– Молодой человек! – раздался под ухом писклявый старушечий голос. – Будьте так любезны, не откажите…
Матвей открыл глаза и обнаружил, что прямо перед ним, буквально в метре, стоит маленькая сгорбленная старуха, одетая в старомодное черное дорожное платье, с черной шляпкой на голове и морщинистым лицом, скрытом тенью широкополой черной шляпы.
– Молодой человек, – повторила старуха, – я очень нуждаюсь в помощи, и обратиться мне больше не к кому.
– Что вам угодно? – отозвался он, растерянно озираясь по сторонам.
Остатки воинства исчезли, как и дорога, по которой оно наступало, а вокруг до горизонта простиралась долина, поросшая коротко стриженой травой, из которой торчало множество каменных столбиков, напоминающих надгробия.
– Позвольте представиться – Элла Ша, – сказала старуха, ощерив беззубый рот в подобии улыбки. – Мне правда очень нужна помощь, и я готова за нее щедро заплатить.
– Что вам угодно? – повторил Матвей, стараясь на нее не глядеть.
– Мне все перечислять? – ехидно поинтересовалась старуха. – Могу и все! Я желаю принять ванну, выпить чашечку кофе, помолодеть, оказаться в центре внимания, жить ни в чем себе не отказывая, мороженого с апельсиновым джемом, бокал холодного шампанского, дюжину пар туфель, свою фотографию на обложке «Звездной моды», прогулку на катере с шикарным кавалером, дворец из розового мрамора, папарацци, притаившихся в кустах и на крышах… Продолжать?
– Что вам надо от меня? – Матвей старался быть благодарным. В конце концов, это она вывела его из внезапного оцепенения, да и остатки жуткого воинства исчезли, как только появилась эта старушенция.
Она сорвала с головы шляпку, обнажив сильно поредевшие седые волосы, нетвердой походкой доковыляла до одного из каменных столбиков и попыталась смахнуть с него слой мелкого, как пыль, песка. Тут же последовала яркая вспышка, которая превратила шляпку в пепел и опалила ее руку так, что та обуглилась.
– Уничтожьте этот камень, – простонала старуха, выставив вперед обожженную кисть руки. – Я знаю, вы можете. У вас есть оружие. В этом камне мое проклятие, и его надо разбить. А лучше распылить. А еще лучше, чтобы и пыли не осталось. Только отойдите подальше, когда будете стрелять. А я останусь здесь, рядом с ним. Чтобы получше видеть, как он рассыпается. Только бейте наверняка. Меня не заденьте… Это важно. Я буду рядом. Тут! Отойдите и стреляйте! Ну же! – Эта весьма пожилая дама, похоже, теряла терпение, но Матвей медлил, чувствуя, что за этой настоятельной просьбой скрыт какой-то подвох. Да и как можно стрелять в неизвестно что, не зная, чем это может кончиться.
– Что это? – Он ткнул пальцем в камень.
– Нет! – вскричала старуха. – Не прикасайтесь к нему. Только я… Только мне позволено. Стреляйте же. Я видела! Такая мощь! Или дайте мне. Я сама. – Она потянулась к подсумку на его поясе, где лежал аннигилятор.
– Уберите руки, гражданочка, – спокойно, но твердо сказал Матвей, и дрожащие обугленные старушечьи пальцы замерли в сантиметре от магнитной застежки. – Может быть, я и помогу, но сначала объясните мне, что это такое и почему я должен это уничтожить.
– Это… Это! – Старушенция явно силилась придумать что-нибудь правдоподобное, но, похоже, фантазии у нее не хватало. – Это зло! Страшное Зло! Его надо истребить. Тут все – Зло! Здесь целая долина Зла! Мой славный рыцарь! Великий воин! Уничтожь хотя бы одно из его тысяч вместилищ, и ты сам поймешь все.
– Я-то пойму, – пообещал Матвей, – только предпочитаю сначала разобраться, а потом палить. – Он аккуратно подвинул старуху, стоявшую между ним и «надгробием», сделал пару шагов вперед, чтобы присмотреться к нему получше.
Пальцы даже не успели коснуться камня, как по ним с треском пробежали ослепительные белые искры, а всю руку до предплечья пробила нестерпимая боль.
– Я же говорила! – радостно воскликнула старуха. – Я же говорила, что это Зло! Уничтожающий зло творит добро, разве не так?!
Но Матвей медлил. Подвохом здесь несло за версту, да и место это слишком уж напоминало кладбище, а тревожить мертвых во все времена и во всех мирах считалось делом и постыдным.
– Нет, – решительно ответил командор, – сначала вы мне подробно расскажете, что это за зло такое, кому оно мешает и в чем тут ваш интерес. – В то, что старушка просто бескорыстно и самоотверженно пытается бороться с неким злом, не верилось, хоть тресни.
Элла, видимо, отчаявшись, присела на обломок точно такого же «надгробия», тяжело вздохнула, бросила на него взгляд, полный страдания и тоски, и заговорила как по писаному:
– Зло не было когда-то сотворено, Зло – это всего лишь добро, отраженное в кривом зеркале. Зло в человеке – это личный эгоизм каждого. Чем более мы допускаем произвола, тем более уродуем окружающий нас мир, принося ему все новые и новые скорби. Мы рождаемся слабыми и себялюбивыми, и только жизнь учит нас состраданию и милосердию, позволяет обрести идеалы и веру. Но как быть тем, кого судьба обделила добродетелями и любовью, кого не свела с добрыми, сильными и мудрыми людьми? Те, кто при жизни брел во мраке собственных страстей, жаждал лишь собственного блага и добивался его, прибегая к жестокости и коварству, тот после смерти становится средоточием той разрушительной силы, что именуется Злом. Вот и ты, поддавшийся неверию, стал частью этого Зла и отныне не расставайся со своим всеразрушающим оружием и держи его всегда наготове, поскольку не только Зло не спит, но и Добро не дремлет, и оно однажды покарает тебя своею справедливой и неотвратной рукой…
Она продолжала говорить, но голос ее звучал все тише, да и сама старуха становилась все прозрачнее, а вскоре превратилась в плоское изображение, которое чаще и чаще подергивалось рябью. Вдруг она вновь обрела объем, с ужасом посмотрела сначала на Матвея, потом на свои руки и в тот же миг превратилась в гипсовое изваяние, которое тут же рассыпалось в пыль.
Раздался вой сирены, а из тучи вздыбленного песка вырвался юркий броневичок с мигалкой и надписью «Рolice» на борту. Вслед за ним из того же пылевого облака высыпал целый взвод полицейских в черных шлемах и бронежилетах, вооруженных тяжелыми ручными лучеметами. Они окружили Матвея, держа его на прицеле, и едва тот потянулся к подсумку с аннигилятором, несколько вспышек оплавили песок буквально в метре от его ног.
Из броневичка вышел высокий сухопарый щеголь в белых брюках, белой рубашке с коротким рукавом и такой же белой ковбойской шляпе. На груди его солнцем сияла начищенная шестиконечная звезда. Присмотревшись, Матвей разглядел на ней сквозь слепящий блеск надпись: «SHERIFF».
– Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? – Он сказал это на галаксе, затем повторил то же самое по-английски, а после паузы – еще раз, уже по-русски. После этого шериф отстегнул от пояса наручники и, держа их наготове, двинулся к задержанному. – И не думайте, что эти парни плохо стреляют.
Он подошел почти вплотную, явно рассчитывая, что подозреваемый не окажет сопротивления, безропотно даст себя заковать и препроводить в участок, но вдруг замер, пристально глядя Матвею в глаза.
– Живой?! – В голосе шерифа прозвучало нескрываемое удивление. – Кто здесь был еще? Старуха?!
– Да…
– И где она?
– Исчезла.
– Как она исчезла?
– Сначала уговаривала меня разнести этот памятник, потом начала объяснять мне, что такое зло. А потом побледнела и выпала в осадок.
– Ну наконец-то, – выдохнул шериф с явным облегчением. – Эй, парни! Отбой. Дело закрыто.
Бойцы превратились в стаю песчаных смерчей, со свистом поднялись в воздух и растворились в сером низком небе.
