О’Райли давно не спускалась на нижние палубы, но она знает все гуляющие по кораблю слухи. Недовольные поведением лорда матросы слишком громко шушукаются, но преданные люди в полуночной тьме всегда расскажут, за что осуждают и обсуждают капитана. А Моргану осуждают практически за все. Сквозь доски сочится не только морская вода, но и терпение экипажа. О’Райли меряет шагами каюту, то и дело подливая себе в бокал бурбон. Остановившись у подставки с оружием, она выхватывает из ножен шпагу и делает несколько элегантных движений. Кончик оружия утыкается в золоченый глобус, покрытый местами черной плесенью так, что границы размылись.
«Нужно отправиться в Нассау», – не самый ближайший порт, но там ее команда сможет передохнуть и перетерпеть самое сложное – общество ограничивающих свободу британских солдат.
Ничто так не успокаивает пиратов, как возможность пропустить пинту-другую и принять участие в пьяной драке. Лучше бы подошла Тортуга, но тащить Кеннета и свору его бешеных собак в самый главный пиратский порт – несусветная глупость. А Нассау все еще остается британской колонией, пусть и добившейся если не независимости, то права, чтобы на нее король Георг смотрел сквозь пальцы, наплевав на разбой и грабежи.
Вернув изящное оружие с растительным орнаментом на серебряной рукояти на подставку, О’Райли вновь опускается за рабочий стол. Она уже несколько часов разбирает собственный почерк, но мысли все время останавливаются на небрежных портретах в уголках листов. Пока Кеннет спал, она зарисовала его лицо, раскиданные по подушке волосы и съехавшую рубашку, набросала профиль и нелепый хвостик с вплетенной в него черной лентой, изобразила стоящим за штурвалом ее же корабля, свободного и гордого.
Со страниц дневника он взирает на нее с презрительным видом. Даже воссозданные ее рукой, черты не стали мягче. Моргана ловит себя на мысли, что ей нравится смотреть на профиль Бентлея. Забывая о грубости, холодности и отстраненности, она находит его лицо довольно привлекательным и не отталкивающим. Если бы капитан не знала, как лорд ведет себя и как относится к пиратам, она бы даже разрешила себе влюбиться столь же жарко, как королева Грануаль в Рамиро де Молину.
Ему к лицу каждый безупречный наряд из дорогих тканей. Хотя память воскрешает и обрывки первой их встречи – в форме, напуганный, но с пытливым и изучающим взглядом, он тоже был хорош. Останься он на службе в королевском флоте, точно бы дослужился до статуса адмирала и тогда бы стал карающим мечом беспощадного закона. Но он избрал другой путь. На этом пути, как полагает Моргана, он раскрывается иначе, демонстрируя не самое худшее. А может, не самое худшее он бы показал как раз на месте военного, ведь только паршивцы, беспринципные гады вырывают себе лучшее место под солнцем, а Кеннет как раз идеально устроился.
Капитан ведет кончиком указательного пальца по портрету, едва размазывая угольный край. Однако, замечая на запястье красный след, Моргана сминает лист, вырывает и отбрасывает в сторону.
– Ненавижу.
О’Райли шумно выдыхает, отвлекая себя от мыслей о Бентлее. Сколько угодно можно тратить время на ненависть к нему, но ситуацию подобное не исправит. «Нассау. Мы отправимся в Нассау», – она берет в руки октант [17]. Крутит, задумчиво созерцая: «Сделаем там остановку на полторы или две недели, а затем… Куда мы отправимся затем?»
Может, отказываться от помощи мичманов Кеннета было скверной идеей, однако Моргана предпочитает сама рисовать карты. Ей крупно повезло, что квартирмейстер на ее первом корабле увидел в ней задатки хорошего штурмана и подсунул под бок молчаливого, часто подвыпившего и очень грубого Джеймса Блэка, питавшего ненависть к их глупому капитану новой закалки. Часто, с сухарем за щекой склонившись над картой на затхлой нижней палубе, он поучал ее, рассказывая премудрости построения маршрута вдоль береговой линии.
Оставалось только слушать и не перебивать. Особенно если Джеймс пригубил больше, чем полагалось. Он мог и огреть ее пустой кружкой по затылку. Но потом обязательно жалел, щурясь и сетуя на собственную нетерпимость к молодым заносчивым юнгам. Моргана схватывала все на лету. Блэк улыбался, сверкая зияющей пустотой, образовавшейся из-за отсутствия двух передних зубов, звал ее «циферником», но не насмешливо-издевательски, а даже как-то гордо – умножать и складывать на том корабле могли единицы. Грамотными считались и те, кто мог написать свое имя. О чтении говорить не приходилось.
А потом старик помер. И все карты достались ей. Но не почет и уважение «сослуживцев».
Круглый стол завален записями офицеров Кеннета. Совершенно бесполезными, неинформативными записями, сделанными разными почерками. Среди офицеров, вероятно, есть сознательные и умные люди, но ни один из них не описал толково все, что увидел. Кто-то писал о названиях стран, морей и океанов, кто-то пытался сопоставить неназванные острова с уже существующими, а кто-то просто переписал координаты возможной точки, к которой их приведет новый маршрут. Вот только сверившись с географическим атласом, Моргана осознала, что этот неизвестный глупец начиркал координаты Лондона, не желая, вероятно, трудиться на благо лорда. И единственный вывод, который О’Райли может сделать на основании этих записей: мужчины только пытаются выглядеть умными.
На самом деле, сейчас бы она не отказалась от разговора с Оливером Спарксом. Каким бы снобом, педантом и негативно настроенным человеком по отношению к ней он ни был, агент явно смыслит больше всех вместе взятых на «Приговаривающем». Не зря лорд так его ценит. И Моргана, наверное, тоже начала бы его уважать, если бы Спаркс не пытался отчаянно согнуть ее волю и не совал нос не в свои дела.
Капитан откладывает в сторону инструмент, берется за карандаш. Если она правильно отметила сама точку на карте, то их маршрут должен пролегать через Саргассово море. И прямиком до Бермудских островов. Им предстоит двигаться мимо Гаити и пройтись вдоль побережья колоний где-то в районе порта Чарльстон. Довольно оживленный торговый маршрут между Англией и подконтрольными ей территориями. Неужели никто за столько веков не освоил те острова и не нашел величайший из артефактов?
Возможно, она ошибается. Моргана поднимается из-за стола, подходит к карте и берет линейку. Они могли бы сделать остановку в Коберн-Тауне, где когда-то высадился Понсе де Леон, повторить его великий путь. Однако Багамские острова – не их цель. Искал ли на самом деле конкистадор Хуан то, что ищут Моргана и Кеннет? Или его путешествие ограничивалось лишь источником вечной молодости – еще одной неподтвержденной легендой?
Теперь на историю Понсе де Леона О’Райли смотрит по-другому. Если существует огромная карта мира, показывающая не то будущее, не то прошлое человечества, то почему бы не существовать источнику, который дарует старикам молодость, а больным – жизнь. Очередное подтверждение, что вера в детские сказки и истории никогда не была так вредоносна, как твердила мать.
«Да, пожалуй, так и стоит поступить», – они остановятся в Коберн-Тауне, посмотрят издалека в сторону Тортуги и, минуя Багамы, отправятся в Нассау, где и попытаются справиться с кризисом ирландско-английских отношений. Моргана постукивает пальцем по карте, обводит кругами две остановки. Кеннет останется доволен, если у нее будет план. Он не станет цепляться и вертеться под ногами, а у нее появится время подумать о том, как сбросить хвост и умчаться в неизвестность, подгоняемой угрозами быть вздернутой на виселице. И тут уже никакая амнистия не будет действительна.
Моргана откладывает карандаш, переводит усталый взгляд в сторону и останавливается на зеркале в углу. Она подходит к нему и сдергивает ветошь, поднимающую облако пыли. На пол падают несколько клопов. И капитан давит их носком сапога, пока гады не успели разбежаться в разные стороны. Хорошо, что не тараканы, хотя недавно она поймала одного в собственной тарелке. И выбросила к свиньям пресную похлебку кока Пилара.
