– Господин контр-адмирал, – прошептал Матвей, – ты же сам говорил, что местных монстров лучше не замечать.
– Не тот случай, – так же тихо отозвался Аруга. – Этот поджидает именно нас.
– Откуда знаешь?
– Чую. – Японец явно сосредотачивался на предстоящей схватке, он даже не сделал замечания по поводу обращения на «ты».
– Может, мне лучше пойти впереди? – предложил командор, доставая аннигилятор, но Аруга никак не отреагировал на это предложение. Он двигался дальше, освещая себе путь сверкающими клинками, и вдруг остановился в явной нерешительности. Матвей глянул через его плечо и увидел, что на земле, усыпанной каменной крошкой, прижавшись спиной к холодной стене, сидит девочка в лохмотьях, едва прикрывающих ее тело. Он сразу же узнал ее по взгляду, по огромным глазам, которые, словно черные солнца, поднимались над горизонтом чадры. Фатима Хусейн, беглая наложница из гарема султана Среднего Омана… Малолетняя хладнокровная убийца. Он вспомнил, как она на его глазах пристрелила из лука своего спутника, старика-индийца. Что ж, не стоит удивляться, что она сумела преодолеть весь этот путь и оказаться здесь, на пороге Хаоса.
– Позволь, я с ней поговорю, – предложил Матвей, но было поздно. Мечи в руках Аруги уже рассекали воздух, а сам он мчался вперед, явно намереваясь изрубить в капусту несчастное дитя.
Однако Фатима и на этот раз показала, что не так беззащитна, как кажется. Она вскочила на ноги, сорвала с лица чадру и плюнула огнем в своего противника. Японца тут же охватило испепеляющее пламя, мгновенно превратив его в прах, и только один из мечей, продолжая светиться, с беспомощным лязгом упал на каменный пол. Второй клинок, что подлиннее, исчез вместе с хозяином.
Теперь беглая наложница медленно приближалась к Матвею с едва заметной улыбкой на чумазом лице. Но в глазах ее читалось страдание, и медленная слеза катилась по щеке. В двух шагах от него она остановилась, а потом прыгнула вперед, повиснув на плечах командора, обвив его шею руками, а ногами – торс.
– Я знала, что ты придешь за мной, – прошептала она ему на ухо. – Теперь мы вместе, теперь мы дойдем. Теперь мы вырвемся отсюда. Теперь никто нам не помешает.
Она продолжала бросать одну за одной фразы, полные веры в успех, но чувствовалось: что-то в ней изменилось с момента предыдущей встречи, что-то в ней не так. Тело ее было ледяным, а губы, касавшиеся его уха, обжигающе горячими. Хотелось расцепить эти неожиданно сильные холодные руки, отбросить ее от себя прочь, но он сдержался.
– Там страшно! Ты не представляешь себе, как там страшно. Я не могу идти одна. Но вдвоем мы сможем. Да, сможем! Ты со мной? Там море кипящей лавы, там жуткие твари, которые постоянно жрут, жрут и жрут. Там целый океан боли, и есть только два пути – погибнуть или стать одной из них, а потом все равно погибнуть. Но вдвоем мы справимся. Правда? Скажи – да! – С каждым словом тело ее становилось все холодней, а губы все горячей, и вскоре и жар, и холод стали нестерпимы.
– Пойдем. – Он мягко, но настойчиво оторвал девочку от себя, поставил ее на землю и взял за руку. – Пойдем посмотрим, что там за твари.
Фатима сжала его руку, но, прежде чем они двинулись дальше по узкому каменному коридору, Матвей подобрал меч. У него не было уверенности, что удастся использовать его как оружие, но здесь он был единственным источником света, и с ним можно было идти дальше, хотя бы не спотыкаясь. А если по пути вдруг встретятся монстры Лабиринта, на этот случай есть девочка, которая умеет отлично плеваться огнем. И еще он точно знал, что контр-адмирал Косаку Аруга едва ли так просто позволил себя испепелить. Скорее всего, он, оценив по достоинству силу противника, всего лишь сделал шаг назад, чтобы вернуться и победить. Сейчас он наверняка скрывается где-то во тьме, усыпляет свой разум, входит в состояние отрешенности, пресекает свою двойственность, чтобы его меч сам стоял спокойно против неба!
А вдруг все-таки зря этот грозный самурай набросился на бедное дитя? Было же сказано, что поодиночке отсюда не вырваться. Может быть, Фатима и вправду – счастливый случай, редкая удача, единственный и последний шанс? Нет, скорее всего, было бы ошибкой рассчитывать на это. В конце концов, чтобы стать парой, люди должны испытывать друг к другу если не любовь, то хотя бы привязанность, хотя бы симпатию. Маленькая беглая служанка вызывала в нем лишь два чувства: жалость и суеверный страх. К тому же она, скорее всего, уже мертва, уже стала неотделима от Лабиринта, превратилась в одного из монстров, стоящих на стаже Хаоса, но пока еще не может поверить в то, что жизни в ней уже не осталось.
Они лезли прямо из стен – зубастые, чешуйчатые, скользкие, вонючие, красноглазые, летучие, ползучие. Они щелкали челюстями, хлопали перепончатыми крыльями, цокали коготками, шипели, завывали, хрюкали, ревели, свистели и ржали. Иные из них были не больше мухи, но некоторые загромождали грузными телами весь проход. Фатима испепеляла их взглядом или прикосновением ладони превращала в глыбы льда, которые тут же рассыпались на мелкие осколки. Только некоторые из этих бесчисленных тварей нарывались на клинок в руке командора, который рассекал их с необычайной легкостью. Но лучше все-таки было их жечь или замораживать. Обрубки истекали отвратительной слизью, вскоре пришлось идти по колено в зловонной жиже. Но девочке, похоже, было все равно. Ей это болото стало почти по пояс, но, казалось, она этого не замечает, уверенно двигаясь вперед, как будто ей уже в сотый раз приходится проходить этот путь.
Коридор кончился внезапно, а вместе с ним прекратились и атаки уродцев. Казалось, все пространство в открывшемся проеме, узкой щелью уходящем далеко ввысь, залито алым пламенем. На фоне огня виднелся лишь черный силуэт девчонки, на которой догорли последние лохмотья. Она гордо и неторопливо вышагивала навстречу пламенеющему океану. Куда только делись ее недавние страхи… Или это был умело разыгранный спектакль? Но зачем она его устроила?
Она оглянулась и медленным жестом пригласила его следовать за ней, но Матвей не сдвинулся с места. Ее силуэт был таким же черным, как та тьма, что царила в Лабиринте, пока Аруга не обнажил светящиеся клинки. Как будто раскаленным алым углем на ее лице были нарисованы глаза, губы, скривившиеся в ухмылке.
– Идем же! Помоги мне. Спаси меня! – Жалобные нотки в ее голосе звучали фальшиво, девочка явно была не напугана, а лишь раздосадована тем, что он остановился.
Он не знал, на что решиться – то ли пойти за ней, и будь что будет, то ли попытаться убежать, скрыться во тьме и там переждать опасность, то ли попытаться поразить мечом эту лицемерную, безжалостную и, несомненно, опасную гадину. Но идти вперед было страшно и противно, назад – страшно и бессмысленно, а чтобы отказаться от попытки убить ее холодным оружием, стоило всего лишь вспомнить об участи Аруги.
Больше всего ему сейчас хотелось оказаться в кабине своего истребителя под огнем какого-нибудь вполне привычного противника. Тогда единственно верное решение было бы принято на уровне инстинкта. Но сейчас трудно было даже убедить себя в реальности происходящего. Да и не только сейчас – с того самого момента, когда он нырнул в эту проклятую воронку на поверхности лилового шара, все происходящее казалось бредом безумца. Нет, все началось гораздо раньше – с того момента, когда к их столику подсел советник Лин Тао и сделал свое «заманчивое» предложение. Конечно, жизнь после этого стала куда интереснее, чем раньше, но всему же должен быть предел. Итак, выбор невелик: попытаться сбежать и погибнуть или ринуться в бой и тоже погибнуть. А ведь умирать не так страшно, если точно знаешь, что там, за гранью жизни и смерти, не мрак, пустота и безмолвие, а хоть какое-то продолжение. Вот Аруга, например, мертв, а какое дело затеял! Жизнь после смерти. Жизнь по мечте… Кстати, если удастся увидеться снова, надо бы его спросить, почему он позволил себя убить и не жалеет ли он об этом.
