Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

Светлейший хлопнул в ладоши, и «лунные маяки» тотчас погасли, оставив перед глазами лишь многочисленные белые пятна, мерцающие в абсолютно тьме. Но тьма эта длилась недолго. Я вновь услышал звонкий хлопок в ладоши, и в тот же миг зал, в котором мы находились, вновь осветился. Но теперь это было не то жиденькое белое свечение «лунных маяков», а яркий насыщенный свет, исходящий от огромного шара кипящего пламени, зависшего где-то под самым сводом.

Я сразу его узнал, хотя никогда прежде не имел возможности лицезреть в таких колоссальных размерах. «Комета гнева», которая сияла на ладони у Санечки, в сравнении с этой была как муравей перед слоном. И первой мыслью моей было: «Всё, это конец…» Потому что сравнить эту «комету» можно было разве что именно со слоном. Слоном, которого изваляли в жиру и перьях и подожгли, и теперь он пылал желтым пламенем, иногда исторгая из себя тонкие огненные языки.

Я так и замер на месте, и даже отступил на шаг, хотя понимал, что если эта «комета» сейчас рванет, то никакое бегство меня не спасет, потому что бежать уже будет некогда и некуда. И города Петербурга со всеми его окрестностями уже не будет на карте, а останутся от него одни лишь обгорелые руины.

Но светлейший, видя мое замешательство, придержал меня под локоть и покачал головой.

— Не стоит беспокоиться, Алексей Федорович, — сказал он. — Это всего лишь «комета гнева», как ее принято называть среди магов Синей Линии. Страшное оружие, и совершенно неуправляемое… в неопытных руках. Но я такие использую порой в качестве яркой люстры!

«Яркой люстры»! Люстры! Уж не знаю, насколько это рационально, но одно могу сказать точно: светила она действительно ярко.

Да-да, при таком свете был отчетливо виден и упомянутый уже высокий свод с нанесенными на него фресками, и далекие стены, прикрытые тканевой драпировкой, и высоченные колонны, устремленные от мраморного пола ввысь, к самому своду. Собственно, при таком освещении в зале было не менее светло, нежели в солнечный день у меня в беседке.

Я с натугой переглотнул.

— А если рванет? — спросил сипловато.

Светлейший презрительно отмахнулся:

— Ерунда, не рванет…

— Но все же? А если рванет?

Князь с глубоким вздохом всплеснул руками.

— Скажи мне, Алексей Федорович, ты чувствуешь здесь какой-то особый жар?

Едва светлейший это спросил, как я тут же понял, что при таком размере «кометы», заключенной в закрытом помещении, жара здесь должна стоять просто невероятная. Да что уж там — ад показался бы в сравнении с ней просто не протопленной банькой. И не только драпировка на стенах сгорела бы в таком пекле, но и от нас со светлейшим в мгновение ока остался бы только пепел.

Но ничего подобного в этом зале не происходило. И, честно признаюсь, здесь было даже прохладно.

— Нет… — я медленно покачал головой. — Не чувствую. Как такое может быть, ваша светлость?

— «Ваша светлость»… — недовольно хмыкнул князь. — Когда ты узнаешь, Алексей Федорович, то, что от тебя ныне скрыто, ты станешь гораздо проще относиться ко всем этим громким титулам. И все вот эти фокусы, — он мотнул головой в сторону «кометы гнева», — будут казаться тебе просто детскими шалостями. А жара от нее ты не ощущаешь, потому как ее здесь и нет вовсе.

Я немало озадачился.

— Да как же так-то? Как же нет ее, если вот она — висит в самом центре зала?

— Никакой «кометы» здесь нет, — поморщившись, повторил князь. — На самом деле она находится далеко в Запределье, за тысячи миров отсюда, летит в пустом пространстве уже миллионы лет, и будет лететь еще много миллионов лет, всегда одинаковая и неименная. Я же просто разместил здесь ее изображение, чтобы с ее помощью освещать этот зал. Весьма удобное решение, кстати! Рекомендую.

— Премного благодарен, Алексей Михайлович, — я вежливо поклонился. — Но вряд ли мне это пригодится.

— Как знать, как знать! Однако, мы слишком задержались здесь, у самой лестницы, а между тем все самое важное ждет вас впереди. Прошу следовать за мной.

И он направился вглубь зала, мягко шаркая по мраморному полу. Я двинулся следом, и стук моих подбитых каблуков звонко разлетался в безмолвной тишине огромного зала — цок-цок-цок-цок. Звук этот многократным эхом отражался от стен и витал по залу, заполняя собой все пространство. Мы дошли до середины зала и остановились под самой «кометой гнева». Задрав голову вверх, я рассматривал ее с открытым от удивления ртом, а она висела прямо над нами и казалась живой. Пламя так и кипело в это раскаленном шаре, оно бурлило, завивалось в спирали, исходило пузырями. Кое-где от него отделялись огненные сгустки и уносились прочь, но никакого вреда залу не причиняли — они просто исчезали из вида, скрываясь за пределами того участка чужого пространства, которое светлейший сделал видимым в этом зале.

Зрелище было поистине потрясающим. Меня не покидало ощущение, что я нахожусь в непосредственной близости от самого Солнца.

— Не советую тебе долго смотреть на «комету» незащищенными глазами, — одернул меня князь. — Она способна выжечь тебе глаза, даже находясь в других мирах и пространствах.

Получив такое предупреждение, я поторопился опустить голову. Глаза мои мне были дороги. Между делом тут же промелькнула мысль, что если бы меня собирались арестовать, отправить в острог, в ссылку, или же и того хуже — попросту убить, то вряд ли стали бы беспокоиться о сохранности моего зрения.

Это внушало надежду на благополучный исход данной аудиенции. Да и зачем назначать человека исполняющим обязанности руководителя Сыскного приказа, коли собираешься его тут же убить?

Не-е-е, что-что, а жив я точно останусь.

Мы снова двинулись вперед, но, дойдя до ближайшей колонны, опять остановились. Колонна была очень широкой, даже трое людей, взявшись за руки, вряд ли смогли бы ее обхватить. За колонной стояло нечто, скрытое от постороннего глаза большим отрезом красной материи. Ткань закрывала этот предмет полностью, до самого пола, так что видеть его не было никакой возможности, но очертания все же угадывались — под тканью находился какой-то прямоугольный короб в сажень длиной и чуть меньше аршина шириной.

— Догадываешься, что здесь? — спросил князь.

Предчувствуя нехорошее, я покачал головой. На самом деле, кое-какие догадки у меня все же имелись, но озвучивать их светлейшему я не собирался. Это он по какой-то причине решил сегодня со мной откровенничать, у меня же никаких предпосылок для этого не было. В конце концов, мы с ним представляли два противоборствующих лагеря, и если он этого по какой-то причине пока не знал, то я-то знал наверняка.

Вот только мой лагерь теперь не имел никакой внятной цели. Откровенно говоря, он был разгромлен и уничтожен. А я был просто беглым полководцем, скрывающимся от неизбежной кары за сотворенные деяния.

Не дождавшись от меня внятного ответа, светлейший прошел вдоль накрытого тканью короба и остановился у дальнего его края. Пристально посмотрел на меня, взялся за ткань и рывком откинул ее в сторону.

Собственно, все было так, как я и предполагал, и потому я ни одним движением, ни одним жестом и ни одним словом не выказал своего удивления.

Под покрывалом красной материи действительно находился деревянный короб. Если быть совсем точным, то это был гроб, который еще не закрыли крышкой. И в гробу этом, сложив на груди руки, лежало безголовое женское тело.

Изнутри гроб также был выстлан красной материей, так что если остатки крови из разрубленной плоти и натекли внутрь гроба, то ее заметно не было.

— Ты узнаешь эту женщину, Алексей Федорович? — спросил князь.

И в это самое мгновение я совершенно отчетливо понял, что сейчас не время и не место, чтобы врать и изворачиваться, да и не тот человек светлейший, перед которым стоит это делать. И еще я понял, что на самом деле ему известно абсолютно все обо мне, и может быть даже известно то, что я и сам пока о себе не знаю.

Он был откровенен со мной, и я не видел причин, чтобы и мне не вести себя точно так же.