– Косаку, зачем мы здесь? – Пейзаж был настолько мрачным и угнетающим, что Матвей не удержался от вопроса.
– Не Косаку, а господин контр-адмирал, – в который раз поправил его японец.
– Господин контр-адмирал, какого черта мы тут делаем?! Неужели ты надеешься навести здесь порядок? Разве можно превратить уродство в красоту, зло в добро, жестокость в милосердие? Или ты хочешь чего-то иного? Скажи, зачем тебе все это надо?
– Один-единственный корабль меняет весь пейзаж, – медленно произнес Аруга после долгой паузы. – Появление корабля! Оно перестраивает все. Система бытия дает трещину, она втягивает корабль в морские дали. И в этот момент меняется все. Мир, существовавший за миг до появления корабля, отброшен. Корабль и явился ради того, чтобы мир, который держался на его отсутствии, прекратил свое существование. Море бесконечно, ежесекундно меняет оттенки. Плывут облака. И появляется корабль… Что каждый раз происходит? В чем состоит рождение нового?
– Сам сочинил?
– Нет. Один мудрец в древности. Он жизнь отдал за эти слова.
– А ты?
– Что я?
– Как ты умер?
– Я не умер. Я лишь прекратил существование своей прежней телесной оболочки, которая здесь была слишком слаба и уязвима. Я сделал себе сеппуку, и это было очень больно. Рядом не оказалось друга, который отрубил бы мне голову.
– А здесь-то ты зачем?
– Здесь идет война…
– Против кого! Хаос – он и есть хаос, и как твои орудия могут сделать его иным?
– Вы не понимаете, командор…
– Объясни.
– Орудия здесь ни при чем. Не только порядок и гармонию, но и хаос порождают чьи-то желания. Он не возникает сам по себе. За жестокостью, кровью, болью, низменными срастями стоит чья-то воля. Тот, кто создал человека, спрятал внутри него зверя, и все тысячелетия, что мы существуем, он смотрит, способны ли мы этого зверя укротить. Здесь воля – против воли, убеждения – против убеждений. Линкор – только инструмент. Мы вошли в мир, принадлежащий тем, кого пожрал собственный зверь.
– А разве Дядя Сэм и его компания отличаются милосердием?! Они что – ангелочки?
– Страшна не жестокость. Страшна бессмысленная жестокость.
– Ладно. Будем считать, что мы не совсем друг друга поняли. Когда и где ты меня высадишь?
– Все равно: хоть здесь и сейчас. Но лучше это сделать там, где вероятнее встреча с твоей подружкой. Ты забыл, что отсюда не выбираются поодиночке.
– Ты думаешь, у меня есть шанс? Сам-то почему выпустил себе кишки?!
– Не стало смысла жить. Йоко ушла к другому. Йоко предпочла Джона. После этого лучшее, что я мог получить от собственного существования, – этот корабль. И не задавай мне больше дурацких вопросов.
Глава 26
Зло лишено всякой основы. Все это лишь обман зрения, иллюзия, фокусы, которыми можно отвлечь публику и завладеть ее деньгами. В чем сила фокусов? В ловкости рук, в безумной скорости – такой, что человек не успевает как следует всмотреться в происходящее. А если бы он смог рассмотреть все спокойным, трезвым, острым взглядом, то заметил бы грубую ложь и фальшь. И только быстрота происходящего позволяет его чувствам ошибиться.
Йосеф-Юзл Горовиц, мыслитель, толкователь Торы, XIX–XX века
Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и ей вдруг захотелось вернуться, биться до изнеможения в стальную плиту, преграждающую обратный путь. Сырой, попахивающий плесенью воздух подземелья и мгновенно сгустившаяся тьма повергли принцессу в беспросветное уныние. С каждым шагом будущее представлялось страшнее и безнадежнее. Она остановилась, почувствовав, что не может заставить себя идти дальше – в черную пасть неизвестности. Наверняка фантом Тейла, который явился ей во сне и стал реальностью, был не самым страшным из того, с чем ей предстояло здесь столкнуться. Хоть бы самый тусклый лучик света пробился сквозь какую-нибудь щель, и стало бы чуть-чуть легче… Желание! Здесь желания становятся реальностью – как можно было забыть об этом? Анна протянула вперед руку, раскрыла ладошку, и на ней вспыхнул крохотный синий холодный огонек, который постепенно разгорался и вскоре озарил стены узкого прохода. Она понимала, что сейчас она лишь сделала себя заметной для тех чудовищ, которые наверняка поджидают ее там – впереди. Но оставаться в темноте было просто невыносимо. Огонек не освещал пути, он только бил в глаза, и она пересадила его на голову. Теперь стало легче – по крайней мере, хоть что-то видно – грубо отесанные стены, щербатые каменные плиты под ногами просматривались на несколько шагов вперед. Надо было идти дальше. Возвращаться нет смысла. Там ее никто не ждет. Там никто не хочет ее возвращения. Да, досадно, что ее недавнее видение привело к жертвам, но почему-то нет ни раскаянья, ни чувства вины. Все-таки что-то мешает воспринимать все, что здесь происходит, как реальность. А значит, и страхи перед тем, что впереди, могут оказаться ложными. Главное – найти в себе отвагу двигаться вперед. Где он – этот Хаос? Существует ли он вообще? Так ли он страшен, как кажется? Нет, лучше не думать о том, что предстоит. Лучше вспоминать о чем-нибудь приятном. Совсем-совсем недавно вся Дария отмечала пятисотлетие правящей династии, и толпы ликовали, приветствуя императорскую семью, проезжавшую по столичным улицам и площадям в открытом экипаже. И не было ни малейшего намека на грядущий бунт, и подданные, казалось, всем довольны, счастливы и верны престолу. Отец, вызывая восторженный рев толпы, приподнимал корону, словно шляпу, и размахивал ею в воздухе, приветствуя свой народ. А ведь тогда она тяготилась участием в этой церемонии, и так хотелось, чтобы скорее все кончилось. Сейчас все иначе… Сейчас она готова многим пожертвовать, лишь бы вернуться в тот чудесный день. И главное – не знать, что будет дальше. И пусть мирно урчит мотор, а встречный ветер развевает императорский штандарт. Пусть слух наполняется возгласами ликования! Стоп! Снова бред, воспоминание, видение… Сон пытается подменить собой ужасную реальность. А может, так и надо? Возможно, этот призрачный автомобиль – лучшая возможность прорваться за пределы Хаоса и достичь великого Ничто. Да! Лучший способ преодолеть кошмар – не замечать его. Ты его не видишь – и он тебя не замечает. Полное взаимопонимание… Правда, неизвестно, перемещается ли это авто по здешней реальности. Может быть, оно просто стоит на месте, создавая иллюзию движения? Может, его просто нет? Лучше бы ни в чем не сомневаться. Лучше бы ехать себе да ехать…
И вдруг раздался визг тормозов, скрежет металла. Водитель и охранник, сидевший рядом с ним, пробили бритыми головами лобовое стекло и исчезли в разверзшейся тьме. Императора чувствительно шмякнуло лицом о спинку водительского кресла, и он шепнул дочери: «Прости, милая…». Затем его величество быстренько вылез из авто и, прихрамывая, побежал к замершим в смятении подданным. Но толпа уже таяла, растворялась во тьме вместе с тротуаром и домами.
Прежде чем исчезло авто, Анна успела отстегнуть ремень безопасности и разглядеть в свете фар, что искореженный капот смяло о какой-то постамент, поднимающийся ввысь, так что его вершина терялась во мраке.
Она едва не упала, когда кресло под ней растаяло, и снова оказалась в кромешной темноте. Благо огонек, словно огненная корона, снова вспыхнул на голове, и оказалось, что мраморный столб перегораживает весь проход, оставляя по бокам щели, куда едва можно просунуть ладонь. Тупик? Ну уж нет! Если обратно дорожка заказана, значит, надо как-то идти вперед, преодолевая препятствия. Анна отступила на несколько шагов, достала из нагрудного кармана плазменный резак. Пришлось прикрыть глаза, когда вспыхнуло ослепительное пламя, которое здесь казалось ярче солнца. Из основания столба с треском полетели оплавленные каменные осколки, он покачнулся, и принцесса мысленно толкнула его вперед. Когда осела пыль, она двинулась дальше, хотя идти, переступая через каменные обломки, стало труднее. Но это и к лучшему – по крайней мере, есть на чем сосредоточиться, кроме собственных страхов. Пришлось пройти метров триста, прежде чем она увидела последний фрагмент изваяния. Мраморная голова на мраморных плечах лежала навзничь посреди прохода. Уинстон Стюарт, младший герцог Блейкуотский… Интересно, от чего он окаменел – от страха или от ощущения собственного величия? Неважно… Главное – проход свободен. Надо идти дальше и постараться не свалиться в очередную иллюзию, какой бы сладкой она ни казалась.
