"Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Насута Екатерина

В подземной библиотеке Саблина горели и потрескивали свечи, совсем как это было здесь в старину, тени оживленно ползали по стенам, особенно витии Долгополова, а тот вдохновленно читал:

– «И тут гром расколол небо над самой каретой, да такой силы, что Протопопов решил, что молния угодила в саму карету и сейчас он почувствует, что горит, как свеча. Или уже сгорел в мгновение?

Но ничего такого не случилось.

Сколько он так просидел – минуту, две, пять! – неведомо. Но когда он отнял руки от ушей и открыл глаза, то сразу понял, что тьма стремительно отступает, ушел вой тысяч звериных голосов и возвращался дневной свет. Одно настораживало – негромкий рык. Там, на дороге. И совсем близко! Рядом с каретой. Так рычит насторожившийся зверь, на которого ты вылетел случайно в диком лесу, и теперь он готовится к драке.

Этот угрожающий рык сотрясал эфир в десяти шагах от кареты…»

Долгополов взглянул на спутников.

– Вот он, ключик к тайне! – вдохновенно выпалил он. – Готовы?

– Да читайте вы, мучитель! – поторопил его Крымов.

– Читайте, Антон Антонович, пожалуйста! – взмолился Василий.

– Читаю! «“Выходить – не выходить?! – отчаянно думал Протопопов Иван. – Или что же, как мыши мне забиться в угол и ждать смерти? Выйду и умру с честью, если так надо!”

Так решил он. Выхватил из-за пояса пистолеты, взвел курки, ногой саданул в дверь экипажа, и створка вылетела вон, и сам выпрыгнул наружу. И оказался на той же дороге, но шагах в двадцати от двух молодых дубов. Изменившихся! Что-то неестественное было в них. Чудно́е, пугающее. Склонившись друг к другу, срослись они ветвями, сцепились намертво, в одну высокую и зеленую арку превратились!

– Пистолетиками балуешься, человечек? – спросил с хрипотцой тот, кто стоял под этой аркой.

Перед искателем приключений Протопоповым Иваном высилось чудовище. В самой середине арки. Ростом с огромного человека, почти великана, широко расставив ноги, лохматое и с рогами, с мокрым рылом, чудовище смотрело на него. Пар от него шел, будто оно только из бани вышло. И особенно горячий пар шел из широких ноздрей.

– Не веришь, что видишь меня, человечек?

– Не верю, – прошептал Протопопов.

Чудовище рассмеялось:

– И не верь – легче жить будет.

Кровавые глаза тяжело смотрели из-под мохнатых бровей. Торчали из темени крепкие и кривые рожки. Руки Протопопова Ивана с пистолетами каменными стали.

– Пальнуть хочешь, али как?

– Хочу.

– Дело пустое. Я свинца не боюсь.

Зловоние исходило от чудища и уже коснулось обоняния Протопопова. Он поморщился, но сильно виду не подал.

– А чего же ты боишься? – спросил путешественник.

– Нет такой силы, которой бы я боялся. Даже той, что сильнее меня. Понимаешь, о ком я, человечек?

– Могу догадаться, – кивнул Протопопов.

– А тебе, человечек, страшно? Смотреть на меня.

– Очень страшно, – честно признался Протопопов Иван.

– И правильно. Могу взглядом убить, могу хворым сделать. А коснусь висков – рассудка лишишься, едва увидев то, что я знаю и что видел за долгую мою, бесконечную жизнь. Простому смертному такой груз не вытянуть.

– Верю тебе, – согласился Протопопов. – Так, стало быть, ты существуешь? – задал он вопрос, прозвучавший как утверждение. – Ведь ты – Леший? Хозяин этих мест?

– Не в бровь, а в глаз. Кто ж тебе такое сказал?

– Женщина одна.

– И что за женщина?

Не стоило выдавать Инджиру! Никак не стоило!

– Просто баба одна рассказала. Всё она знала про здешние места.

– Просто баба, – задумчиво кивнул зверь, а потом поднял веселые и страшные, залитые кровью глаза на человека. – Повидать бы ее… просто бабу… Инджиру, да? Угадал? – рассмеялся он. – Полюбовницу мою. Где она нынче?

Протопопов даже отступил от таких слов.

– Не знаю. Встретились и разошлись, как два ветра в поле сшиблись и разлетелись. Но так и сказала она: вернешься ты сюда. Уже скоро вернешься.

– Мудрая, стало быть, наша с тобой баба? А? Ведающая стала! Ведьмою сделаю своей, коли так! И жизнь долгую-предолгую! Должен мне кто-то когти стричь, а?

Сердце выпрыгивало прочь из груди Протопопова. Но он нашел в себе силы сказать:

– Вспоминала она тебя, потому что любила. Но я не думал, что мне первому выпадет тебя узреть, когда ты явишься сюда.

– Как зовут тебя, умник?

– Иван я, Иванов сын.

– Разных я Иванов знал и многих загубил, – усмехнулось чудовище. – Ты вот что, Иван, Иванов сын…

– Да?

– Ты должен купить у меня свою жизнь… Без этого никак… Иначе – убью… Я всех убиваю, кого на дороге своей вижу… Выбора у тебя нет.

– И как же мне это сделать? – трепеща, спросил Протопопов.

– Когда домой вернешься, ты обо мне сказ напиши и потомкам его передай. Это будет твоя плата. Напишешь?

– Напишу, – пообещал путешественник.

– И то славно. А то бы съел я тебя – голоден как черт! – При последних словах Леший рассмеялся так искренне и страстно, что Протопопов Иван съежился всем нутром, но вновь виду не подал. Стоял гордо, как перед расстрельной командой в последние мгновения жизни.

– Прощай, Иван, Иванов сын. Я в свой лес ухожу – Черным его кличу. Разросся он за века-то! Теперь это вновь мои угодья. За этой аркой, – кивнул он вверх, на сцепившиеся деревья, – теперь моя земля отныне и вовеки. Я тут хозяин, и я здесь свой суд вершить буду, как и тыщу лет назад. Женушек себе наберу из деревень в округе, как и прежде. Я без них никак не могу. Похоть меня ножом режет, огнем жжет. Детишек они мне нарожают, с рожками и хвостиками, – неожиданно рассмеялся он. – Только голод меня мучает, ох как мучает! На тебя смотреть, человечек, наказание одно, – еще веселее хохотнул Леший. – И парой кабанов нынче не обойдусь – поросятами закусывать придется! Прощай, человечек, еще свидимся! – Махнуло волосатой рукой чудовище и грузно заковыляло в сторону леса. – Уж поверь!

А Протопопов Иван стоял и смотрел ему вслед, как чудище хвостом водит; и глазам не верил, и ушам, и разуму, да и сердцу верить не хотел. А когда Леший шагнул меж первых дерев и скрылся в своем Черном лесу, то Протопопов Иван крепко ущипнул себя за локоть: а не привиделось ли ему это все? Вновь стоял ясный летний день. И не было никакого Лешего. Только карету побило налетевшей бурей с камнями и ветками, и дерева поломало в округе, и скрылись его лошади. И возница сбежал. А вот арка из двух сросшихся дубов над головой – была, такая сама по себе не вырастет. Такую создать иной силой только и возможно! Иной – запредельной, черной, дьявольской силой…»

Долгополов переводил дух, не произносили ни слова и его сотоварищи. Трещали свечи в старинных канделябрах. Все переваривали услышанное, и ветер времени едва заметно касался их глаз и губ. И неясно было, то ли огнем обжигал он, то ли смертельным холодом. У каждого перед глазами стояло то чудовище, увиденное храбрым дворянином Протопоповым, не лившимся рассудка от ужаса.

Наконец Крымов сказал:

– Теперь мы знаем, каков он. Этот Нелюдь. Яснее картину никто бы не написал.

– Знал бы я, никогда бы не пошел за ним в Черный лес, – честно признался краевед. – Ужас, ужас…

Антон Антонович заметил:

– А еще мы знаем, почему пропала экспедиция Саблина – вся, кроме одного молодого человека, поведавшего правду и исчезнувшего для всего мира навечно.

– Но куда повела судьба дальше Ивана Ивановича Протопопова, после этой самой встречи? – глядя на куратора, спросил Крымов. – Об этом есть что-то?

– Кое-что. Он пишет… вот: «Я тысячи раз возвращался в памяти к тому месту и тому чудовищу, которое предстало передо мной в тот день в своем воистину адском облике. И чтобы не сойти с ума, однажды пришел к мысли, что Леший существовал, но только в моем воображении. Это был сгусток моих страхов, начиная с детских и заканчивая всеми теми, что порождает наше воображение на протяжении всей жизни. Порождает и терроризирует нашу душу. Не дает спать ночами. Заставляет иных лезть в петлю. Так приходит к каждому человеку дьявол, чтобы напугать, а потом, устрашенного, искушать его и в конце концов, если получится, завладеть его душой. К чести своей скажу, что со мной этого злого эксперимента у князя тьмы не вышло. Я поборол эти страхи, вернулся к себе прежнему и стал только сильнее. Что нас не убивает, то делает сильнее. Наконец, даже тот факт, что многие увидели в Лешем вернувшегося Пугачева, говорит о том, какой страх вселял казацкий атаман-бунтовщик в сердца людей независимо от образования и сословия. Его ждали со страхом и трепетом – и нагадали себе Лешего. Каждый – своего. Мой был именно таким, каким я описал его. А то, что Леший якобы знал про Инджиру, лишь доказывает присутствие всех этих страхов, ведь она сама рассказала мне и о любовном романе с Пугачевым, и о том, что ждет его возвращения каждый день, пусть и в ином обличье. Пусть с ликом демона…»