– Эврика! – И после этого двумя большими пальцами нажал на два кирпича – те ожили, а с ними и часть стены.
Что-то страшно заскрежетало, и стена пошла внутрь, открывая темное пространство перед тремя старателями.
– Фантастика, – прошептал восторженный Прыгунов. – Это и есть библиотека графа Саблина?
– Да, это она, – как ни в чем не бывало ответил Долгополов. – Сокровищница человеческой мысли. Потерять ее было бы истинным преступлением.
– Но откуда это стало известно вам? – задал резонный вопрос Крымов. – Антон Антонович? Если даже он, – детектив кивнул на краеведа, – ничего не знал. А он любит свой чернокнижный край. Откуда?
Долгополов его не удивил – он только вознес указательный палец вверх и ткнул им в круглый арочный кирпичный потолок с плотными узорами седой паутины:
– Оттуда.
– Из небесной канцелярии?
– Именно.
– Ясно, – кивнул детектив. – Ну так что, входим?
– А то! Конечно, – подхватил Долгополов. – Вооружаемся фонарями – и вперед.
Они вошли в помещение, отчего-то не пахнущее сыростью, а напротив – вполне сухое, каким и должен быть климат в библиотеке. Затем лучи их фонарей побежали по стенам, где на стеллажах томились роскошные тома, зацепили несколько канделябров с целыми, не оплавленными свечами, будто только и ждущими читателей. Крымов зажег эти свечи, и просторная библиотека, занимавшая один только зал, засияла упоительным вечерним светом.
– А ведь сколько слухов ходило о ней! – горячо прошептал Василий Прыгунов. – Я так о ней с юности слышал! А ведь и купцы Крутобоковы про нее не знали, и хозяин фабрики, этот Косматый, тоже небось и не совался сюда, а?
– У него были другие увлечения, – заметил Крымов, – и вы знаете какие.
– Да, женщины, – вспомнив, кивнул несчастный и счастливый краевед. – Много женщин.
– Именно так.
Но Долгополову было не до их беседы и не до их забот и бед, он уже ходил вдоль стеллажей и, направляя луч фонаря на толстые корешки, читал золотые, уже поблекшие книжные заголовки.
– Вот она! – наконец воскликнул он. – «Путешествие Ивана Ивановича Протопопова, московского дворянина, капитана от инфантерии в отставке, на темную сторону Луны. Санкт-Петербург, 1821 год». – Антон Антонович вытащил тонкую книжицу и потряс ею. – Этой книги осталось всего три экземпляра – она и была-то издана минимальным тиражом, а выжило только три. Один затерялся в перестройку в петербургском архиве, другой экземпляр в ту же раздолбайскую эпоху – в московской библиотеке. Третий должен был остаться, как писали современники, в библиотеке симбирского дворянина графа Саблина. И не соврали – вот она!
– И что в ней? – спросил Крымов. – Вы так возбуждены, что можно подумать, она скрывает все секреты мира.
– Все не все, – бережно листая раритет, нараспев ответил Долгополов, – но кое-что скрывает, уважаемый Андрей Петрович. И перед тем как вам соваться в Черный лес, – его тон стал весьма резким и поучительным, – вы должны были прочитать ее! И вы, Прыгунов, слышите, торопыга?
Василий Прыгунов ходил вдоль стеллажей и хватал то и дело одну книгу за другой – ему все хотелось увидеть, все пощупать, а еще лучше – все прочесть. Но на это удовольствие ему просто не хватило бы времени. А тут он аж подпрыгнул от голоса самопровозглашенного руководителя экспедиции под землю.
– Что?!
– То самое.
– Ясно, – кивнул он, хотя ясно ему ничего не было.
– Не ругайте его, Антон Антонович, это я его соблазнил на поход.
– Очень неосмотрительно, очень! – отреагировал Долгополов.
Наконец, забыв о строгом старичке, Прыгунов выдрал толстенную книгу из рядов других фолиантов.
– Смотрите, коллеги! Полная версия «Пугачевского восстания» Пушкина. Представляете?! В единственном экземпляре! Сигнал! Как же такое может быть?!
– Василий Степанович, – прервал его восторги Крымов, – будьте скромнее: верните книгу на место и подойдите к нам. Антон Антонович нашел то, ради чего мы здесь. Пушкин и Пугачев от нас не убегут.
– Как сказать. – С сомнением пожав плечами, краевед вернул книгу на место, любовно провел по корочке и направился к энергичным коллегам. – Я слушаю.
Долгополов хлопнул ладонью по стулу, вверх пошла столбом пыль, затем саданул еще раз и еще, да так грозно, что старинный стул задрожал как осиновый лист, и только потом бросил на обшивку стула разложенный носовой платок и сел. Крымов то же проделал со вторым стулом. Прыгунову повезло – он нашел себе табурет.
– Слушайте оба, – сказал Долгополов и перечитал заголовок: – Итак: «Это же надо, взять и оставить респектабельный Санкт-Петербург, только-только обретший покой и согласие, и уехать в дикие края!»
Так начиналось автобиографическое повествование одного путешественника, а именно Ивана Ивановича Протопопова, который в 1778 году на свой страх и риск отправился в путешествие по тем краям, по которым еще недавно прокатилось восстание Емельяна Пугачева. И наконец его занесло в Царев, на Жигулевскую Луку.
– Подумать только, – пробормотал Крымов. – Да он в наши края пожаловал. Впрочем, это и понятно – Пугачев тут навел шороха.
– Еще как навел! – согласно кивал Василий Прыгунов. – Кровушка рекой лилась!
– Лилась, лилась, – нетерпеливо прервал их сетования Долгополов. – Слушать дальше будете?
– Будем, – хором ответили Крымов и Прыгунов.
– Отлично.
А дальше путешественника Протопопова забросило в эти самые края, близ Чернышей, что совсем уже пленило и возбудило краеведа Прыгунова. Тут Иван Иванович Протопопов и познакомился с молодой кабатчицей Инджирой намешанных кровей, из сословия калмыцких жрецов, и провел с ней ночь. И в ходе этой ночи узнал, что три с половиной года назад она была любовницей Емельяна Пугачева, полюбила его всем сердцем и просила взять с собой, но он отказал ей – поехал брать Санкт-Петербург, проиграл битву, был предан своими казачками и взят в плен царскими полководцами, доставлен в столицу и там обезглавлен.
Но одни строки заинтересовали краеведа Прыгунова особенно.
– Перечитайте, Антон Антонович, прошу вас, – торопливо попросил он. – То, что она говорит Протопопову про эти самые бусы…
– Хорошо, – кивнул Долгополов. – «И вот эти вот бусы из яшмы он мне подарил – каждое сердечко за каждый день нашей любви». На полной груди красавицы Инджиры, как повествует автор, катались красивые бусы в форме сердечек из красной яшмы и то и дело привлекали внимание уже влюбленного путешественника.
– Бусы в форме сердечек из красной яшмы, – тихонько повторил Прыгунов, – да еще раскосые глаза этой самой Инджиры…
Он взглянул на Крымова. Детектив прищурил один глаз:
– Вы вспомнили ту самую древнюю старуху с такими вот бусами и такими вот азиатскими глазами, которую видели у сторожки и с которой говорили?
– Тут не захочешь, а вспомнишь, Андрей Петрович, – кивнул разволновавшийся краевед.
– О чем вы? – грозно спросил Долгополов. – Что за старуха с раскосыми глазами? Что вы от меня скрываете, заговорщики?
Прыгунов в двух словах рассказал ему о той самой гадкой старухе, которая делала ему сальные предложения и сказала, что объект его вожделения – а именно Ксения Петухова – ему не принадлежит и владеть ею будет совсем другой. И можно было понять кто – он, Леший. Хозяин Черного леса.
– Да-а, – протянул Антон Антонович. – Это могло бы изменить многое! Сколько же ей лет, этой Инджире, и что он с ней сделал? Я читаю дальше!..
А дальше было утро, и сексуальная степнячка Инджира покинула их с путешественником постель, а провожая полюбовника уже во дворе, сказала и много, и мало. Сказала, что в этих местах жил Леший и что он должен вернуться сюда. Она чувствует его приближение. И еще сказала, что великого смутьяна Емельяна Пугачева многие признали за того самого Лешего, которому сподручно сотрясти весь подлунный мир. В некотором смятении Иван Протопопов покидал ее постоялый двор…
А потом и случилось то самое, что перевернуло жизнь молодого офицера и путешественника из столицы.
