Крым наш! (СИ) - Старый Денис

И понимаю я, что Линар завербован и таковым нужен России. Скорее всего, сработал Ушаков. И это не может не радовать. От послов в этом времени много зависит. Порой посол может и самостоятельно определить степень отношений между страной, которую он представляет и тем государством, где он находится с посольством.

— Рубль. И не публично. Знать будут только солдаты и офицеры моей роты, — предложил я крайний вариант.

— Будет вам, господин Норов, рубль, — усмехнулся Андрей Иванович. — Вы не подумайте. Я даже понимаю вас. Но служба государева — она первее за все!

— Поверьте, что и у меня она главнее прочего! — отвечал я.

— Я дам вам свой экипаж. Не стоит его светлость герцога Бирона заставлять ждать. Мой человек первым вас перехватил. А так… Поздравляю со скорой свадьбой!

Чего мне только стоило не показать своего удивления! Но не доставил удовольствия Ушакову, который явно ожидал более эмоциональной моей реакции на сказанное.

Свадьба?

— Венчание с Юлианой Менгден? — почти кричал я в присутствии герцога уже через час после того, как покинул Ушакова.

— Вы забываетесь, секунд-майор. Умерьте тон! — сказал Бирон, отпивая из бокала венгерское вино.

Мы находились в левом крыле Зимнего дворца, в противоположном от того, что занимала императрица. Комната была не по царски малой, но богато обставленной вычурной, скорее на французский манер, мебелью на тонких ножках с изгибами. Голландская и немецкая мебель обычно более устойчивая и основательная. Так что Франция по-тихоньку проникает в Россию и сейчас.

— С чего решение о моем венчании принимается без меня? — спросил я.

Понятно уже почему. Особенно, если знать то, как решала свои амурные дела Анна Леопольдовна в иной реальности. Тогда она женила Морица Линара на той же Менгден, своей подруге, чтобы было удобнее встречаться с любовником-саксонцем.

Мне нравится Анна, но… Я же не вещь. И не против женитьбы. Вот только кроме гипотетического доступа к телу и сердцу Анны Леопольдовны, хотелось еще и материальной выгоды от такого важного поступка.

— Что в приданном? — спросил я.

— Приданное? А разве не понятно? Вы будете допущены к Анне Леопольдовне. Вы! А не мой сын, или кто иной. И вы будете мне говорить обо всем… О ее желаниях, чаяниях, стремлениях. А я помогу вам. Я уже помогаю вам, — Бирон недоумевал почему я сопротивляюсь.

Я не сразу ответил. Нужно было подумать, как так подобрать слова, чтобы мое требование хорошего приданного было аргументировано.

И вовсе эта история с женитьбой… Я и не против, по сути. Да и сама Менгден недурна собой. Противно с ней находиться не должно. Если только не полная дура. Но то, что она уже столько времени при великой княжне говорит только в пользу изворотливости ее ума.

И я понимал, что сейчас такой брак только продвинет меня, позволит расти в чинах. Не будет чего-то экстраординарного, просижу в секунд-майорах и пять и десять лет.

А тут Бирон хочет через меня приручить Анну Леопольдовну? То есть я, ее любовник, буду способствовать возвышению Бирона, как будущего регента при еще не рожденном наследнике Российского престола? Пусть так и думает. Но за это платить нужно.

— Ваше предложение по разведению лошадей возымело хороший результат. Я готов заплатить тысячу рублей за это, — сказал Бирон и посмотрел на меня изучающе.

Я сейчас запрыгаю от счастья и забуду обо всем? Как же! Великий Бирон предлагает мне целую тысячу рублей! Так нет же… У меня сейчас самого больше трех тысяч. Я же забрал большую часть схрона серебра своего двоюродного братца, когда нашли ту землянку, где он задушил какого-то мужика.

— Благодарствую, ваша светлость. А что по преданному? — настаивал я на своем, но, увидев, как скривился герцог, поспешил объяснить: — Это же и мне урон чести и всей гвардии. Как же выглядеть все это будет? Секунд-майор, обласканный ея величеством, берет девицу… И девицу ли… Без приданного. Много слухов будет, подозрительного. На ее высочество

— Да… Приданное нужно, — после некоторой паузы согласился с моими доводами герцог. — Иначе сильно все подозрительно. Да и Менгден… Она же без земли.

А потом Бирон встал со своего изящного, я бы сказал барочного, кресла, подошел к столу, раскрыл одну из папок, начал перелистывать страницы.

— Вот! У вас же под Калугой родовое гнездо? Ближе всего есть поместье Каширы. Почти тысяча душ, пять деревень. Это очень доброе приданное будет, — обрадованно говорил Бирон, тряся один из листов бумаги из той папки.

Я так предполагаю, что в этих бумагах все свободные поместья. И этим распоряжается Бирон. Велика все же сила у герцога.

Что же касается знания географии у немца-фаворита, то ее следовало бы подучить. Не помню точно, но до двухсот километров между Каширой и Калугой. И это по нынешним временам никак не близко. Это четыре-пять дней пути.

Но не дурак же я отказываться от такого ресурса! Тем более, что Кашира — это пусть и не земли Дикого Поля, будущей Новороссии, но тоже там можно развернуться с сельским хозяйством. Да и до степи ближе, до Тулы недалеко. Можно будет думать и о производстве.

— Вы еще и думаете? — возмутился Бирон.

— Нет, нет, ваша светлость! Конечно же я согласен, — сказал я и вновь задумался.

Нет в этом времени браков по любви. Любовь только-только зарождается, как явление, на которое вовсе обращают внимание. А так, брак — это скорее про расчет.

И будет ли мне Менгден мешать моим делам? Да, нисколько. Мы можем даже раздельно жить, числясь лишь супругами. Галантный век приходит, уже многое позволительно. А вот такое мощное поместье мне было бы не заполучить и за пять лет и может за всю свою жизнь.

Да и вообще… Если что-то нельзя предотвратить, а решение фаворита, да еще и согласованное с волей императрицы, я предотвращать пока не могу. То нужно это веселье возглавить.

Женюсь! Но только потом, война, знаете ли. А вот поместье было бы неплохо заполучить уже сейчас.

Самара

27 ноября 1734 года

Александр Иванович Румянцев пил кофий в одной из трёх изб, спешно сооружённых прямо посреди реки Яик. Генерал-аншеф размышлял над тем, правильную ли он избу выбрал.

Как в той русской сказке: выберешь правую избу — утопят подо льдом реки; выберешь левую избу… тоже захотят и утопят в реке. И только в средней избе был поставлен огромный стол, на котором сервированы многие яства.

Причём правоверный мусульманин должен был оценить выбор блюд: тут не было ничего из свинины — в основном, баранина и козлятина. Да и хмельное на стол не поставили. Хотя что выпить — у Румянцева имелось.

Александр Иванович с вниманием отнёсся к рекомендациям Норова, который утверждал, что если в малом пойти на уступку степнякам-кочевникам, например — не ставить на стол то, что у них под запретом, харам — можно добиться куда большего в переговорном процессе.

— Пусть заходят! — настроившись на решительный и сложный дипломатический бой, сказал Румянцев.

Через пятнадцать минут — ровно столько потребовалось башкирским старейшинам, чтобы преодолеть расстояние до середины реки — в большую, просторную избу стали заходить представители башкирского народа. Не все сюда собрались, не все успели доехать, некоторые и вовсе не узнали о том, что русский генерал собирает их для беседы. Но больше половины старейшин присутствовало.

Они входили по одному в избу и осматривались. Каждый из старшин ждал подвоха, коварной хитрости от русских.

И во многом они были правы. В двух других избах были вырублены проруби, в которые предполагалось сбрасывать всех вошедших и баграми не давать им всплывать, а заталкивать под лёд [таким образом с башкирами поступал один из губернаторов Оренбургской губернии — Неплюев].

Александр Иванович Румянцев повелел собрать все возможные сведения о том, с какими намерениями прибыли старшины. Исходя из полученных данных, русский генерал и принимал решение, в которой избе встречать их.

И пусть первоначально Румянцев и сам склонялся к тому, чтобы решить башкирский вопрос мирно, но даже после общения с Норовым Александр Иванович не отрицал силовой вариант. И одномоментно убить многих потенциальных лидеров бунтовщиков — это, по мнению Румянцева, сразу же предоставляло фору для русских войск.