Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор

Подавшись вперед, я впился взглядом в его переносицу:

— Весь ваш грандиозный Крестовый поход рассыпался, даже не выйдя на маршевую скорость. Механизм заклинило. Вы проиграли, ваше высочество. Партия окончена.

— Я проиграл битву, генерал, а не кампанию, — огрызнулся он, цепляясь за остатки гордости. — У меня за спиной сто тысяч штыков. Империя не прощает слабости.

— У вас сто тысяч перепуганных людей, которые боятся Гнева Господня больше, чем трибунала, — парировал я жестко. — И единственный вопрос, который сейчас имеет значение: как именно вы упакуете свое поражение для Вены.

Поднявшись, я подошел к развернутой на столе карте Европы. Палец прочертил линию от Женевы на северо-запад.

— Существует сценарий «А» — линейный, тупой и кровавый. Я возвращаюсь в Женеву, заключаю полноценный военный альянс с Филиппом Орлеанским, и мы единым фронтом, усиленным моей артиллерией, идем на Париж. Версаль превратится в щебень за пару недель. И к Рождеству у границ вашей драгоценной Империи встанет не разрозненная, слабая Франция, а монолитная, злая франко-русская военная машина, накачанная технологиями, которые вам и не снились. Вам нужен такой сосед?

Я слышал, как скрипят шестеренки в голове великого стратега, просчитывающего варианты. В его глазах отразился подлинный ужас — перспектива увидеть казаков и французских мушкетеров с моими винтовками под стенами Вены была вполне реальной.

— Но есть сценарий «Б», — я понизил голос до заговорщического шепота, склоняясь над картой. — Куда более изящный. И чертовски выгодный лично для вас. Вы, признанный защитник веры, возвращаетесь в Вену не как побитый пес, а как пророк и спаситель. Вы заявляете двору, что Господь явил свою волю. Он покарал нечестивых крестоносцев за гордыню, обрушив на них скалы. Ваша армия спасена только благодаря вашему гению и божественному провидению. Чудо, не иначе.

Савойский смотрел на меня, не моргая. В глубине его зрачков медленно разгорался огонек понимания. Он начинал видеть картину целиком.

— Папа Римский, благословивший это безумие, будет дискредитирован полностью. Кто пойдет против явленной воли небес? — продолжал я, нажимая на самые больные точки. — А вы, воспользовавшись хаосом во Франции и временной слабостью Ватикана, получаете карт-бланш. Вы наконец-то сможете решить главную проблему Габсбургов. Установить полный, безраздельный контроль над Северной Италией. Очистить эти авгиевы конюшни от мелких князьков и папских легатов.

Идея была чудовищна в своем цинизме и гениальна в простоте.

— Генерал, вы — больший иезуит, чем сам Черный Папа, — наконец выдохнул он, и в этом звуке промелькнуло что-то похожее на смех висельника. — Вы предлагаете мне спасти свою репутацию, совершив величайшее предательство в истории христианского мира.

— Я предлагаю вам новую Цель, ваше высочество. Цель, достойную вашего масштаба.

Лицо принца окаменело, маска сарказма сползла, обнажив глубокую, старческую усталость.

— Всю сознательную жизнь я воевал с одним человеком. С Людовиком, — произнес он тихо, глядя сквозь карту. — Это была великая дуэль. Я ненавидел его, но я его уважал. Он был титаном. Но Король-Солнце закатился. А с кем воевать теперь? С кучкой фанатиков, грызущихся за власть в Версале? С лондонскими лавочниками, которые воруют мою славу, подсчитывая барыши? Я — цепной пес Империи, генерал. И я смертельно устал лаять по команде тех, кто не стоит моего мизинца.

Его палец скользнул по карте, очерчивая контур Италии.

— То, что вы предлагаете… это аннексия. С другой стороны, это наведение порядка в борделе. Создание… идеальной государственной машины.

Он нашел новую, великую миссию, способную оправдать любые средства.

— Но интересы Императора… — хрипло возразил он, скорее по инерции. — Я давал клятву…

— Вы и будете действовать в высших интересах Империи, — оборвал я его сомнения. — Вы подарите Вене величие, о котором ваш император, сидя на мягких подушках, не смел и мечтать. Мне не нужны пергаменты с печатями, ваше высочество. Бумага все стерпит, а в огне она горит еще лучше. Мне достаточно слова Евгения Савойского. Вы не мешаете нам. Мы уходим во Францию разбираться с нашими проблемами. Вы разворачиваете колонны и идете в Италию решать свои. Мы просто расходимся, как два хищника, поделившие охотничьи угодья.

Он поднял на меня тяжелый, свинцовый взгляд.

— Вы предлагаете мне сделку с дьяволом. Предать идею единого христианского мира ради политической выгоды.

— Я предлагаю вам выбор между красивыми иллюзиями и жесткой реальностью, принц, — отчеканил я, не отводя глаз. — Между проигранной священной войной, которая похоронит вашу карьеру, и блестяще выигранной имперской кампанией, которая впишет ваше имя в историю золотыми буквами. Выбор за вами.

Я молчал, сохраняя покерфейс. Принц подошел к кованому дорожному сундуку в углу. Щелкнул замок. Крышка откинулась, явив на свет длинноствольный дуэльный пистолет. Изящная рукоять слоновой кости, тонкая гравировка — произведение искусства, предназначенное для одного единственного акта. Убийства.

Толмач, вжавшийся в полог у входа, издал сдавленный звук. Моя ладонь во внутреннем кармане рефлекторно легла на теплую рукоять дерринджера. Указательный палец нащупал спуск.

Савойский не стал целиться сразу. Он положил оружие на стол и начал ритуал. Медленно, с педантичностью аптекаря, он откупорил роговую пороховницу. Черные зерна легли на ладонь точной дозировкой — ни граном больше, ни граном меньше. Порох перекочевал в ствол. Следом из кожаного кисета появилась свинцовая пуля, аккуратно обернутая в промасленный пластырь. Шомпол с мягким скрежетом прогнал смерть на дно канала ствола.

Щелк.

Звук взводимого курка в замкнутом пространстве ударил по нервам сильнее, чем крик. Воздух в шатре сгустился до состояния желе, пропитанного электричеством.

— Смерть бывает разной, — произнес Савойский, взвешивая заряженный пистолет в руке. — Быстрой. И почти… рыцарской.

Он двинулся на меня. Оружие в опущенной руке, ствол смотрит в пол. Никакой агрессии. Неумолимость рока.

Я не шелохнулся. Зрительный контакт — единственное, что сейчас удерживало ситуацию от взрыва. Я ждал.

Он остановился в двух шагах. Я видел расширенные зрачки, видел пульсирующую жилку на его шее.

— Жаль, — проронил он почти с сожалением.

Резким, смазанным движением рука с пистолетом взлетела вверх. Но ствол смотрел не на меня. Корпус принца довернулся вправо.

Переводчик успел лишь жалко взвизгнуть, инстинктивно вскидывая руки.

Грохнул выстрел.

В тесном пространстве звук ударил по перепонкам кузнечным молотом. Клубы густого, едкого дыма, пахнущего сгоревшей серой, мгновенно заполнили шатер. Толмача отшвырнуло назад, словно тряпичную куклу. Он сполз по ткани шатра, бессмысленно тараща глаза, пока его руки судорожно пытались зажать расползающееся на груди багровое пятно.

Савойский стоял неподвижно, сжимая дымящийся пистолет. Дым медленно таял вокруг его фигуры.

— Теперь, — произнес он на безупречном французском, не сомневаясь, что я пойму каждое слово, — у нашей беседы нет лишних ушей. И свидетелей.

Пистолет с грохотом упал на стол.

Глава 5

Едкий запах сгоревшего пороха смешался с металлическим духом свежей крови. В ушах звенело: выстрел в замкнутом пространстве шатра ударил по перепонкам, раскалывая реальность надвое. На дорогих персидских коврах бесформенной кучей оседало тело толмача. Принц разглядывал дело рук своих с холодным любопытством. Затем, потеряв интерес, небрежно хмыкнул.

Тяжелый полог сорвали. Внутрь, сверкая обнаженными клинками, ворвался десяток офицеров, но тут же остановились, словно врезались в невидимый силовой барьер. У пожилого полковника нервно дергался седой ус, молодой лейтенант судорожно сжал эфес, а третий и вовсе завис с отвисшей челюстью. Их мозг явно буксовал, пытаясь наложить увиденное на параграфы воинского устава. Картина конечно была интересная: главнокомандующий, труп и живой враг Империи, спокойно стоящий посреди этого хаоса.