Оракул с Уолл-стрит (СИ) - Тыналин Алим

Смена темы настолько очевидная, что я не стал настаивать. Джонсон явно знал о Continental Trust больше, чем говорил, и мое упоминание этого имени задело какую-то чувствительную струну. Это само по себе ценная информация.

Мы перешли к обсуждению автомобильного сектора, новых моделей финансирования потребительских покупок и других нейтральных тем. К концу обеда напряжение, вызванное упоминанием Continental Trust, казалось, рассеялось.

— Я думаю, с Гарднерами мы поступим по вашему плану, — сказал Джонсон, когда официант принес счет. — И еще кое-что. У меня есть несколько небольших клиентов, похожих на Гарднеров. Семьи среднего класса с небольшими сбережениями, которые хотят разумно инвестировать. Я бы хотел передать их вам.

— Это большая честь, — искренне ответил я. — Я постараюсь оправдать ваше доверие.

— Я уверен в этом, — Джонсон оплатил счет, отмахнувшись от моего предложения разделить расходы. — В следующий четверг я представлю вас Томпсонам. Они учителя на пенсии, скопили около тридцати тысяч долларов. Скромная сумма, но для них это результат бережливости всей жизни.

Мы вышли на улицу, где по-летнему яркое солнце заливало Уолл-стрит.

— До четверга, Стерлинг, — Джонсон крепко пожал мою руку, и в этом рукопожатии читалось возросшее уважение. — И еще раз спасибо за ваш подход к Гарднерам. Не каждый брокер на Уолл-стрит помнит, что за цифрами всегда стоят реальные люди с их надеждами и мечтами.

Когда Джонсон удалился, я остался стоять у ресторана, обдумывая результаты встречи. Обед оказался продуктивным сразу в нескольких направлениях.

Я укрепил отношения с влиятельным старшим брокером. Получил под управление новых клиентов, что усилит мое положение в фирме. И, возможно самое важное, увидел явную реакцию на упоминание Continental Trust.

Теперь я был уверен. Джонсон что-то знал об этой организации. Что-то, что заставило его мгновенно напрячься и сменить тему. Его предупреждение о «мутных водах» не просто осторожность. В нем звучал страх.

Продвигаясь по оживленной улице в сторону офиса, я анализировал возможные сценарии. Если Джонсон, опытный и уважаемый брокер, опасается даже обсуждать Continental Trust, значит, их влияние простирается гораздо дальше, чем я предполагал.

Как это связано с документами, найденными в архиве? С таинственными кодами TR/CF/LNG и протоколом CT-03? С участием Харрисона и Форбса в смерти отца Стерлинга?

Головоломка становилась все сложнее, но некоторые фрагменты начинали складываться. Я видел в Джонсоне потенциального союзника, но осторожного, предпочитающего держаться в стороне от опасных тем.

Если я хотел привлечь его на свою сторону, нужно действовать постепенно. Укреплять доверие через успешную работу с клиентами. Доказывать компетентность и надежность.

Я улыбнулся про себя при мысли о том, как изменились мои приоритеты. В прошлой жизни Алекса Фишера я никогда бы не тратил время на мелких клиентов вроде Гарднеров. Теперь же их благополучие стало для меня своеобразным тестом, меркой моих собственных изменившихся ценностей.

С этими мыслями я вошел в здание «Харрисон Партнеры». Впереди меня ждала вторая половина дня, наполненная повседневными задачами молодого аналитика. Но мысленно я уже прорабатывал следующий шаг своего плана.

Остаток дня я провел, методично разбирая бумаги, анализируя данные и выполняя обычные обязанности младшего аналитика. Около пяти часов, когда офис постепенно пустел, телефон на моем столе зазвонил. Такие поздние звонки редкость.

— Уильям Стерлинг слушает, — ответил я, прижимая трубку к уху.

— Стерлинг, это Александр Норрис, — раздался хрипловатый голос с легким британским акцентом. — Надеюсь, не отвлекаю вас от важной работы?

Глава 35

Серый капитал

Ах да, точно. Давненько не виделись.

Это же профессор Норрис, бывший заведующий кафедрой экономики Принстонского университета и один из немногих экономистов, публично выражавших скептицизм по поводу «бесконечного процветания» конца 1920-х годов. Наша первая встреча состоялась недавно, и наша короткая беседа явно произвела на него впечатление.

— Вовсе нет, профессор, — я выпрямился в кресле. — Чем обязан удовольствию?

— Хотел напомнить о встрече нашего неформального общества. В семь вечера, клуб «Грамерси». Я упоминал о вас коллегам, и они весьма заинтригованы вашими циклическими теориями.

«Неформальное общество», о котором говорил Норрис, представляло собой небольшую группу экономистов и финансистов, скептически настроенных к современной рыночной эйфории. Они собирались раз в месяц, чтобы обсудить тревожные тенденции, которые большинство предпочитало игнорировать.

— Конечно, буду обязательно, — ответил я. — Представлю некоторые материалы по корреляции между ростом потребительских кредитов и фондовыми индексами.

— Превосходно! — в голосе Норриса звучал неподдельный энтузиазм. — Кстати, вы видели последние данные по маржинальным кредитам? Федеральный резерв опубликовал их сегодня утром.

— Еще нет, был занят встречами с клиентами.

— Рост на двенадцать процентов за последний месяц, — в его голосе звучало мрачное удовлетворение человека, чьи пессимистические прогнозы подтверждаются. — Хотел дополнить вашу модель этими данными. Кажется, ваша «точка критического перегрева» становится все ближе.

Я намеренно не сказал профессору, когда именно произойдет крах. Вместо этого я представил ему математическую модель накопления системного риска в финансовой системе, где «критическая точка» пока определялась только приблизительно.

— Благодарю за информацию, профессор. Обязательно включу эти данные в расчеты.

— И еще одно, мой юный друг, — Норрис понизил голос, хотя вряд ли кто-то мог его услышать. — За вами наблюдают. Мой коллега из Федерального резерва упомянул, что некий молодой аналитик с нестандартными взглядами привлек внимание определенных кругов. Не называл имен, но описание подозрительно напоминало вас.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Что значит «определенных кругов»?

— Некоторые влиятельные финансисты, озабоченные появлением «медвежьих» настроений. В эти дни оптимизм почти обязателен, а пессимистов считают почти предателями американской мечты.

— Я учту, профессор, — ответил я, делая мысленную пометку быть еще осторожнее в публичных заявлениях. — До завтра.

Повесив трубку, я задумчиво посмотрел на вечерний Нью-Йорк за окном. Предстоящая встреча с группой Норриса представляла собой интеллектуальный противовес моим финансовым операциям. Там я мог говорить более открыто о своих опасениях, среди единомышленников, понимающих риски текущей ситуации.

Но предупреждение профессора напоминало, что мои действия и взгляды не остаются незамеченными. И далеко не всем нравится то, что они видят.

Я закончил с последними документами и начал собираться домой. Завтра предстояло многое сделать.

Предрассветные часы стали моим излюбленным временем для трансформации. Город еще спал, улицы пустовали, и вероятность случайной встречи со знакомыми стремилась к нулю.

В пять тридцать утра я уже завершал последние приготовления.

Квартира наглухо зашторена, а на обеденном столе разложены все необходимые инструменты перевоплощения. Как актер перед выходом на сцену, я создавал не просто иную внешность, но и другую личность.

Первым делом я изменил осанку. Уильям Стерлинг держался прямо, с легкой энергичностью молодого человека. Роберт Грей спокойнее, с еле заметным наклоном вперед.

Воплощение осмотрительного финансиста средних лет. Затем пришла очередь парика. Не просто накладных волос, а шедевра маскировки, созданного профессиональным театральным мастером. Русоватые волосы с проседью у висков, идеально повторяющие естественную линию роста.

Тонкие стальные очки в роговой оправе. Накладные усы, не броские, но придающие лицу характерность.