чуть ли не плача, пробормотала девушка.

– А разве же ты не покрыла себя позором уже тем, что пришла ко мне? – спросил я, не поворачиваясь к девице.

– Языками‑то чесать все горазды. Я же ведаю, что нет во мне порока… Почитай, что нет. Ты жа зрел меня нагой, – сказала Анна.

Мне показалось, или же её тон приобрёл игривость? Флирт?

– Итак. Как приду… Снедь должна стоять на столе. Серебро, коли потребуется, оставлю. Прибраться тут – и рядом, в горнице, где советы будут. Вода должна быть, мыло… – давал я распоряжения своей прислуге.

Да, прислуге. Выбросил я из головы – и не только из неё – всякие требования плоти. Может, только временно, но сейчас пора на службу.

– Полковник, то я, Никанор. Войду? – послышался голос дядьки.

Никанор вошёл и… смутил девицу. Старик стариком, а таким похотливым взглядом зыркнул на Анну, что хоть ревнуй.

– Хороша девка! – словно пресытившийся обжора, удовлетворённо сказал дядька.

– Ты, что ли девиц пришёл смотреть? И да, всем разнеси, кабы никто не забирал её. И тебе поручаю сходить до стряпчего у Крюка и уговориться с ним, кабы Анна мне прислуживала, – нагружал я заданиями дядьку.

И вовсе я решил делать из него не столько военного. Если всё сложится, как я хочу, мне нужен верный и надёжный управляющий. Скорее всего, поместья. А пока – чтобы здесь присматривал за порядком.

– Сделаю! Этакая девка стоит того, кабы за неё просить, – сказал Никанор, а после отвлёкся от Анны и с убийственной прямолинейностью спросил: – Жениться за неё думал? Жену тебе ешо подберём.

Даже мне было неловко – при девице такие разговоры. Анна же… очень интересно! Она резко изменила своё отношение к Никанору. Посмотрела на него жёстко и решительно. Что? Действительно решила, что может выйти за меня замуж?

– Так… давай кафтан, пойду я. Дел зело много! – сказал я и поспешил прочь.

У меня новый кафтан! Дядька подсуетился. Взял стрелецкий кафтан, да отдал нашить пуговицы и всё иное, что отличало стрелецкого сотника или полковника от рядового стрельца. Теперь у меня и пояс явно дорогой, кисточки какие‑то, по типу аксельбантов, висят.

Всё хорошо в моём новом кафтане. Цвет только не очень. Теперь я синий. Другого кафтана, достойного полковника, я не имел. Я бы свой красный, будь только моя воля, не менял. Но ведь там мало того, что нужно постирать, так ещё и заплаток с дюжину требуется поставить. Нет, негоже полковнику ходить в таких обносках.

– Как вышли? – спросил я у сотника Собакина, когда подошёл на крепостную стену у Боровицких ворот.

– Сеча была. Одиннадцать стрельцов посекли наших, – сообщил сотник.

Буднично так сказал, даже горделиво, вроде как, это ещё мало убитых.

– Приступ готовят бунтовщики! – сообщил ещё одну новость Собакин.

Что ж, похоже, что ещё должна пролиться кровь, чтобы всё это закончилось. А потом ещё прольётся кровь – по итогам.

Жаль. Причём даже не столько самих людей – они сами выбрали свой путь. Жалко, что Россия теряет своих воинов в бездумном бунте. Но ничего… Дайте срок. Враги ещё услышат о славе русского оружия.