- Хм... И кто это? - и лицо Сталина неожиданно аж посветлело.
- Начальник политотдела 18-й армии полковник Брежнев[2].
- Любопытно...
- Прошу простить за эту эмоцию, но о Брежневе очень много хорошего можно вспомнить. И даже веселого. К делу сейчас это все отношения не имеет. Еще раз прошу прощения.
- Ничего страшного. Продолжайте Александр Михайлович.
Василевский, однако, тоже улыбнулся. Брежнева он, разумеется еще пока не знал, но ему тоже, как и Сталину, была приятна моя эмоция. И она, так уж получилось, буквально сняла какое-то напряжение в их отношении. Мне даже показалось, что они вдруг окончательно убедились, что я совершенно живой и нормальный человек, а не какой-нибудь там гомункул.
- Зона вашей гастроли определена протяженностью в 1300 километров от Калининского фронта до Северо-Кавказского фронта включительно. На всю операцию отводится май и июнь. Но, напоминаю, главное - Тамань и Донбасс. Как вы будете действовать непосредственно на месте - решите сами. От нас всемерная поддержка и, разумеется, охрана ваших мест дислокации. Это в общих чертах и, если у вас уже есть какие-то полезные мысли, то прошу их доложить.
- Мысль только одна: перебрасывать меня в хаотичном порядке, чтобы не дать немцам подготовить мне засаду. А то, что она будет, я убежден. При перелете из Крестцов в Тушино, нам удалось засечь работу немецкого локатора базирующегося на самолете и уничтожить его. Скорее всего он по нашу душу [3]. И очень непонятна была сегодняшняя попытка атаковать Москву.
- Что вас смутило, Виталий Александрович? - спросил Василевский.
- Количество самолетов. На мой взгляд, их было слишком мало для массированной результативной атаки, с учетом мощной ПВО Москвы и слишком много для скрытной, чтобы подобраться и отбомбиться точечно. Предполагаю, что неподалеку от этой группы находился самолет-наблюдатель, который фиксировал работу моего радара. В пылу боя мы его могли и не заметить. Я дал капитану Усатовой приказ немедленно проанализировать запись работы нашего радара, но это было перед самым моим отъездом сюда и данных у меня еще нет.
- Ну, это дело поправимое...
Сталин подошел к своему столу, поднял трубку одного из телефонов и глухо сказал:
- Соедините меня с командным пунктом Тушинского аэродрома и пусть они для разговора пригласят капитана Усатову.... Хорошо! - и Сталин положил трубку.
- А скажите, товарищ Никитин. Можно ли строить вертолеты на каком-нибудь из наших двигателей?
- Можно. И у нас такая машина была - Ми-4. На ней устанавливался двигатель АШ-82ФН. Машина тоже неплохая и я знаю, что мое руководство думало о ней, но изучило документы по вашим производственным мощностям и поняло, что лучше перегонять сюда двигатели для Ми-8. Вам самим АШ-82ФН не хватает для самолетов, а тут.
- Т.е. это желание не нарушать ход событий в нашей авиационной промышленности?
- Точно так, товарищ Сталин! К тому же Ми-8 более вместительная машина, чем Ми-4, десанта в ней в полтора раза больше, по весу Ми-8 берет втрое больше. Чуть больше скорость.
- Хорошо, товарищ Никитин. Спасибо!
Тут раздался звонок телефона. Сталин поднял трубку.
- Здравствуйте, товарищ Усатова! Вам удалось узнать был ли сегодня при попытки нападения на Москву самолет-наблюдатель?... Спасибо товарищ Усатова! Отдыхайте.
Теперь он положил трубку и сказал:
- Товарищ Усатова говорит, что в радиусе 100 километров со стороны немцев не был зафиксирован ни один немецкий самолет идущий курсом схожим с курсом группы бомбардировщиков.
- Отсутствие данных - тоже данные. - ответил я, очень удивившись переданной мне информации.
------
[1] Москвичей подобным не удивить, но автор один раз встрял на внешней стороне МКАД перед съездом на Рублевское шоссе в день, когда в Москву приезжал тогда губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер... Минус час и плюс новосочиненые матерные эпитеты Шварценеггера и прочих таких гостей. Самым безобидным из которых было что-то вроде «качок недопользованный крючковатым». Любопытно, что в Петербурге таких долгих стояний из-за перекрытий по поводу проезда гостей не бывает. Здесь у нас как-то все более продуманно и потому быстро и не особо-то и заметно.
[2] Леонид Ильич Брежнев (1906-1982) не был политработником, который «воевал» вдали от линии фронта.Это был реально воевавший человек, пусть и политработник. Это был, можно даже так сказать, образец настоящего политрука.Это о нем, о всего лишь полковнике 18 армии воевавшей на Малой земле, в 1943 году писала газета "Правда". Поищите в архиве газеты опубликованную в ней в конце 1943 года статью С. А. Борзенко «225 дней мужества и отваги». И до и после Малой земли, Брежневу доводилось принимать личное участие в стычках и боях с немцами.
[3] Автор напоминает, что Никитин ошибается. Тот немецкий локатор на самолете был не по их душу, а по совершенно иному заданию. Но лучше уж ошибаться так и быть готовым, чем оставаться в счастливом неведении... ненадолго...
Глава 5. И Ротенхойзер получил щелчок по носу!
Это был буквально конвейер! Мы три-четыре дня «зачищали» от немецкой авиации вначале один участок фронта, потом перемещались на второй. Опять три-четыре дня и мы перелетали на следующий, где уже все было подготовлено, как мы и обсудили тогда у Сталина. Точнее, мы обсудили общую «стратегию» операции, а детально я обмозговал с представителями фронтов. И на каждом из них базы для нашего «Мишки» располагались не далее 70 километров от фронта - и нам близко и немцам не слишком.
Очевидно было, что немцы попытаются разузнать где же мы располагаемся, чтобы подловить нас уже на земле. Надежды на ВНОС у меня особо не было. Пока информация дойдет до нас с Олей, а немецкие самолеты уже заходить на бомбежку будут. Поэтому я настоял, чтобы нам прикомандировали трех офицеров ПВО, которых мы должны были быстро обучить работе с нашим радаром. И обучили, парни оказались толковые.
Почему трех? Один работает непосредственно на точке, второй ждет на следующей, а третий перемещается на ту базу, которую мы займем уже после. Это сделано для того, чтобы радар всегда был под вниманием либо нас с Олей, либо одного из этих офицеров. Пока мы в небе - следим мы, а офицеры отдыхают. Когда мы на земле - один из этих офицеров, а мы отдыхаем.
Я, помня о возможных перегибах спесивых иной раз высших и прочих старших командиров, затребовал для этих «моих» офицеров особый статус, закрепленный в письменном приказе Сталина, причем, в трех экземплярах, по одному каждому офицеру. Так вот их статус был таков, что даже комфронта не может их потревожить ни по делу, ни без дела - вообще никак! Никакие там особисты или политруки с толпой комсоргов и секретарей партийных ячеек и близко не могли к чему-то привлечь «моих» ПВО-шников. Эти офицеры работали только с нами и точка! Вот может же руководство СССР полномочия без страха и упрека давать, если дело того требует? Так почему же наше телится?
Сложнее было с техниками, но мы выдернули из Татарстана несколько тех наших, которые занимались обслуживанием построенных уже Ми-8 и «разбавили» ими техников, которые уже не один месяц работали с «Мишкой». Поставив «стариков», разумеется, старшими.
Охрану осуществляли все те же «волкодавы» Денисенко, так же усиленные количественно и и разбитые на три площадки. Причем, я предложил, чтобы каждой из тех групп охраны командовали мне уже знакомые Шмаков и Крылов. Денисенко тоже, плюс он же осуществлял общее командование охраны.
