— Теперь нужно всё это аккуратно доставить на постоялый двор, — сказал я.
— Не извольте беспокоиться, — заверил Матвей Иванович. — Я пошлю с вами Дуньку и Прасковью. Они всё упакуют как следует и доставят в сохранности.
Машенька с явной неохотой направилась обратно за ширму, чтобы переодеться в свою обычную одежду. Я видел, как ей не хотелось расставаться с этой сказкой, но до приёма носить такое великолепие было бы неразумно.
Пока Машка переодевалась, Матвей Иванович подвёл меня к столу, где лежала ещё одна коробка:
— А это для вас, Егор Андреевич. Небольшой подарок от нашей мастерской.
Я открыл коробку и увидел пару белоснежных перчаток из тончайшей кожи, расшитых серебряной нитью.
— Я знаю, вы сказали, что у вас всё есть, но позвольте всё же преподнести этот маленький дар.
— Спасибо, — кивнул я, принимая подарок. — Очень кстати.
Из-за ширмы вышла Машенька, уже в своём обычном платье. Лицо её выражало смешанные чувства — радость от того, что у неё теперь есть такой наряд, и грусть от необходимости с ним на время расстаться.
— Ничего, солнышко, — сказал я, обнимая её за плечи. — Скоро ты снова его наденешь. И все дамы на приёме от зависти позеленеют, как твоё платье.
Машенька улыбнулась:
— Спасибо, Егорушка. И вам, Матвей Иванович, и вам, Марья Петровна, и всем-всем мастерицам — огромное спасибо! Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.
Матвей Иванович и Марья Петровна поклонились, явно тронутые искренней благодарностью.
— Для нас это честь, Мария Фоминична, — сказал портной. — Надеемся, что это не последняя наша работа для вас. Будем рады видеть вас снова, когда приедете в город.
Дунька и Прасковья тщательно упаковали платье, туфли и все аксессуары. Платье уложили в специальный короб, предварительно проложив между складками тонкую бумагу, чтобы ничего не помялось. Туфли завернули в мягкую ткань и поместили в отдельную коробку. Колье, перчатки, веер и шаль также были бережно упакованы.
— Всё готово, Мария Фоминична, — сказала Прасковья, закрывая последнюю коробку. — Можем отправляться.
Мы ещё раз поблагодарили Матвея Ивановича и всех мастериц, и направились к выходу. Дунька и Прасковья пошли за нами, неся коробки с нарядом.
По дороге к постоялому двору Машка щебетала без умолку. Она то вспоминала, какое красивое платье, то восхищалась вышивкой, то примеряла мысленно колье. Я слушал её, улыбаясь. Давно я не видел её такой счастливой и воодушевлённой.
— Знаешь, Егорушка, — сказала она, немного успокоившись, — я ведь никогда в жизни не была на таких приёмах. Даже не представляю, как себя вести…
— Не волнуйся, — успокоил я её. — Ничего сложного там нет. Главное — держись с достоинством, улыбайся и отвечай на вопросы вежливо, но кратко.
Машенька задумалась:
— А танцы? Там ведь будут танцы?
— Наверняка, — кивнул я.
— А я не умею танцевать по-городскому, — расстроилась она. — У нас в деревне только хороводы водили да кадрили простые плясали…
Я задумался. Действительно, это могло стать проблемой. Городские танцы — менуэты, полонезы — требовали определённых навыков.
— Знаешь что, — сказал я, — давай-ка сегодня после обеда устроим урок танцев. Я кое-что умею, научу тебя основам.
— Правда? — обрадовалась Машка. — Ты умеешь танцевать такие танцы?
— Умею, — кивнул я. — Не забывай, я много где бывал и многому научился.
На постоялом дворе нас встретил Захар:
— Егор Андреевич, Савелий Кузьмич спрашивал вас, но я сказал, что вы скоро вернётесь.
— Хорошо, — кивнул я. — А где он сейчас?
— У себя в кузнице. Сказал, что будет ждать вас до вечера.
— Понятно. Сейчас разберёмся с вещами и схожу к нему.
Мы поднялись в свою комнату, и Дунька с Прасковьей аккуратно сложили все коробки с нарядом Машеньки.
— Вот здесь платье, — пояснила Прасковья, указывая на самый большой короб. — Открывать не стоит без надобности, чтобы не помялось. А здесь, — она показала на коробку поменьше, — туфельки и колье. А вот тут — перчатки, веер и всё остальное.
— Спасибо, — поблагодарила Машенька. — Вы так нам помогли!
— Что вы, Мария Фоминична, — смутилась Дунька. — Нам в радость вам помочь. Такая красавица будете на приёме — все ахнут!
Когда девушки с мастерской ушли, я обнял Машеньку за плечи:
— Давай пообедаем, а потом я схожу к Савелию Кузьмичу посмотреть, что он там для нас приготовил.
— А вечером танцам учить будешь? — спросила она, заглядывая мне в глаза.
— Обязательно, — заверил я. — Не переживай, научу тебя всему, что нужно знать. Никто и не догадается, что ты раньше не бывала на балах.
Мы спустились в трактир, где нам подали сытный обед — щи, жареную баранину с гречкой и пироги с капустой. Машка ела с аппетитом, что меня радовало.
— Егорушка, — спросила она, когда мы уже допивали чай с мёдом, — а что если спросят про моё происхождение?
— Скажешь, что ты из купеческой семьи. Это ведь правда. А теперь — законная супруга дворянина Егора Андреевича Воронцова. Ничего постыдного в этом нет.
Она задумчиво покрутила чашку:
— Знаешь, Егорушка, я всё думаю… Иван Дмитриевич — он кто такой? Что ему от тебя надо?
Я вздохнул.
— Он служит государству, — ответил я. — Высокопоставленный чиновник, который ищет… скажем так, полезных для страны людей. И он считает, что я могу принести пользу.
— И ты согласился? — встревоженно спросила она.
— Отчасти, — кивнул я. — Видишь ли, рано или поздно это всё равно случилось бы. Лучше договориться сейчас и на своих условиях, чем потом оказаться в безвыходном положении.
Машенька нахмурилась:
— Не опасно ли это? Не заставят ли тебя делать что-то… не то?
Я взял её ладонь в свои руки:
— Не волнуйся, я буду осторожен. И никогда не сделаю ничего, что могло бы навредить нам или нашему ребёнку. Обещаю.
— Хорошо, — сказала она, немного успокоившись. — Я тебе верю, Егорушка.
После обеда Машенька отправилась отдыхать в нашу комнату, а я пошёл к кузнице Савелия Кузьмича. По дороге заглянул на рынок и купил несколько спелых яблок — Машка их очень любила, особенно сейчас.
Подходя к кузнице, ещё издалека я услышал характерный звон металла и увидел клубы дыма, поднимающиеся из трубы. Когда я приблизился к дверям, звон прекратился, и через мгновение на пороге показался сам хозяин.
— Егор Андреевич! — воскликнул он, вытирая руки о кожаный фартук. — А я вас ждал-ждал, да уж думал, не придёте сегодня.
— Здравствуй, Савелий Кузьмич, — поздоровался я, пожимая его крепкую, мозолистую руку. — Как дела? Как работа?
— Да всё хорошо, — ответил он, пропуская меня внутрь кузницы. — Пневмодвигатели ваши готовы, как я и говорил. А сейчас вот над новым заказом бьюсь — те чертежи, что вы дали.
Внутри кузницы было жарко и дымно. В горне ярко пылал огонь, возле наковальни лежали разные инструменты — молоты, клещи, зубила. В углу стояли два готовых пневмодвигателя, накрытые холстиной.
Я подошёл к рабочему столу, где были разложены чертежи парового двигателя, которые я оставил ему в прошлый раз.
— Ну как, разобрался в схемах?
— Да, Егор Андреевич, — кивнул он, подходя ближе. — Хотя не всё пока понятно. Вот эти детали, — он указал на чертёж цилиндра с поршнем, — они должны быть очень точно подогнаны, верно?
— Абсолютно верно, — подтвердил я. — Иначе пар будет просачиваться, и машина не сможет работать эффективно.
— Так вот, — продолжил Савелий Кузьмич, почесав бороду, — чтобы такую точность обеспечить, нужны особые инструменты. У меня таких нет. Можно, конечно, сделать, но это время займёт.
Я задумался. Это была серьёзная проблема. Без точной обработки деталей паровая машина не будет работать как следует.
— А где в Туле можно найти такие инструменты?
Савелий Кузьмич пожал плечами:
— На оружейном заводе есть, говорят. Да только туда простому человеку ход закрыт. Государственное дело, секретное.
