Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

— Чем могу быть полезен? — спросил он, вытирая руки о передник, испещрённый мелкими пятнами и царапинами — свидетельствами многолетнего труда.

— Мне нужна игла, — сразу перешёл я к делу.

Ювелир слегка нахмурился и махнул рукой в сторону.

— Дак это вам не ко мне, это вон к кузнецу или к торговцам на площади, — сказал он с легким раздражением человека, чьё время потратили зря.

— Нет, — поспешил я его остановить, — мне нужна игла полая внутри, вот такой формы.

Я достал лист бумаги, свёрнутый вчетверо, и развернул его на прилавке, показывая ему зарисованную иглу. Чертёж я сделал еще дома, пытаясь воспроизвести по памяти то, что когда-то видел в другой жизни.

Ювелир взял лист, поднёс ближе к глазам, изучая каждую линию с профессиональной тщательностью. Его взгляд заметно изменился — теперь в нём появился интерес, искра любопытства мастера, столкнувшегося с необычной задачей.

— Понятно, — медленно произнёс он, поглаживая подбородок.

— Это в масштабе увеличенное раз в пять… Мне нужна именно такая, — я достал из сумки один из шприцов, который сделал Митяй и положил рядом с рисунком, — чтобы она плотно вошла на вот этот выступ.

Ювелир взял в руку шприц, повертел его, изучая конструкцию. Его брови поднимались всё выше и выше, а в глазах читалось смесь удивления и профессионального интереса.

— А из чего нужно сделать? — спросил он, всё ещё не отрывая взгляда от шприца.

— Из хорошей стали, — ответил я, — кончик должен быть острым, как шило, чтобы легко входил.

Ювелир положил шприц на прилавок и пристально посмотрел на меня. В его взгляде читалось уже не просто любопытство, а настоящее недоумение.

— А позвольте полюбопытствовать, зачем вам такая диковинка? Иглы для шитья, признаться честно, я делал, а вот такую, чтобы сквозная… — он покачал головой, — сложно, дорого вам получится.

Я на мгновение задумался, стоит ли открывать ему истинное предназначение этого инструмента. Решил сказать часть правды.

— Она должна не нитку проводить, а жидкость, — объяснил я, понизив голос, словно делясь секретом. — Эта игла может спасти не одну жизнь.

Ювелир приподнял бровь, не совсем понимая, что я задумал. Его взгляд стал ещё более внимательным, словно он пытался прочитать в моих глазах то, что я не договаривал.

— Я потом покрою её серебром, чтобы не ржавела, — тихонько добавил я, словно это должно было всё объяснить.

— Серебром? — удивился ювелир, его брови взлетели ещё выше. — Простую сталь покроете серебром? Даже не спрашиваю как вы это сделаете, но скажу, что проще сразу из серебра сделать.

Я покачал головой.

— Понимаете, серебро — металл мягкий, кончик погнётся и быстро затупится. Сталь же крепкая. А серебром покрыть сверху, только очень тонким слоем… — я помолчал немного, — есть у меня один способ, — тихо добавил я.

Эта часть была правдой — серебро обладало свойствами, которые были необходимы для моего замысла, но прочность стали была не менее важна. Ювелир же ещё раз внимательно посмотрел схему, затем снова взял шприц, покрутил его в руках, словно взвешивая сложность задачи.

— Сделаю, — наконец сказал он, и я почувствовал, как камень упал с моей души. — Завтра до обеда будет готово.

— Мне штуки три нужно, — тут же добавил я, пока он не передумал.

Мастер задумался, мысленно пересчитывая время и материалы.

— Тогда до вечера, — поправил он себя, — не раньше.

— По рукам! — я протянул ему руку, которую он после секундного колебания пожал.

Его рукопожатие было крепким — как у человека, привыкшего держать слово.

— И что, даже не спросите, сколько это будет стоить? — удивился ювелир, когда я уже собирался уходить.

Я обернулся:

— Думаю, не обманете, — подмигнул я ему, развернулся и вышел из лавки.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул. Первый шаг сделан. Если всё пойдёт по плану, то скоро у меня будет то, что может изменить многое. Я не был уверен, поймёт ли ювелир истинное предназначение этих игл, но это не имело значения. Главное, что он согласился их сделать.

В уютном и теплом кабинете Ивана Дмитриевича разгорались нешуточные события. Высокий долговязый мужчина в тёмном сюртуке стоял напротив хозяина кабинета и буравил того взглядом, так, что любой другой бы стушевался и искал в какой бы угол забиться. Иван Дмитриевич же открыто смотрел в глаза собеседника, но при этом было видно, что его визави имеет гораздо больший вес, чем сам Иван Дмитриевич.

Свет от лучин, золотил пылинки в воздухе и подчёркивал напряжение, висевшее между мужчинами. На столе в беспорядке лежали бумаги, чернильница с пером и фарфоровая кружка с недопитым чаем, который уже остыл и покрылся тонкой плёнкой.

— Рассказывай, — спустя недолгие гляделки сказал мужчина, нарушив тишину, словно разбивая хрупкое стекло.

— Так что рассказывать-то? — Иван Дмитриевич вздохнул, как человек, вынужденный повторять давно известную историю.

— Всё сначала, — процедил долговязый, бросив на стол тонкую папку с бумагами, — и ничего не упускай.

Иван Дмитриевич прошёлся по кабинету, словно собираясь с мыслями, пальцы его нервно крутили пуговицу.

— Староста соседней деревни от Уваровки, послал племянника в город что-то там прикупить.

— Что прикупить?

— Это неважно, — он махнул рукой, отметая незначительные детали. — На обратном пути на них напала шайка бандитов. Двоих человек убили, а племянника тоже думали, что убили, да только выжил тот и непонятно как добрался до деревни.

Долговязый скривил тонкие губы, будто услышал что-то неприятное.

— Там уже все думали, что помрёт, — продолжал Иван Дмитриевич, присаживаясь на край стола, — а староста возьми да приди к Егору Андреевичу. А тот, недолго думая, со своим англичанином — он, кстати, неплохой лекарь, я навёл справки — военный, полевой. Вот они приехали к нему, а потом Егор Андреевич сделал какую-то жидкость, которая ввела раненого, замечу, смертельно раненного, в глубокий сон, да так, что его этот англичанин смог разрезать, вытащить все осколки рёбер изнутри. Насколько я знаю, зашил лёгкое, вправил выбитый из плеча сустав, потом все зашил. И только после этого парень проснулся. Его отпаивали какими-то отварами, что он смог перенести… Вы можете себе представить, какую боль?

Долговязый посмотрел на Ивана Дмитриевича так, словно тот был насекомым под стеклом.

— Вань, ты понимаешь, что нам просто нужна эта жидкость? — в его голосе прозвучали нотки стали.

— Понимаю, — тихо ответил Иван Дмитриевич, отводя взгляд к окну.

— Тогда почему она до сих пор не у нас? — долговязый постучал пальцами по столу, и этот звук отдавался в тишине кабинета, как удары молотка.

Иван Дмитриевич сжал руки в кулаки, так что побелели костяшки пальцев.

— Информацию об этой операции мне доложили буквально позавчера. И, насколько я знаю, только сегодня вы прибыли в Тулу.

Долговязый подошёл вплотную к Ивану Дмитриевичу, нависая над ним, как грозовая туча.

— Так почему ты ещё здесь? Почему тут стою я, а не этот Егор Воронцов? — его голос упал до шёпота, но от этого стал ещё страшнее. — Тащи его сюда! В допросную, в пыточную, и чтоб мы знали этот рецепт!

Иван Дмитриевич покачал головой, медленно, словно размышляя, сколько ему осталось жить после таких слов.

— Вы знаете, он сюда не приедет, — произнёс он с неожиданным спокойствием. — Уже пробовал. Нужно ехать к нему. Слишком горд. Да и опаслив.

Долговязый расхохотался, но смех его был подобен скрежету металла по стеклу.

— Опаслив? Да что он может против воли государевой? Против Тайной канцелярии? — он понизил голос до свистящего шёпота. — Я сказал — делайте, что хотите, но нужна эта жидкость.

Последние слова прозвучали как приговор. Иван Дмитриевич побледнел, понимая, что если Егор Воронцов не захочет делиться рецептом, то он его не получит.

Пока долговязый раздражённо расхаживал по кабинету, Иван Дмитриевич подошёл к окну и выглянул из него. Солнечный свет, пробившийся в этот самый миг сквозь серые облака, на мгновение ослепил его, и он прищурился, вглядываясь в фигуры прохожих на улице. И вдруг замер, не веря своим глазам. По мощёной дороге, словно материализовавшись из его мыслей, шёл не кто иной, как сам Егор Андреевич Воронцов.