Патриот. Смута. Том 2 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Чего изволите, боярин. — Подбежал, поклонился в землю. — Я вам теперь по гроб жизни. Я за вас и для вас, что скажете.

— Чего умеешь?

— Грамоте немного. — Он покраснел, опустил глаза. — Отец учил. И лекарству тоже, самую малость.

Дело хорошее, пригодится парень, если читать умеет.

— Поступай в распоряжение к Григорию. Он посмотрит, что умеешь, и если толк будет, помогать начинай.

Парень вновь поклонился, хотел было уже идти, бить челом подьячему.

— Погоди, еще одно дело есть. Жди.

Я спустился с крыльца. Обратился к одному из служилых людей, оставшихся ночью здесь, в кремле на постах.

— Приведи писаря.

Тот кивнул без лишних вопросов. Исчез за углом терема и через минуту появился, ведя перед собой в кандалах Савелия.

— Папка! — Закричал Петр, уставился на меня. Глаза круглые, в них вопрос стоит. Можно ли?

— Иди поговори с предком. — Улыбнулся я. — Сын за отца не в ответе.

Парень помчался к родителю.

— Сын! — Савелий, увидев его, рухнул на колени.

Они сцепились в объятиях, хлопали друг другу по спинам. Говорили что-то бессвязное сквозь слезы. Ревели оба. Да, настоящая любовь отца к сыну и наоборот. Понимаю я теперь, почему этот человек при всей своей книжной профессии пошел на разбойничьи действия. Все понимаю, но не принимают. Простить такое нельзя, искупить нужно.

Петр отстранился, Савелий уставился на меня.

— Спасибо. Спасибо тебе, боярин. Игорь Васильевич. Я по гроб жизни теперь… Все, что скажешь… — Он плакал, я видел эти слезы раскаяния и простого человеческого счастья, бесконечной благодарности.

— Верю, Савелий, верю. Только ты пока как был, так и есть мой пленник. Ты людей, тебя пригревших, приютивших, давших работу убить хотел. В разбое потворствовал. Это так просто не проходит. Заслужить надо.

— Заслужу, боярин. Позор смою. Надо, на смерть пойду. Если скажешь. Спину гнуть буду. В ночи читать и писать, коли скажешь. Глаза не щадить. Где скажешь, что скажешь. И в кандалах, и как угодно. Только прикажи. Я твой должник. Раб я твой. — Он как стоял на коленях, начал челом бить в землю, кланяться. Разогнулся, закричал. — Слышите люди, при всех говорю!

Ох. Что-то тебя, писарь, накрыло так. Понесло.

— Довольно, Савелий! Я тебя услышал.

— Петька и ты кланяйся. Святой человек, Игорь. Меня, грешного гада пощадил. Тебя спас. Кланяйся.

Парень тоже стал отбивать поклоны.

— Довольно! Встань. Работа не ждет. — Я сказал грозно, и этот приступ чинопочитания вмиг прекратился. — Идите сюда, оба.

Сын помог отцу подняться. Поддерживая младший старшего, они подошли. Позы сутулые, чинопочитание во всей красе.

— Чем можем служить, боярин? — Проговорил писарь.

— Татарский знаешь? Читать умеешь?

— Да, господин, могу. И говорить, и читать.

— А сын?

— Немного совсем, учил я. — Робко проговорил Савелий.

Отлично, вот у меня и образовалось целых два толмача. Один человек вольный, но связанный отцовской клятвой и великой благодарностью. Второй — ту самую клятву давший и наказание отбывающий. Младшего подучить нужно, чтобы опыта набрался. Сейчас и начнем.

— В приемную, в терем идите, ждите. Сейчас с письмами приду, поглядим, что там. А потом на допросе двух крымских господ слушать будете. Если что на своем болтать будут, все подмечать и мне докладывать.

Савелий закивал, толкнул Петра, и тот последовал его примеру.

— Пантелей!

Из толпы почти мгновенно появился крепкий, простецкий на вид служилый человек. Нравился он мне все больше. При всем своем неуклюжем, простецком и даже малость диковатом виде оказался расторопным и смышленым человеком.

— Конь мой где? На котором я с Колдуновки ехал? Там сидор мой со шкатулкой. Тащи сюда.

— Будет сделано.

Он помчался к конюшне.

Пока ждал, осматривал происходящее во дворе кремля. Пленных людей усадили на землю связанными. Григорий и еще пара служилых человек ходили между ними, задавали вопросы. Занимались эдакой фильтрацией — кто бандит, кто пособник, а кто случайная жертва. Петр в этом ночью неплохо помог. Выдал информацию по тому, кто есть кто среди пленных. Но все нужно было проверить и подтвердить перекрестными допросами.

Женщин посадили отдельно от мужиков. С ними сейчас святой отец разговаривал. Тот, что нас вчера на дело благословлял, и в подпол церковный провожал. Отсюда мне неясно было, что творил. То ли исповедовал, то ли причащал, то ли увещевал. Они все стояли на коленях, молились. Головы опущены, плечи вжаты, сутулятся раболепно.

У конюшни, куда умчался Пантелей, служилые люди разгружали добытое имущество. Аккуратно без суеты таскали в терем с торца. В комнаты, предназначенные для проживания их самих. Есть ли там свободная, чтобы ее заполнить, закрыть и спокойно инвентаризировать все имущество? Надеюсь — да.

Пантелей вернулся. Протянул увесистую шкатулку с глупой улыбкой на лице. Сам сидор был за его массивным плечом.

— Вот, боярин. Чего-то еще нужно?

— Да, веди татар и прихвати кого-то из наших с собой.

Эти двое могут быть опасным, вдруг чего удумают. Или, если у них ненависть друг к другу, даже со связанными руками — кинуться еще друг на друга. Разнимай потом. Мне не с руки на такое время тратить.

Служилый человек кивнул, помчался их разыскивать. А я спокойным шагом проследовал вновь в зал приемов. Говорить буду сразу с двумя в присутствии переводчиков. Так и надежнее и лучше.

Савелий и Петр стояли у стены, куда-то садиться не решались.

Глянул на них. Обошел стол, занял место воеводское, шкатулку на стол подле себя поставил. Писарь с сыном следили.

— Так, Петр, по левую руку от меня у края стола садись. — Показал рукой. — Савелий, за кафедру. Читать будешь и слушать. Хоть и под арестом, но роль твоя все та же. Писарь воеводы. Ясно⁈

— Да, боярин. — Он поклонился и толкнул сына, чтобы тот согнул спину, чуть ли не в пол.

Они распределились по местам, мной указанным. Ждали указаний.

— Сейчас татар двух приведут. Они люди военные, опасные. Ты, Петр, смотри на них. За жестами, мимикой, все подмечай. Учись. — Я посмотрел на занявшего место справа у меня писаря. — А ты, тоже в оба смотри. Чуть что неладно, говори громко. Дозволяю. И переводи все, что на своем болтать будут. А еще бумаги у меня есть, их прочесть надо будет. Как время настанет, передам.

— Будет исполнено, хозяин. — Проговорил Савелий. — Все сделаю.

Я открыл крышку, уставился на лежащее сверху письмо. Тот самый Ку-эр код. Печаль крымского хана, не иначе. Но, подождем. Поиграем с двумя татарами в интересную игру.

Ждать пришлось недолго. Пантелей привел допрашиваемых. С ним явился еще один боец.

— Этого слева. — Указал я на плененного у Маришки. — Встань за ним, Пантелей. А второго справа. Ты за ним место займи. Смотрите, чтобы чего неладного не сотворили.

Рассадили, заняли позиции, как я велел. Замерли. Татары буравили меня взглядом. Посматривали друг на друга недобро. С пренебрежением. Сам наблюдал, выдерживал паузу, смотрел, взгляд переводил с одного на второго и обратно.

— Этот сын шакала за одним столом со мной сидеть не должен. — Проговорил хрипло и злобно схваченный на реке татарин. — Я самого хана посланник, а этот… Энгрэ бэтек.

Соплеменник его зло зыркнул в ответ на непонятное слово. Савелий тем временем перевел.

— Ругательство это на их языке. Беспутный, означает. Господин боярин.

Понятно. Разного поля ягоды, вот и посмотрим на вас. Сыграем на этом.

— Письмо у меня есть. На татарском. — Извлек из ларца бумагу, повернул печатью так, чтобы оба видели. — У бандитов местных добыл.

— Сын шайтана… — Зашипел названный беспутным.

На лице второго я увидел удивление и некое напряжение.

Глава 5

Я смотрел на них двоих, изучал. Реакция интересная. Один злится. Даже не пытается скрыть, что я раскрыл какой-то его тайный план. Второй недоумевает, причем его не беспокоит то, что он связан. Доставляет физические неудобства, это видно, но смерти не боится. Уверен в том, что с ним обойдутся как с почетным пленником. Кто же ты такой? И что же написано в этой бумаге, запечатанной массивной свинцовой блямбой.