Девушка на несколько секунд замолчала. Почему-то столь серьезного ответа она не ждала, морально была готова снова спорить и препираться со своим спутником, и слова его явились для нее полнейшей неожиданностью. Что ответить, она не находилась.
— Циклично?.. — наконец вычленив из всей речи хранителя памяти одно, но чрезвычайно непонятное ей слово, она внимательно взглянула на него, — Это в как? В смысле, в каком смысле?
— В смысле в прямом смысле, — передразнил ее собеседник, и ореол таинственности, окутывавший его во время речи, мигом растаял, — Время циклично, тот я, да и я сам придерживаюсь этого мнения, — видя, что слова его для Татьяны по-прежнему звучат как китайская грамота, он тяжело вздохнул и напустив на себя вид утомленного ученической глупостью учителя, пояснил, — Я говорю о цикле. Периодичности. По прошествии определенного количества лет, когда минует очередной период, время повторяет само себя. Слышала высказывание «в жизни все повторяется дважды»? — дождавшись неуверенного кивка собеседницы, он почему-то вздохнул и продолжил, — Так вот… В жизни все повторяется, даже больше, чем дважды. По прошествии определенного временного промежутка некоторые события, зачастую весьма немаловажные, могут свершиться вновь. Это как бы… Круговорот времени в природе. Это не углубляясь.
— А если углубляться? — осторожно поинтересовалась девушка, сжимая руками юбку собственного платья. От этого действия подол его чуть приподнялся, и хранитель памяти из этого времени с нескрываемым изумлением уставился на ее ноги. Винсент из будущего не заметил этого. Он лишь хмыкнул и, разведя руки в стороны, весьма небрежно уведомил ее:
— Тогда не хватит и нескольких суток, чтобы во всем разобраться. Поэтому я и не хотел оказываться здесь в, так сказать, материальном виде. Путешествия во времени — это такая сложная вещь, знаешь ли… И это отнюдь не мой конек. Любое действие, которому ты и значения-то не придаешь, может… Куда ты смотришь? — последний вопрос, относящийся уже не к сидящей на постели девушке, а к созерцающему ее ноги младшему хранителю памяти, заставил их обоих вздрогнуть. Винсент, тряхнув головой, поспешно отвел взгляд и, даже несколько смутившись, едва заметно улыбнулся, взирая на свою копию.
— Я просто пытаюсь понять, что у нее на ногах.
Татьяна, вспомнив про, должно быть, открывшееся от ее необдуманных действий взгляду нового знакомого кроссовки, поспешно выпустила юбку платья, позволяя ей вновь скрыть ноги.
— У меня на ногах обувь, — сумрачно уведомила она, складывая руки на коленях и пытаясь закосить под примерную школьницу, — Состаришься до его лет, — здесь она кивнула на своего спутника, — Поймешь.
Оба Винсента неожиданно и очень синхронно ухмыльнулись. Это движение губ вышло у них столь похожим, столь идентичным, что девушке, на мгновение тоже почудившейся, что у нее двоится в глазах, ненадолго стало не по себе.
Младший из хранителей памяти неожиданно шагнул вперед и, взяв ее руку, мирно покоящуюся на коленях, в свою, поднес ее к губам.
— Мне нравится, как ты говоришь, — промурлыкал он, легонько целуя ее тыльную сторону, — Даже жаль, что мы так никогда и не…
— Умолкни! — старший хранитель памяти, раздраженно шагнув следом за своей прошлой копией, схватил ту за шиворот и отдернул от несколько удивленной девушки, — Я не говорил ей!
— Ты, должно быть, шутишь, — Татьяна, нахмурившись, медленно поднялась с кровати и, уперев руки в бока, взглянула на своего спутника с совершенно нескрываемым недовольством, — Винс, ты мне, может, составишь списочек того, что ты мне не рассказал? Или мне уже самой его составлять пора, чтобы потом было чем припереть тебя к стенке, а? — последние слова она проговорила на несколько тонов тише, и как-то тяжелее, стремясь тем самым произвести на собеседника хоть немного более устрашающее впечатление. Винсент, продолжая держать самого себя за шкирку, лишь махнул рукой.
— К происходящему отношения это не имеет, — и, видя, что девушка собирается возразить, он останавливающе поднял руку, — Потом, все потом. Сейчас мы должны вернуться туда, куда нас поселили.
— Мы, Винсент Первый… — недовольно буркнула в ответ Татьяна и, тяжело вздохнув, окинула двух своих незваных гостей, из которых один, по-прежнему не отпуская второго, едва ли не волок его к двери, вопросительным взглядом, — Так что мне делать-то?
— Сиди и не отсвечивай! — долетел до нее строгий приказ и деревянная створа, пропустив мужчин в незнакомый девушке коридор, с хлопком закрылась, оставляя ее в совершенном одиночестве. Последним, что еще успела услышать Татьяна, был откровенно изумленный вопрос, кажется, младшего из хранителей памяти:
— Она назвала тебя «Винс»?..
Ответ на него, размазавшийся где-то среди стен коридора, девушка уже не услышала.
Вокруг снова воцарилась тишина. Из-за двери, плотно прикрытой уходящими хранителями памяти, не доносилось ни звука, не было слышно даже шагов, хотя их-то как раз следовало ожидать — если коридор, как предполагала Татьяна, исходя из слов и действий Эрика, был отведен под гостевые комнаты, люди должны были бы сновать туда-сюда еще хотя бы некоторое время до сна. Впрочем, с другой стороны, если вспомнить, что зал они с «братом» покинули последними, можно было смело сделать вывод, что гости, или большая их часть, по крайне мере, успели уже улечься, вероятно, утомившись не меньше, чем сама Татьяна.
Девушка задумчиво почесала нос и, получив, наконец, возможность спокойно изучить отведенные ей покои, огляделась.
Бывать в предоставленном ей помещении ранее, в своем времени, ей не доводилось, как, впрочем, и в коридоре, где располагалась это самое помещение, посему любопытство юной путешественницы во времени было вполне обоснованным. Кроме того, полюбоваться было чем.
Обои в этой комнате, поблескивающие в свете украшающей потолок небольшой люстры, и, похоже, представляющие скорее атласную ткань, нежели современный их бумажный эквивалент, были светло-голубого, лазоревого цвета, что создавало ощущение, будто пребываешь где-то на небесах. Татьяна смутно вспомнила, что стены в коридоре, где располагались гостевые помещения, тоже были небесного оттенка и, улыбнувшись чему-то, подняла взор к потолку.
В первое мгновение она даже растерялась. На секунду ей почудилось, что комната, отведенная ей, покоится под открытым небом, однако, уже вскоре она сообразила, что смотрит лишь на картину руки искусного живописца, изобразившего небосвод столь живо, что его и в самом деле можно было принять за настоящий. Мешало лишь одно «но», осознанное девушкой уже после того, как она, вдоволь налюбовавшись живописью, перевела взгляд на окно, — на улице царила непроглядная, вероятно, звездная, но укрытая туманным покрывалом, ночь. На потолке же небо поражало синевой, виднелись изображенные кое-где воздушные облачка, а люстра, освещающая его, играла роль солнца.
Возле двери, в левой стороне комнаты, располагался небольшой комодик с зеркалом наверху. Он, вероятно, был скорее белого цвета, но, отражая колер комнаты, словно бы отливал голубизной.
В нескольких шагах от него, тоже с левой стороны, находилась кровать, стоящая к двери боком. Кровать эта заслуживала особенного внимания. Покрывало ее, как уже упоминалось, было не менее небесно-голубым, поражало оттенком той же лазури, какой сверкала и вся комната; краешек простыни, выглядывающей из-под него, наволочки подушек, аккуратно поставленных в изголовье, — все это ничуть не уступало ему по цвету, да и по качеству. Убедиться в этом девушка смогла, аккуратно и неуверенно коснувшись предлагаемого ей постельного белья.
Над кроватью, располагаясь на витых, резных ножках, высился балдахин, оспаривающей своей красотою живопись, расцветившую потолок.
Подумав о том, что ей предлагается спать, любуясь небом и ощущая себя, словно в облаке (так мягка была перина кровати), Татьяна улыбнулась вновь и, как несколько минут назад, аккуратно присела на краешек прелестного ложа.
По левую руку от кровати находился шкаф. В нем гостье явно предлагалось хранить свои наряды, буде таковые у нее имеются; напротив была ширма, за которой, очевидно, следовало разоблачаться.
