Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

– Государь благоволит тебе. И пусть ты словно середь огней многих меж бояр, яко собака в стае волков, но уже вес имеешь, – Игнат замялся. – Проси за меня и Анну, кабы отпустили. Коли всё сладится, яко я мыслю, то земля будет у тебя. Давно землицы, хоть бы и каких пять‑десять десятин, желаю для себя.

Так… Я тут думаю, что меня резать скоро придут, а тут ещё и землёй могут наградить. Хотя образное сравнение, что я волкодав среди волков, может показаться и обидным, если только не думать о том, что Игнат, скорее всего, прав.

– Попрошу за тебя и за Анну, – решительно сказал я.

Посмотрел в сторону девушки. Аннушка закрыла ладонями глаза, села на лавку и принялась рыдать. Всё же, скорее всего, от радости, чем от огорчения, потому и слова поддержки были не нужны.

Молодой организм откликнулся от мысли, как именно может меня Анна отблагодарить. Но сознание пожившего человека вновь победило. Всегда ли сознание над инстинктами будет преобладать? Не уверен.

– А вести для тебя такие… – стал говорить Игнат.

Я слушал и поражался. Неужели Софья Алексеевна смогла в такой ситуации выкрутиться? Ведь очевидно, что рыльце в пушку, если только можно так назвать столь миловидное личико. Не видел я царевну, не могу утверждать, насколько художник Васнецов был прав, изображая её толстой и некрасивой бабой, но молва шла о ней иная. Может и не красавицей ее считали, но приятной и справной.

То, что сообщил Игнат, следовало ещё обдумать.

Меня, выходит, назначают главным исследователем, ну или главой некой чрезвычайной комиссии. Другой мог бы порадоваться такому стечению обстоятельств. Однако я понимал, какие игры могут развернуться вокруг следствия. И внутри этого эпицентра теперь, покуда спал, был поставлен я.

Но это и хорошо, что я оказываюсь такой фигурой, которая ни нашим, ни вашим. Хотя и понятно, что если я уже остаюсь рядом с властью, то мне необходимы союзники и поддержка. Как бы я ни хорохорился, как бы ни уповал на своё послезнание и личные навыки, но один в поле не воин.

– И что первым сделать? Собрать сотников и полковников – али же идти до Петра Алексеевича? – задумчиво спрашивал я.

Спрашивал, скорее всего, у самого себя. Но и мнение умудрённых мужиков, стоящих возле моей кровати, также учитывалось.

– Куды ж тебе? Отлежись, хворобы прогони свои! – советовал Никанор.

Я задумался. Действительно, как‑то забыл о том, что я ещё пока не трудоспособен. Вот только нельзя упускать бразды управления войсками из своих рук. Пусть полковники и сотники услышат от меня те указы и приказы, которые ещё им не успели довести бояре.

Кто там управлять стрельцами должен? Князь Долгоруков. Но он‑то за время бунта явно дискредитировал себя. В царских палатах теперь будет решаться вопрос о том, кто должен сменить Долгорукова. А это дело непростое. Лично я, например, хотел бы видеть на посту головы всех стрелецких приказов Григория Григорьевича Ромодановского.

Вот и первое дело.

– Пошлите кого до воеводы Ромодановского Григория Григорьевича, до государя… и до боярина Матвеева. Поведайте им, что я жив и здоров, но прихворал, – повелел я скорее Никанору, чем Игнату.

Никого я не буду звать, но пускай все знают, что жив и к разговору способен. Если я нужен – ко мне сами придут. И ведь придут… обязательно. Наверняка считают, что следствие – оно как дышло: куда повернёшь, туда и вышло. Считают да высчитывают.

Ну а я постараюсь расследовать всё досконально. И пусть мне небезразличны справедливость и правосудие, но важнейшим является полезность для державы.

Вот как мне принять решение о казни, или даже ссылке, Василия Васильевича Голицына, пока он ещё не купил у поляков Киев? А что, если кроме него ни у кого не получится и цену скинуть, и вообще договориться о покупке «матери городов русских», как некогда сказал Олег Вещий?

Но если узнаю, что на руках Василия Васильевича кровь честных людей, тех, кто не хотел идти на сторону бунтовщиков, то и ему несдобровать.

Да‑а‑а. Не выходит у меня отдохнуть. Уже пора и включаться в работу. Дал бы только Господь ещё и тех сил, которыми я подпитывался последние три дня!

– Аннушка, подай поснедать мне, да дядькам нашим! – сказал я.

Черновласка резко встала, сарафан чуть приподнялся, стройные ножки оголились… И тут же мое тело отреагировало. Если так организм будет реагировать на Анну, а на других девиц нет… А справная жена будет. И благодарная и вроде бы характер имеется. Нет… Вот сейчас, точно – прием пищи!

От автора:

Новинка от Ника Перумова и Валерия Гурова! Архимаг в теле вора, Петербург охвачен заговорами, князья делят власть, а безликие убийцы вышли на охоту.

https://author.today/reader/482616

Глава 18

Москва. Кремль

16 мая 1682 года

Переговорив с Никанором и Игнатом, я стал ждать. Очень было интересно, кто же, узнав о том, что я жив, но несколько нездоров, придет первым навестить. И это не праздное любопытство. По тому, кто вообще придет, можно будет сделать некоторые выводы.

Бунт закончился. Послали конные отряды нагонять бывших бунтовщиков, а ныне беглецов. Я знал, что по Москве начались облавы, три стрелецких усадьбы сейчас превратились в пункты сбора подследственных. Туда приводят всех стрельцов, кто только не был на нашей стороне.

Удивительно, но из того, что мне докладывал сотник Собакин, понятно – стрельцов‑бунтовщиков в городе не так и много осталось. Придется, наверное, еще сколько времени отлавливать их по лесам. Разведется же разбойников! Но это не нынешнего дня тревоги. Или не мои. Найдется кому подчищать за бунтом.

А я ждал… Ну, кто же придет? Или вовсе позабыли и позабросили, и мне стоит думать о том, что придется чего‑то лишаться. Наставничества, или даже командования полком?

И каково же было мое изумление…

– Поздорову ли? – спросил меня государь.

– Молитва к Господу Богу исцеляет, – сказал я.

Петр Алексеевич не дал мне много времени на раздумья. Считай, что через минут десять после того, как я отправил Никанора с Игнатом, и явился.

Государь был рад меня увидеть, это отчетливо читалось по поведению мальчишки. Но был он не один. Никита Моисеевич Зотов проявлял явное недовольство ни поведением государя, ни всей ситуацией.

Рассчитываю на то, что нервозность Зотова, как и проявление недружелюбия ко мне, связаны скорее с ревностью. Ну как же! Он воспитывал и обучал государя в течении уже пяти лет. А теперь являюсь я, и государь явно тянется к некоему полковнику, словно появившегося из неоткуда. Но только чтобы это не было очередным проявлением политической борьбы.

Нужно будет уделить внимание Никите Зотову, поговорить с ним. Попробовать из него сделать если не своего союзника, то делового партнера. Нам же вместе воспитывать и учить государя. Вот пусть Никита Моисеевич учит псалтирь и евангелие. А у меня свои науки будут.

– Слышал я о том, что крест произрастает у тебя с груди, – сказал юный царь и посмотрел на мою рубаху.

Мне было крайне неловко. В присутствии государя я был одет лишь только в ночную рубаху. А ведь мог бы и кафтан накинуть. Никто не предупредил, что Пётр Алексеевич ко мне идёт. И не подорваться, не в присутствии государя одеваться.

Я развязал верхние завязки на рубахе, предоставляя будущему императору возможность рассмотреть вросший в кожу в районе сердца крест.

– Чудо, не иначе! Яко же это чудо! – воскликнул Пётр Алексеевич. – Никита Моисеевич, ты смотри диво какое!

Ближе Петр не подходил, но шею вытянул заметно. А вот Зотов, нехотя, словно я сейчас дурю царя, а Никита видит плутовство, пришел разоблачать. Посмотрел он с недоверием, но после смешно выпучил глаза и три раза перекрестился. Не верил, Моисеевич? Интересно, а он еврей‑выкрест, или уже в каком поколении православный?

– Ваше Величество, а желаете, я вам лишь по великой тайне скажу, что сие есть? – полушепотом спрашивал я.