На грани (СИ) - Качалов Эд

После этого мы перешли к снятию мерок, что заняло еще полтора часа.

Самым приятным открытием для меня был тот факт, что среди аксессуаров, которыми имеет право пользоваться офицер, была трость. Я сразу решил, что в качестве таковой, возьму с собой посох, который подарил мне Олег. Тем более он легко с помощью заклинания превращается в трость.

Сергей же выбрал себе палку красного дерева, смахивающую на кий, украшенный резьбой и с золотым наконечником.

Внеся задаток и пообещав еще тридцать процентов от цены сверху, если успеет в срок или порку, если не успеет, отправились к себе.

Когда шли по Невскому, нас обогнал дорого отделанный экипаж. Дверь его приоткрылась, и оттуда выглянул пожилой господин, одетый дорого, но строго.

- Сергей Михайлович, можно тебя! – позвал старик.

Сергей присмотрелся и радостно подбежал к старику. Они о чем-то с минуту говорили. При этом Сергей то и дело оглядывался на меня. Потом он махнул мне рукой, и я, не торопясь, подошел.

- Дедушка, разреши тебе представить моего друга и боевого товарища Андрея Борисовича Ермолича, дворянина.

Я вежливо поклонился и произнес:

- Андрей Борисович Ермолич, дворянин нижегородской губернии.

- Андрей, это мой дед, граф и генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев.

Шереметев слегка кивнул и протянул руку. Я ее пожал. Рукопожатие было крепкое, но рука по-стариковски морщинистая и слегка прохладная. Глянув на графа, я увидел скорее больного, чем старого человека. Кожа слегка напоминала желтоватый пергамент, под глазами мешки, в глазах затаилась боль.

- Мой дед приглашает нас к себе отобедать. Поехали!

- Да, молодой человек, уважьте старика. Отобедайте с нами. Я наслышан о вас от Сергея. Хотелось бы, знаете, составить о вас собственное впечатление. Посмотрев в глаза к Шереметеву, я увидел искренний интерес и согласился.

Только мы стали грузиться в карету, как перед экипажем графа, почти поперек улицы остановилась черная карета, запряженная парой вороных.

Из нее вылез тот человек, которого мы с Сергеем встретили в ателье.

Он неспешной походкой направился к нам. Из черной кареты высунулись еще двое и навели в нашу сторону пистолеты. Парочка, стоявшая на запятках этой кареты, тоже наставила в нашу сторону по паре пистолетов. Итого восемь стволов.

Надо отдать должное, что пара лакеев графа Шереметева, только по одному движению его брови тоже вытащили по паре пистолетов. Ситуация несколько выровнялась их восемь стволов против четырех наших. У графа была только шпага и, судя по всему, церемониальная, а не боевая.

Мы с Сергеем тоже не планировали вести боевые действия днем посреди Невского проспекта. Поэтому у меня был мой тесак и посох, а у Сергея офицерская шпага.

Вылезший первым из черной кареты молодой человек, увидев в руках лакеев Шереметева пистолеты, на мгновение остановился, оценил обстановку и снова двинулся к нам. Подойдя ко мне почти вплотную, он остановился и спросил:

- Андрей Борисович Ермолич?

Я ничего не ответил, продолжая молча смотреть на него. Было видно, как от моего молчания он распаляется и, уже еле сдерживая гнев, выплюнул мне в лицо:

- Отвечайте, когда вас спрашивают!

Я пожал плечами, повертел головой по сторонам и спросил, не глядя на молодого человека:

- Кто меня спрашивает?

-Я, я вас спрашиваю! – хватаясь за шпагу, почти сорвался на крик парень.

- Ах вы? А вы собственно кто и что вам от меня надо?

- Не в твоем положении задавать вопросы! Садись в мою карету, там все узнаешь! – взвизгнул парень.

- Ну что ж, прокачусь, пожалуй, это даже интересно, может, научу кое-кого вежливости, - я направился к черной карете, на ходу соображая, как бы поаккуратнее разрулить ситуацию и не допустить стрельбы днем в центре города. Еще заденут кого-нибудь. Того же деда Сергея.

- Я с тобой, Андрей Борисович! Извини, дед, если не возражаешь, я потом с тобой встречусь! – Сергей припустил за мной.

- Я возражаю! Иди к деду на обед, и так давно не виделись! Я сам разберусь, - ответил я Сергею.

- И я возражаю, Сергей! – угрожающе произнес Борис Петрович. – Более того, я возражаю, чтобы и вы, Андрей Борисович, пренебрегли моим сегодняшним приглашением. Я, знаете ли, в столице всего на три дня и боюсь другого случая не представиться.

Похоже, граф Шереметев настроен серьезно и просто так уехать не получится. Придется разбираться здесь.

Сначала решил спалить эту черную карету. Попытался зажечь в себе Дар. Мой шрам в виде звезды-цветка начал нагреваться. Вот он уже дошел до максимальной силы. Дар уже был готов запустить поток магической энергии, достаточный для боя, как меня будто обволокло какой-то липкой паутиной.

Я почувствовал себя будто в коконе, и конец липкой паутины проник к моему источнику Дара и будто притушил его. Я попробовал еще раз, и снова возникало это противное ощущение липкой паутины гасящий мой источник Дара. Эта липкая паутина не полностью гасила искру магической энергии. Она именно не давала Дару набрать боевую мощь, достаточную для разрушений или убийств.

Граф Шереметев, только глянув на меня мельком, с ходу определил, что я собирался делать, и сказал:

- Даже не пытайся. Указом императора в Санкт-Петербурге объявлен карантин, в город введены войска. Вся боевая магия под запретом. За повторные попытки ее применения сразу в острог. Из города никого не выпускают и никого не впускают.

- А откуда ты, дедушка, знаешь? И из-за чего войска ввели – спросил Сергей.

- Как же мне не знать. Я же генерал-фельдмаршал, я эти войска и ввел. А из-за чего я не знаю, мне не доложили. Слышал, какая-то замятня у князя-кесаря Ивана Федоровича Ромодановского случилась. Вот приехал сам выяснить.

Все это граф Шереметев произнес, отведя меня и Сергея в сторону, так, чтобы агрессивный юноша, стремившийся меня увезти, не слышал.

Тому как раз надоело ждать, и он нетерпеливо выкрикнул:

- Ермолич, хватит уже, поехали.

Между тем мне пришла идея, как избавиться от назойливого юноши, так настойчиво пытающегося испортить нам обед.

- Значит, вы настаиваете, чтобы я поехал с вами? А на чем позвольте спросить? – задавая этот вопрос, я представил кнут, который стегает вороных изо всех сил, слегка разбудил свой Дар и направил этот кнут к вороным.

Получилось настолько удачно, что мне даже показалось, что я увидел над конями огромную руку с кнутом, хлёстко лупцующую крупы и спины лошадей.

Они сорвались и понесли, увозя всю честную кампанию с их восемью стволами.

Молодой человек, увидев, как его карета уносится по Невскому куда-то в сторону будущей площади Восстания, растерялся. Потом, увидев, что граф Шереметев и Сергей стоят и демонстративно аплодируют моему трюку, рассердился и выхватил шпагу:

- Ермолич, вы бесчестный человек, и я сейчас вас убью.

Я грозно посмотрел на него, а потом процедил:

- Возможно, у вас есть причины не любить меня и возможно даже желать убить меня. Но кто вам дал право назвать меня бесчестным?

- Вы! Вы и дали, когда сначала обвинили моего друга в предательстве, а потом, приняв от него вызов, подло убили его до дуэли.

- И кто наш друг, позвольте поинтересоваться? – спросил я, уже догадываясь, каков будет ответ.

- Поручик лейб-гвардии Преображенского полка Крынкин!

И тут я вспомнил, где я видел этого молодого человека. Хотя какого молодого. Он как минимум года на четыре старше меня нынешнего. Но десятилетия прожитых в том мире никуда не денешь.

В общем, со мной как в том анекдоте: бороду-то сбрить можно, но вот умище, куда девать.

Так что для меня этот парень был именно юношей. И видел его я в трактире, когда поручик Крынкин приходил делать мне вызов. Этот юноша был среди секундантов поручика.

Наверное, тоже преображенец, неудивительно, что в ателье он выходил из зала для офицеров этого полка.

- Милостивый государь, причина вашего гнева мне понятна. Но вы как минимум заблуждаетесь, если, конечно, сознательно не лжете. Ведь все было с точностью до наоборот. И мне неважно верите вы мне или нет. Сейчас, прежде чем вы попытаетесь меня убить, мне просто хотелось бы, наконец, узнать, как вас зовут.