Хорошо хоть, оставались бронепалубники, можно было проводить поиск в Татарском проливе, — из Токио дали понять, что пресечь накопление русских войск на южном Сахалине — наиглавнейшая задача флота, равно как и блокада Владивостока. А значит — наплевать на русский броненосный хлам, ковыляющий в устье Амура или на Камчатку. Главная угроза для Японии сейчас — казаки на Хоккайдо.
Отомстил обозлённый Камимура весьма оригинально — несколько партий минёров высадились на «Новике» и нашпиговали полузатопленный крейсер таким количеством взрывчатки, что после срабатывания «адской машинки», лучший ходок Первой Тихоокеанской Эскадры восстановлению не подлежал. Мичман Максимов, истратив все снаряды по копошащимся на его крейсере подрывникам, рыдал, не стесняясь матросов и солдат. Офицеры во главе с Арцишевским деликатно удалились. Матросы с «Новика» стояли рядом с командиром и сняв бескозырки материли узкоглазых макак, утирая слёзы.
— Полно, мичман, — к Максимову подошёл Арцишевский, — я не сведущ в делах флотских, но разве не получит имя геройского «Новика» лучший корабль из вновь построенных?
— Получит, Иосиф Алоизович, конечно получит, — Максимов неотрывно смотрел на место упокоение его «Новика», — только горько сознавать, что я спровоцировал врага на уничтожение моего корабля. Чёрт бы с ним с японским десантом в Корсакове…
— Эк вы себя казните, Александр Прокофьевич, — по отечески обратился полковник к моряку, — вы же сами говорили, что ночью уничтожены за сотню лучших в японском флоте матросов и офицеров, что это невосполнимая утрата адмиралу Того.
— Говорил, и сейчас повторю, — Максимов успокаивался, — матроса учить раза в два, а то и в три дольше чем солдата. Но, поймите, господин полковник — это мой «Новик», я как будто осиротел. Что я скажу нашим офицерам, как им в глаза посмотрю?
— Э-э-э, господин мичман, даже не думайте самозастрелиться или в атаку пойти на врага на баркасе. Отправляйтесь ка, Александр Прокофьевич в Александровск и дальше. Забирайте своих орлов и отправляйтесь. Там флот на подходе, там ваше место. А мы, сухопутные, здесь вас дождёмся. Когда вы к нам приплывёте с подмогой.
— Придём, — машинально поправил Арцишевского мичман.
— Что? Ах, да — постоянно путаюсь в ваших морских терминах. Но, господин мичман, вы сейчас гораздо полезнее на эскадре. Доброго вам пути!
Арцишевский за ночной бой и уничтожение вражеского десанта получил Георгия и перспективу дорасти до генеральских чинов. Максимов с производством в лейтенанты и вручении Георгия четвёртой степени «по совокупности» стал и кавалером Владимира с мечами…
«Новик», как и предрекал «каторжанский полковник» из списков русского флота не вычёркивался, славное имя перешло новому броненосному крейсеру.
Адмирал Того, стоически выдерживая нападки и прямые оскорбление придворных холуёв, готовился к блокаде Владивостока. Командующий Соединённым флотом был не только моряком, но и государственным деятелем, получавшим самую полную информацию о положении дел в стране. И он, в отличие от молодых офицеров знал, сколько долговых обязательств у империи, какой призывной контингент из юнцов и стариков отправляется в действующую армию, как в гарнизонах метрополии несут службу искалеченные на войне инвалиды…
Чёрт, вот из-за таких инвалидов в мундирах и сошёл с ума впечатлительный идиот Дева…
Нет, не стоило его брать на совещание с армейцами. Оскорблённый самурай возобладал над флотоводцем и Япония потеряла два лучших лёгких крейсера и семьсот опытных моряков, прошедших артурскую мясорубку.
Правда Того, рапорт командира «Нийтаки» утверждавшего, что его артиллеристам удалось попасть в преследующую «Светлану» и сбить русскому крейсеру ход, творчески дополнил, сообщив не только об утоплении «Нахимова», но и тяжёлых повреждениях броненосного же «Мономаха» и «Светланы»…
Но всё равно, лимит ошибок исчерпан, теперь остаётся только побеждать.
Рейд на Владивосток командующий решил совместить с передислокацией первой эскадры в Гензан. Сангарский пролив остались стеречь три дивизиона старых миноносцев и древние тихоходы «Фусо» и «Чин-Иен». Миноносникам Того прямо заявил, что они обязаны все как один умереть, но не пропустить врага. Дружный рёв экипажей был командующему ответом. Гибель адмирала Дева невероятно вдохновила как офицеров, так и матросов Соединённого флота и здесь, в узостях пролива старые броненосцы и миноноски с экипажами смертников в самый раз, цинично подумал адмирал.
Катаока лишился «Акицусимы» и «Сумы», перешедших к Того старшему. Разумеется отряд лёгких крейсеров при броненосцах возглавил Того младший. Возражениями Катаоки по растаскиванию его и так не особо сильного соединения, командующий пренебрёг, заметив, что базирование на Гензан сильнейших кораблей империи снижает риски «сторожей» Цусимы вступить в бой до неприлично малых величин…
Однако Того указал выдвигаться «Суме» и «Акицусиме» на Гензан лишь после выхода его броненосцев. Сама мысль, что два бронепалубника на переходе могут встретиться с парой «Громобой»-«Россия» необычайно нервировала адмирала.
Перегруппировка среди отрядов японского флота прошла быстро и без осложнений и 31 мая 1905 года «Микаса», «Асахи», «Сикисима», «Фудзи», «Ниссин», «Кассуга», «Асама», «Якумо», сопровождаемые «Сумой», «Акицусимой», «Отовой» и «Ниитакой» и тремя дивизионами эскадренных миноносцев были зафиксированы дежурным «Жемчугом» на подходах к заливу Петра Великого. Небогатов, которого приказ Бирилёва «тормознул» во Владивостоке, в это время находился на «Ослябе», проверяя насколько возрастёт дальнобойность орудий главного калибра, при затоплении части отсеков и увеличении таким оригинальным образом, угла возвышения орудий. Автором идеи был командир броненосца Бэр, страдавший из-за исключения его корабля из боевого расписания.
Спешно приехавший во Владивосток 29 мая вице-адмирал Бирилёв, ещё из Харбина, ссылаясь на императора, запретил выход в море броненосцев, заявив, что пока «Бородино» и «Ослябя» в ремонте, флот будет заниматься исключительно крейсерскими набегами на вражеские коммуникации.
Новый командующий, сразу по прибытии побывавший на «Александре» и «Орле», отметил недоброжелательность команд и нарочитую, демонстративную холодность офицеров, не стал и далее «ломать комедию», отказался от посещения прочих кораблей и, назначив совещание старших офицеров эскадры, увлёк Небогатова на «дружеский разговор» за стол, накрытый для двоих. Прислуживал адмиралам денщик Бирилёва…
— Николай Иванович, не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Ваша фронда начальству, что в моём лице, что бери выше — Алексею Александровичу, лавров вам не принесёт.
— Какая фронда, — искренне удивился Небогатов, — да я думаю исключительно о том, как отряд Константина Константиновича во Владик протащить, как отремонтировать «Богатырь» поскорее, док освободить. Да мало ли хлопот, поверьте. Алексей Алексеевич, не до интриг!
— Вас никто и не обвиняет, Николай Иванович, — Бирилёв примирительно воздел руки, — но офицеры на эскадре ведут себя как старая гвардия при Наполеоне. И не спорьте, я не про сегодняшнюю «прохладную» встречу командующего, я про письма и телеграммы в столицу. Они, знаете ли, возымели действие в определённых кругах.
— Да я то здесь причём, — Небогатов поразился ещё более, — нет у меня амбиций бонопартовских и телеграммы офицерам я не надиктовывал.
— Святой вы человек, Николай Иванович, давайте за вас, за вашу удачу! — Бирилёв поднял бокал, — в столице устали от поражений, надоело когда наших вояк лупят в хвост и в гриву в Маньчжурии. Нет даже малейшего проблеска надежды. И тут вы проводите флот, пусть часть флота во Владивосток. Чем не новый герой, чем не спаситель Отечества? Вы понимаете, что ход всей войны может измениться от ваших удачных действий?
— Да, если нам удастся сорвать японцам доставку подкреплений и грузов в действующую армию, Линевич наконец-то одержит победу и погонит врага обратно в Корею, в Порт-Артур. Но для этого сначала надо повыбить корабли линии у Того…
