Дыши.
Он набрал воздух – и в ноздри ударили сотни запахов. Северин почувствовал, что рядом сидит пожилой мужчина в пыльной одежде, от него отгоняет потом и табаком, неподалеку дрожат двое напуганных криком лошадей, жеребец и кобыла, оба недавно опорожнились, а на этом самом месте два часа назад пробегал забегающий заяц, побежал дальше, побежал дальше, побежал дальше, побежал дальше, побежал дальше, побежал дальше, побежал дальше. три...
Слушай.
Уши дернулись. Четыре! Слух различил мышиный шорох в поле, услышал плеск воды, где только всплыла рыба, засек шорох небольших крыльев на дереве на том берегу реки. Он слышал самые тихие звуки — даже такие, о которых раньше не подозревал...
Весь мир вспыхнул и сложился в бесшовную живую картину, которую он постигал и понимал.
— Потрясающе, да? — сердце Захара бьется быстро, он испуган, но говорит спокойно. - Теперь поднимайся понемногу, сынок. Привыкай к новому телу. Осторожно, становись сначала на передние...
Северин перевел взгляд на черные когтистые лапы перед собой и долго смотрел на них, не осознавая, что эти конечности принадлежат ему. Надо отождествить себя с ними.
Вставай.
Права лапа дернулась. Это по его воле? Или она сама по себе?
— Твой разум, особенно опыт и память, подводят тебя. За пятнадцать лет ты привык к другому телу. Закрой глаза и доверься ощущениям, сынок. Все получится само собой.
Он последовал совету Захара. Зажмурился и решил подняться. Тело отозвалось — джура поднялся, словно человек, решивший побегать на четырех.
– Хорошо, теперь понемногу попробуй двигаться.
Северин выпрямился. Сделал осторожный шаг. Надо смотреть перед собой.
Он осторожно открыл глаза, сделал второй шаг, сразу оступился.
— Ничего, ничего, понемногу...
Шаг. Еще. Еще. Наверное, он так ползал в детстве, когда учился держаться на ногах.
Беги.
И вдруг неуверенность исчезла.
Молодой волк хлестнул хвостом по бокам и оскалился. У него хвоста, черт возьми!
– Я волк! — закричал Северин и услышал только вой, исходящий из собственной глотки.
Он почувствовал свою мощь и ловкость, пронзительную остроту ощущений и упругость мышц, новая сила исполняла его, лилась через край, звала за собой — и он радостно поддался тому зову, прыгнул, щелкнул зубами, помчался в луга, полетел над травами, словно бегал на четвереньках. новыми запахами и звуками, повиновался его неистощимой силе. Травы щекотали бока, земля летела из-под лап, он был зверем, свободным и могучим, быстрым и непобедимым, и никто и ничто не могло ему помешать.
Но он ошибался.
Враг.
Его догнал новый запах — и огромным скачком дорогу преградил большой серый волк. На его жилистом туловище вился странный узор из более темного меха, очертанием напоминавшего большой пояс. Волк оскалился на Северина желтыми клыками и тихо зарычал. Северин остановился, наклонил голову. Волчисько поднял лапу и указал обратно — возвращайся. За взрывом счастья от новых чувств Северин забыл все учительские наставления, которые ему внушали непрестанно, и Захар прибыл их напомнить.
Разорви ему глотку.
Джура прижал уши, виновато поджал хвост, развернулся и послушно потрюхал назад, чувствуя стыд за то, что от восторга так легко все забыл. Захар бежал позади и изредка напоминал о себе тихим рычанием.
Они вернулись к лошадям, спокойно смотревшим на двух зверей, глубоким животным чувством узнавая у них своих хозяев. Северин подбежал к реке, стал пить, даже не задумываясь, как он это делает. Из воды на него смотрел черный волк с желтыми глазами. Он поднял нос почти к воде, разглядывая свое второе тело. Так странно в собственном отражении видеть не человека... Какой отец в этом виде? И какой была мама?
Снова рычание: Захар напоминал, что пора перебрасываться. Северину совсем не хотелось возвращаться к слабому ограниченному телу. Потерять это невероятное зрение, слух, обоняние — оно будет чувствовать себя калекой без них! А летать сможет только верхом на Шаркане...
Ему позволили едва коснуться подлинного мира, проглотить каплю, которую он не успел даже посмаковать, но он вернется. Обязательно вернется.
Вернешься.
Северин зажмурился.
Она пришла самая, тонкая и прекрасная, без всякого зова — расплетенные косы вьются по траве, грудь избалована поцелуями, след его слюны на тонкой шее, в ведьминых глазах отражается сияние звезд. Он целует живот с небольшой родинкой, скользит губами к открытому ротику, одна ладонь сжимает бедро, а другая вскочила с ее ладонью, пальцы переплелись замком.
– Я – человек.
Боль ударила вдвое страшнее.
Северин ломался в корягах, выл, рычал, дергал лапами и избивал хвостом. Адская сила рвала, давила и выкручивала как тряпку, выдергивая волчье тело. Скелет с хрустом вырастал и менялся, мех рвался и обвисал на новой коже кровавым лоскутом, росли мышцы, ногти и зубы, удлинялись пальцы на руках и ногах. Он лежал на наковальне, а незримый молот перебивал его раскаленное тело на новый облик.
Высокий волчий крик оборвался, отхаркнулся сгустком темной крови, возобновился, но уже надорванным человеческим голосом. Тело не слушалось Северина, дергаясь в судорогах.
Темнота. Тихое рычание. Черный зверь кивает ему. В следующий раз, брат.
Все равно я всегда здесь.
Как и впервые, боль угасла мгновенно.
- Жив?
Захар стоял над ним — тоже в кровавых пятнах и остатках серого меха.
— Почему... да... больно?
Слова тяжело давались, голос дрожал. Кажется, он еще обмочился.
– Твое тело пережило невероятное превращение. Оно не было создано для этого, – ответил учитель. - Ты молодец, Северин. Настоящий волк! Теперь самое страшное позади.
- Да... больно...
Хотелось скрутиться калачиком и не шевелиться, но он ухватился за протянутую руку, встал, чуть не упал - ноги словно соломой набили. Хорошо, что отец не приехал и не стал свидетелем этого стыда.
— Самая страшная боль только во время первого обращения. Если бы не полнолуние, было бы хуже. Но с каждым превращением все будет проходить легче и быстрее. Когда окончательно привыкнешь, то будешь перебрасываться почти мгновенно, без боли. Это как люльку курить, поверь старику.
Смысл слов доходил медленно.
- Почему... не предупредили? Что будет так...
- Чтобы ты раньше не переживал, - учитель внимательно на него посмотрел. – Можешь стоять самостоятельно? Ноги держат?
- Держат...
Захар снял с себя остатки волчьего облика. Провел меховой стороной по шрамированному телу, стирая кровь.
— Когда рядом нет водоема, вытирайся мехом. А пока снимай с себя все клочья и скинь сюда, мы его сожжем.
Тело послушно выполняло приказы. Мех отходил легко. Северин удивленно смотрел на черную волчью кожу, которая только что была на нем. Подлинная. В его крови. Он был волком. Разве это не мечта?
Прохладная река смыла кровь и эхо боли. Лягушки в плавнях и сверчки на берегу возобновили совместное выступление. Еще минуты назад Северин мог их увидеть и даже счесть, а теперь они снова стали невидимой оркестрой. Юноша захотел доплыть до того камыша, но понял, что сил хватит разве что выйти на берег.
Тем временем Захар успел вымыться, одеться и разжечь костер. Он укрыл джуру коциком, посадил у огня, выдал немалую горбушку хлеба с толстым куском сала и бутылку, оплетенную соломой.
— Поешь хорошенько и выпей вина. Превращение уносит много сил. Отдыхай.
Захар бросил в пламя остатки волчьих шкур. Воняло жженым мехом.
– Его всегда нужно сжигать. Говорят, что завладевший волчьим подобием характерника завладеет им самим. Не знаю, насколько это правда, но стараюсь придерживаться этого правила. Если сжечь не выходит, то можно закопать или бросить в проточную воду.
Воспоминание о боли не давало согреться. Северин кое-как оделся и снова завернулся в прогретый котик.
— Простите, учитель... Забыл все ваши приказы и побежал куда глаза глядят.
- Не переживай. Я на своем первом превращении вел себя так же. Разве здесь можно удержаться? — усмехнулся Захар и набил трубку. - Новое тело, новые ощущения, новый мир. Так и приглашает бежать к нему в объятия!
