- Выбор был, - возразил Владимир. – У нее был я.
- Яковлев понимал, что дочь не обрадуется жениху, потому объявил ей о замужестве за день до свадьбы. Где ты был? Ну-ка, припомни.
- На практике, в степи, - буркнул он.
- Вот именно. Полагаю, Яковлев об увлечении дочери догадывался, оттого и дождался удобного момента.
- Хорошо, а потом? Почему она ничего мне не написала? Почему не попыталась? Исчезла, будто… будто…
- Будто умерла, - подсказала матушка. – Я, грешным делом, так и думала. Все же такой юной девочке трудно выжить в одиночку. Я понимаю, почему она тебя не искала.
- Почему же?
- Лучше спроси у нее. Вы же встретились? Еще не поговорили? Надеюсь, ее отпустили?
- Она никого не убивала.
Матушка согласно кивнула.
- В то время, когда произошло убийство, Мира была у меня, - добавил Владимир. – Она недавно вернулась в столицу. Пришла. Хотела поговорить. А я ее прогнал.
- Бестолочь, - вздохнула матушка.
И стало обидно. Обычно эдакой оценки умственных способностей удостаивался Владислав.
- А мне никто не сказал, что Любаша сбежала от жениха, - язвительно произнес Владимир, выделяя «от». – Кстати, почему?
- Яковлев себя выгораживал. Сейчас не те времена, когда против родительской воли пойти неможно, особенно, если тебя замуж за старика выдают. Его осудили бы. А так… осудили Любашу.
- Мне ты почему не сказала? – скрипнул зубами Владимир.
- А что это изменило бы? – Матушка зябко повела плечами.
- Я искал бы ее. И нашел бы. И все сложилось бы иначе!
- Искал бы? Скорее всего. И твоя жизнь точно сложилась бы иначе. Володя, ты уже не юный мальчик, каким был тогда. И что? – Матушка фыркнула. – Видел бы ты себя со стороны. А тогда? Тебя при одном упоминании имени Любаши трясло. Искал бы… и неизвестно, что нашел. Вот теперь она нашлась. И дальше что? Женишься?
- Не знаю, - честно ответил Владимир. – Если она захочет, женюсь. Ты против?
- Ты волен поступать так, как считаешь нужным, - ответила матушка.
- Она сейчас у меня. Я думал здесь переночевать, но…
Он замолчал. И так сказано достаточно.
- У тебя дома, как обычно, ни крошки, - вздохнула матушка. – Погоди, велю съестного собрать.
- Спасибо, мама. И, может, платье какое…
- Наглая бестолочь. – Матушка подвела итог их беседе.
Может, и так. Но муками совести Владимир страдать не намерен. Матушка на его стороне, этого достаточно. Если отцу не по нраву его выбор придется, можно и уехать. Деньги есть, а артефакторы везде нужны.
Мира куталась в халат и переминалась с ноги на ногу. Зря он, наверное, с требованиями поспешил. Не накормил, не обогрел.
- Переоденешься? – спросил Владимир мягче. – Или сначала поешь, а после…
- Х-холодно, - призналась Мира.
Странно. В квартире тепло.
- Тогда… там.
Она кивнула и ушла в комнату. Владимир едва сдержался, чтобы не пойти следом. И запоздало подумал, что Мире, наверняка, неприятно надевать платье с чужого плеча.
- Володя! – позвала она из комнаты чуть позже. И попросила, когда Владимир подошел: - Помоги, пожалуйста.
Платье застегивалось сзади.
- Ты… прости… - пробормотал Владимир, едва справляясь с крохотными пуговками. – Завтра съездим, заберем твои платья.
Мира повернула голову, недоуменно взглянула на него через плечо. И, кажется, поняла.
- Разве ты в чем-то виноват, Володя? А я не брезгливая.
Она не добавила что-то вроде «ты даже не представляешь, как долго я носила чужие обноски». Но Мира промолчала.
После того, как матушка рассказала об истинной причине побега, Владимир чувствовал дурноту, стоило представить, что довелось пережить юной Любаше. И вину – тоже. Возможно, матушка даже права, и он тогда был незрелым, неспособным помочь невесте. Но разве в том не его вина?
Пуговицы закончились. Желание поцеловать Миру в шею осталось. Волосы она тоже вымыла, и подняла их наверх, мокрыми. А еще стояла на полу босыми ступнями.
С поцелуями Владимир не полез. Это было бы странно, пожалуй. Мира могла расценить такой порыв по-своему. Но Владимир усадил Миру на диван, принес шерстяные носки. Матушка вязала, на зиму. Вот и пригодилось. И волосы высушил, сотворив теплый воздушный вихрь. Мира заплела их в косу.
Они поужинали молча. И после Мира пила чай, вприкуску с булками, щедро смазывая их медом.
Вот как была сладкоежкой…
- За фигурой можно не следить, - сказала Мира, хотя Владимир ни о чем таком не спрашивал. И ложку облизала. – Театр разорвет контракт. Подозрение в убийстве. Такого ни одной актрисе не простят. А еще я на спектакль не явилась.
- Радует, что ты спокойно об этом говоришь, - осторожно произнес Владимир. – Не боишься потерять работу?
- Не боюсь, - согласилась она.
- И отчего же? – поинтересовался он.
Внезапно кольнула мысль, что Мира так спокойно рассталась с театром, потому что он, Владимир, будет ее содержать. Так она решила.
- А разве тебе понравится, если я продолжу играть? – спросила Мира. – Или ты передумал… помогать?
- Я тебя в содержанки не брал, - отрезал Владимир.
И получилось резче, чем хотелось. А Мира рассмеялась.
- Вот и славно. – Она положила ложку, отодвинула в сторону баночку с медом. – Наши интересы совпадают. Я не нужна тебе, ты не нужен мне. У меня есть деньги, Володя. Я просто уеду из страны.
Она улыбалась. А он знал, что она чувствует иное. Не радость, а горечь. И не улыбаться ей хочется, а плакать. А обидел ее он, Владимир. Значит, нет никакой любви, если он вот так…
Это старая рана кровоточит, не дает покоя. Бестолочь? Пожалуй. Только не наглая, а эгоистичная. Или, все же, и наглая тоже.
Глава 8
Глава восьмая, в которой Любомира не может солгать
- В одном ты ошибаешься, - произнес Владимир, прожигая Миру взглядом. – Ты мне нужна.
Весьма желанное признание. И отчего-то ничуть не радующее.
Мира сглотнула слюну, вдруг ставшую горькой на вкус. Странно, ведь она ела мед.
«А ведь он знает правду. И не простит, - мелькнуло в голове. – Если бы сбежала с другим, может, и простил бы. А так…»
- Что бы ты сделал? Сбежал вместе со мной? – с вызовом спросила Мира. – Пошел бы против отца? Опозорил бы семью?
Владимир молчал. Но о чем Мира говорит, определенно понял.
- Что бы ты не сделал, это было бы жертвой с твоей стороны, - продолжила она. – А я не хотела, чтобы ты жертвовал собой! Я… я…
- Принесла в жертву себя, - подсказал Владимир. – Ты не дала мне шанса сделать собственный выбор.
- Мой отец уничтожил бы тебя, - прошептала Мира. – Он не позволил бы нам… И если даже… Он придумал бы, как убить обоих. Неужели ты не понимаешь?
- Отчего же, понимаю, - кивнул Владимир. – И ты пойми, я тебя не обвиняю. Ты поступила… как подсказывало тебе сердце. Но у меня осталось чувство, что в твоем сердце мне не нашлось места. Ты предпочла спасать меня, а не попросить о помощи. Это… ранит мое самолюбие. До сих пор ранит.
- Ты… ты просто… - Мира задохнулась от обиды.
- Эгоист.
И вновь подсказка Владимира прозвучала кстати.
- Что поделать. – Он развел руками. – Я не смог тебя защитить. И тебе пришлось защищать нас обоих. Мира, я не понимаю другого. Ты сказала, что я тебе не нужен. Тогда зачем ты пришла?
- Просто так. – Она сделала над собой усилие и улыбнулась. Актриса она или нет! – Захотелось посмотреть, каким ты стал, как живешь. И помощи я у тебя не просила.
- Помощи не просила, это я уже слышал. – Владимир криво усмехнулся. – И запомнил. Я тебе не нужен. Ни тогда, ни теперь.
Как у него это получается? Вывернул ее слова наизнанку!
Разве этого она хотела? Чтобы он обиделся? Чтобы ненавидел?
Вовсе нет. Но и оправдываться за прошлое Мира не желала. А Владимир не желает понимать, что выбора у нее не было.
- Ты навряд ли поверишь, но я всегда любила только тебя.
Мира не выдержала сурового взгляда. Призналась в том, что собиралась скрыть.
