Гасконец. Париж (СИ) - Алмазный Петр

По уму, мне нужно было сперва поговорить с де Бержераком, расспросить его обо всём, что касалось Конде, Бофора и, особенно, недавнего заговора против Ришелье. Но я спешил увидеться с д’Арамитцем до похорон Красного. Ожидание уже начинало меня тяготить, когда дверь снова распахнулась и слуга, выйдя на порог, с улыбкой произнёс:

— Месье ждут вас.

Он отступил, пропуская меня и я вошёл в особняк. Внутри он не был таким уж роскошным и грандиозным, как представлялось снаружи. Слуга провёл меня по небольшому коридору, мимо нескольких картин и пары кресел. Затем мы вошли в просторную и очень светлую залу, где меня и ждали Конде и д’Арамитц. Из огромных, почти в пол, окон лился алый закатный свет. На дубовом столе горело несколько свечей, там же лежали разбросанные карты. У каждой стены, кроме той, что с окном, стояли массивные книжные шкафы. Чучела птиц — тетерев, орлов, ещё чёрт знает кого — сидели на шкафах, словно безмолвные стражи. Д’Арамитц сидел в кресле, а Конде поднялся на ноги, как только я вошёл.

— Эта бестолочь заставила вас ждать на улице? — с явно притворным гневом спросил он. Конде был красивым, хорошо сложенным и удивительно загорелым. Я уже знал, что загар в эту эпоху чем-то красивым не считался. Конечно же, бунтарь Анри сошёлся именно с тем, кто хотя бы в мелочах, но принятые нормы нарушал.

— Ничего страшного, месье де Бурбон…

— Нет, нет, — рассмеялся хозяин дома. — Зовите меня просто Конде, я слишком горжусь этой частью своего наследия. Да и всё равно, меня все так зовут.

Я улыбнулся, а потом перевёл взгляд на д’Арамитца. Гугенот всё ещё сидел в кресле, его ледяной взгляд скользил по мне, вверх и вниз. Словно он хотел увидеть что-то конкретное.

— Месье Конде, — я вспомнил о приличиях и снял шляпу, взмахнув ею перед присутствующими. — Для меня честь, что вы меня приняли. Прошу прощения за внезапный визит.

— Хватит, Шарль, — устало бросил д’Арамитц. — Ты здесь из-за де Тревиля.

— Верно. А ты?

— Всего лишь болтаю с другом о делах сердечных, — усмехнулся злой брат-близнец Атоса.

— Месье д’Артаньян, давайте присаживайтесь. Сейчас принесут вино, — улыбнулся Конде. Он тоже вернулся в кресло, стоящее напротив д’Арамитца. Я уселся в третье, рядом с гугенотом, напротив хозяина дома. Анри смотрел на меня также безучастно и холодно, как и всегда.

— Откажусь от вина, с вашего позволения, — сказал я. На столе, перед Анри, стояла кружка с водой. Конде кивнул, хотя сам пил вино.

— Что за сердечные дела? — спросил я, после короткой паузы.

— Связанные с моей кузиной белошвейкой, — отмахнулся мушкетёр. — Не твоего ума дела, друг.

Я усмехнулся, снова услышав знакомые по книге Дюма слова. Конде же, улыбаясь, переводил взгляд с Анри на меня и обратно. Затем, видимо, чтобы купить моё доверие, сказал:

— Анри терзаем муками совести.

— Пожалуйста, ну не сейчас же, — вздохнул мушкетёр. Конде улыбнулся чуть шире и приставил палец к губам.

— Как человек высоких нравов, он переживает, что его кузина замужем, — тихо сказал Конде. Я рассмеялся, д’Арамитц только злобно глянул на нас обоих.

— Довольно. Что там с твоим делом, Шарль? — сказал он.

— Мы ведь точно в надёжном месте? — тихо спросил я, оглядывая богатую гостиную.

— Говори, — бросил д’Арамитц. Конде усмехнулся, но посмотрел на меня. Поднял вверх бровь, также в ожидании моего рассказа. Я сперва прокашлялся, оттягивая момент вранья.

— Де Тревиль предатель, как я узнал. Д’Атос продолжает вести себя как малолетний дебил, а де Порто пьянствует и жалеет себя. На них теперь нельзя положиться. Анри, вы единственный кому я могу довериться, и единственный, в ком уверен я сам.

Конде удовлетворённо кивнул, попавшись на удочку. Или сделав вид, что попался на удочку. Д’Арамитц же выслушал меня с таким же холодом, с каким и приветствовал. Он молчал. Тогда Конде сказал:

— Вы правы, шевалье, чудовищно правы. Мушкетёры в опаснейшем положении, из-за глупости герцога и его приближённых.

— Но мне то что делать? — спросил я, снова поворачиваясь к гугеноту. Слуга принёс поднос с кружкой и кувшином, но Конде жестом отправил его назад. Тогда слуга показал взглядом на кружку д’Арамитца, и Конде кивнул. Вот и поговорили. Слуга снова исчез в коридорах поместья.

— Вы ждёте от нас совета? — спросил Конде. Я кивнул.

— Не высовываться, — вздохнул д’Арамитц. — Приятель, это место слишком гнилое для вашего простодушного гасконского сердца.

Я повернулся к гугеноту, наши взгляды встретились. Анри не был дураком, алкоголем ему мозги не затуманишь. Он даже фанатиком не был, и всё же, хотел от меня избавиться. Мог ли он вести свою игру?

— И всё же, не думаю, что вы, шевалье, так уж простодушны, — улыбнулся Конде.

— Что вы имеете в виду?

— Собрали армию в своей Гаскони, тренируете их, вложили всё, что смогли заработать во Фландрии в это дело, — продолжал Конде. — Прямо-таки наш гасконский Валленштайн.

Моя карта «деревенского простачка», на которую я так надеялся, вышла из игры. Оставалось надеяться, что про сотню моих ребят, спокойно тративших неплохое жалованье в парижских кабаках, знал только королевский бальи Плерво. Я улыбнулся. Холодная маска на лице д’Арамитца по-прежнему ничего не выражала.

— Думаю, я смог бы взять любой испанский город с моими гасконцами, — я гордо вскинул голову. — И, признаюсь честно, охотнее бы вернулся во Фландрию, чем сидел здесь.

— Почему не вернётесь?

— Де Тревиль пожелал, чтобы я приехал. Вступил в ряды мушкетёров, но… — я замолчал, покачал головой, отвернул взгляд в сторону.

— Но? — Конде или искусно имитировал то, что во второй раз клюёт на мою наживку, или и впрямь верил именно тому, что хотел слышать. Я пока не знал, и играть приходилось осторожно. Клянусь, я чувствовал себя также гадко, как когда до войны (в моём времени) приходилось выбивать тендеры и государственные заказы. Круговорот вранья, денег и вечное «пообещайте мне то, что я хочу, чтобы вы мне пообещали, и может быть, я пообещаю вам, что-то взамен». Я улыбнулся, всё ещё не глядя на хозяина дома.

— Но теперь это не кажется таким уж благородным делом. Этот заговор, в котором был замешен герцог.

— Заговор Сен-Мара, — кивнул Конде.

— Я совсем ничего не понимаю, — сказал я. — Кто этот Сен-Мар и как де Тревиль вообще мог так поступить?

— Сен-Мар просто мальчишка, которому не повезло, — пояснил Конде. — Сперва Ришелье его возвысил, потом мальчик совершил ошибку. Влюбился в одну особу, начал выпрашивать у Красного титулы. Когда от отказался, затаил злобу и попал в руки тех, кому Красный успел насолить ещё раньше.

— А те додумались сговориться с испанцами, — с отвращением сказал д’Арамитц. Конде кивнул:

— Кончилось всё отрубанием головы.

— А де Тревиль? — спросил я.

— Кому не захочется быть поближе к Королю, если Ришелье сместят? — ответил д’Арамитц. И посмотрел на меня. Словно пытаясь сказать «де Тревилю бы точно не хотелось». Я кивнул гугеноту, потом снова повернулся к Конде.

— Так что, месье, я даже не знаю, что мне тут делать.

— Если вы уедете, — грустно согласился Конде. — Думаю, ваша жизнь станет куда проще.

Ну ещё бы. Я улыбнулся ему, но ничего не сказал. Нужно было найти момент, чтобы заговорить о де Порто и д’Атосе. И тут, словно читая мои мысли, заговорил д’Арамитц.

— А что с этими двумя? Нашими бывшими товарищами по Бапому?

— Чуть не прирезали друг друга, — вздохнул я. Конде едва сдержал улыбку. Тогда я продолжил заранее заготовленную ложь:

— Я смог убедить их дождаться похорон. После этого у них назначена дуэль.

— Идиоты, — выдохнул Анри. — Но туда им и дорога.

— Верно, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Остановить я всё равно не смогу. Увидимся завтра на похоронах, месье. Вы там будете?

— Разумеется, — улыбнулся Конде. Д’Арамитц посмотрел на меня с беспокойством, но я не знал, как подать ему более точный сигнал. Оставалось только надеяться на то, что он сам поймёт всё без меня.