- Прости. – Мира улыбнулась. Как она надеялась, очаровательно. Вот теперь она играла. – В труппу столичного театра меня звали давно, но я не возвращалась, пока был жив отец. Он умер летом, и я посчитала, что нет причин и дальше отказываться… – Она зябко повела плечами. – Я не думала о том, что произойдет, если я встречу тебя.
- Мы не встречались, - заметил Волька.
Жестокий. И он прав. А она поступила глупо.
- Не встречались, - согласилась она. – Я увидела тебя в театре. И захотела встретиться.
- Встретилась. И что дальше?
Он так и будет стегать ее словами. Она этого не заслужила. Ничего плохого она не сделала. Да, ей пришлось выбирать. Но она выбирала между жизнью без Вольки, но с ненавистным мужем и между жизнью без них обоих. Иного выбора у нее не было. Она разрушила свою жизнь, не его.
- Ничего. – Мира поднялась. – Я поддалась порыву. Прости. Если кто и помнит побег Любомиры Яковлевой, то со мной его не связывают. Меня не представляли в обществе, я жила в деревне или закрытом пансионе, потому и не запомнили внешне. И о наших… - Она запнулась. Имеет ли она право так говорить? И все же продолжила: - …отношениях никто не знал. Поэтому твое имя не свяжут с моим. А я тебя больше не побеспокою.
- И при встрече, если она произойдет случайно, сделаешь вид, что мы незнакомы?
Волька не пошевелился, и голос его звучал насмешливо.
- Конечно. – Мира кивнула. – Как пожелаешь.
Он не пошел ее провожать. И это хорошо, потому что сдерживать слезы больше не получалось. Мира захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, задышала часто. Поступок глупый, бесспорно. Но теперь она хотя бы знает, что Волька давно ее разлюбил. А, может, и не любил никогда. Так будет проще его забыть.
Щелкнул дверной замок соседней квартиры, и Мира заспешила вниз, пряча лицо под полями шляпки.
Глава 2
Глава вторая, в которой Владимира мучает бессонница
Сюрприз удался.
Владимир прикрыл глаза и мысленно досчитал до десяти. Гнев, что вызвало напоминание о предательстве? Злость на ту, что обманула? Вовсе нет. Он давно забыл обиду. Не ненависть заставила его сердце биться чаще.
Он почувствовал это еще там, в театре, когда увидел Любашу на сцене. Мира? Можно и так, сути это не меняло. Время не вылечило рану.
Это, кажется, называют любовью?
Владимир встал, дернул ворот рубашки. Ткань затрещала, и пуговица, отскочив, звонко ударилась о паркет. Отскочила – и, упав вновь, покатилась под диван. Владимир поморщился. Придется доставать, так как в пуговица не простая. Маленький артефакт, проецирующий защитный экран от чужих мыслей.
Под диваном было темно и пыльно. Владимир пошарил рукой, чихнул и, нащупав пуговицу, зажал ее в кулаке.
Завтра придется остаться дома. Или попросить матушку присмотреть за уборкой? Ага, и она в очередной раз будет пенять за нежелание жениться. И затеет очередные смотрины. Владимира передернуло, и он трижды плюнул через левое плечо и постучал по деревянной паркетине, хоть и не высказал опасения вслух. Небось, у менталиста и Анчутка[1] особенный, мысли читать умеет.
Владимир к суевериям относился с изрядной долей скептицизма, однако сейчас цеплялся за любую глупость, лишь бы не думать о незваной гостье.
Получалось плохо. И уснуть этой ночью так и не удалось: воспоминания мучали.
С Любашей Владимир познакомился, когда матушка сняла на лето дачу в Малаховке. Или то решение батюшки? Неважно. Влад тогда был младенцем, и путешествовать с тремя детьми на Кавказ матушка не могла. Возможно, и ее здоровье тогда пошатнулось. В общем, вместо обычной поездки в гости к Ромашкиным они переехали на дачу в Малаховке.
Яр быстро нашел себе компанию, шумную и бестолковую, как и он сам. Владимир же предпочитал проводить время с книгой в саду. Он всегда-то любил читать, поэтому с большой охотой бегал в местную библиотеку.
Матушка ругалась. Она каждое лето сражалась со старшим сыном, не желающим проводить каникулы так, как положено детям его возраста.
- Ты мало двигаешься, - упрекала она Владимира. – И лицо у тебя бледно-зеленое. Вылитый упырь!
Упырь – это обидно. Но не настолько, чтобы расстаться с книгой. И тогда матушка книгу отбирала и выгоняла Владимира из сада. Он и шел… гулять. В лес. С другой книгой, спрятанной под рубашкой. Отгонять комаров помогал нехитры й артефакт, и пусть в лесу было не так удобно, как в гамаке, но зато тихо. Правда, не всегда.
Все же поселок дачный, шумный. И в лесу гуляли часто, и пикники устраивали. Оттого Владимир забирался все дальше в чащу, стараясь, впрочем, не уходить далеко от тропинки.
В чаще он и встретил Любашу. Маленькая девочка сидела на бревне и горько плакала. Была она мокрой и грязной. На платье, бывшем когда-то белым, зеленые разводы, с волос свисали то ли водоросли, то ли трава. Владимир даже знак сотворил, обережный, так как походила она на болотницу. Однако, оказалось, человек.
- Заблудилась? – спросил Владимир, подойдя к малышке.
- Не-а… - ответила она, всхлипывая.
- Тогда чего ревешь?
- В воду упала. Не видишь, что ли?!
Она возмутилась так забавно, что Владимир улыбнулся.
- Так беги домой, если не заблудилась. Простудишься же.
Малышка, которая немного успокоилась, тут же скривилась и заплакала горше прежнего.
Опыта общения с девочками у Владимира не было. Но он присел на корточки, погладил малышку по руке.
- Боишься, что ругать будут? – понимающе спросил он. – Ну… потерпи. Ты ж, наверное, и из дома сбежала? Или одну гулять опустили?
- Не сбегала! – Малышка грозно сверкнула глазами, забыв о слезах. – Мы с Лялькой гуляли! Только она женихается, в кустах, а я на берегу играю. А сегодня хотела вокруг озера обойти. Я б успела вернуться! И вот… поскользнулась и упала. Тут, недалеко.
И опять Владимира пробрало на смех, едва сдержался.
- Звать-то тебя как? – спохватился он. – Ты с чьей дачи?
- Любомира Яковлева, - гордо ответила малышка. – Соседи мы ваши. Я тебя в саду видела.
- Любаша, значит. А лет тебе сколько?
Владимир припоминал, что с соседями матушка знакомилась, и даже на чай кого-то приглашала.
- Шесть.
Для верности Любаша показала растопыренную пятерню и один палец другой руки.
И немудрено, что он ее не помнил. В двенадцать лет на малышей, пусть даже соседских, внимания не обращают.
- Пойдем, я тебя домой провожу, - предложил Владимир.
- Ты не представился. – Любаша выпятила нижнюю губу.
И он не выдержал, расхохотался. А после сказал, что зовут его Волькой.
- Все равно не пойду. – Любаша насупилась. – Меня накажут. Высекут.
- Скажем, что это я тебя в воду столкнул, - предложил Владимир. – Случайно.
Гениальная по своей наивности идея.
- Тогда тебя высекут, - резонно заметила Любаша.
- Нет. Я маме скажу правду.
Владимир был уверен, что матушка поймет и простит эту ложь во спасение. Так оно и получилось бы!
Если бы нянька Любаши не попыталась обвинить малышку в непослушании. Владимир вспылил и выдал при старшем Яковлеве все, что думает о «женихающихся в кустах» девицах.
Если бы Яковлев после не явился на их дачу, с жалобой на неподобающее поведение Владимира. И он опять вспылил, потому что сие было несправедливо.
Если бы в тот день батюшке не вздумалось навестить… вторую семью. В то время Владимир относился к отцу без должного понимания. Дерзил, не слушался.
И в итоге Владимира выпороли.
Он не жалел, что помог Любаше – ни тогда, ни сейчас.
Она пришла к ним в сад на следующий день. Оказалось, между дачами есть калитка, запирающаяся на простой крючок. И принесла пряник – печатный, надкусанный.
- Это я случайно, пока несла, - вздохнула Любаша. – Ты ешь, он вкусный.
Владимир пряник принял, но разломил, отдал ей большую часть.
Отчего-то помнил он это так ясно, будто случилось все не двадцать пять лет назад, а вчера. Все помнил: и жар летнего солнца, и запах трав в лесу, и теплую ладошку в своей руке, и соль от пролитых слез. И пряник этот – сладкий, с повидлом яблочным, с глазурью.
