Дворня тоже присмирела, неизвестность на сердце тяжко ложится.
Обещал государь, коли найдется у Данилы Захарьина хоть внебрачный сын, его признать, да покамест не нашелся никто. А что дальше будет?
Как жить-то?
Смутно все, неуверенно…
Бабку, у ворот стоящую, и не заметил никто. Может, будь на подворье людно да суетно, и не справилась бы Агафья всех заморочить, глаза отвести, да на дворе, считай, и не было никого.
Две девки воду несут, один мужик снег сгребает. И все. Вся работа, вся дворня.
Пес дворовый бреханул, волхву почуял – и в конуру спрятался, только нос торчит, очень разумное животное оказалось.
Нет-нет, тут мы лаять не будем, хвост целее будет, да и голова.
Спокойно прошла Агафья по двору, спокойно так же в дом зашла, никто и внимания не обратил. Не волхву видели – кого-то своего, а то и вовсе место пустое. Так отвод глаз и работает: смотришь – и не видишь, а когда и видишь, то все свое, понятное.
А где искать, что искать?
Долго не думала Агафья. Понятно же, некоторые вещи в тайники крепкие прятать надобно, потому как даже смотреть, даже касаться их – смертный приговор. То есть держать такое счастье надобно там, куда никто не заходит, окромя хозяина.
Вот со спальни его и начнем, в крестовой продолжим, опосля еще подумаем.
Но спальня Агафью не порадовала.
Разве что плюнула волхва, глядя на картины иноземные, с бабами голыми. Даниле они чем-то нравились, он все стены теми картинами завешал.
– Тьфу, срамота!
Прошла волхва по покоям боярским, к окружающему прислушалась… нет отзыва. А должен быть, обязан! Чернокнижное дело – оно такое.
От скотного двора воняет, от бочки золотаря воняет, а от чернокнижника – втрое, вчетверо. Только от кожевника запах всем ощутим, а от колдуна – только таким, как Агафья.
Но в покоях боярских ничем таким не пахло.
Тайничок маленький нашелся, с письмами разными, которые хозяйственно прибрала Агафья за пазуху, а еще драгоценности и шкатулка с ядами.
Агафья и то и другое забрала. И деньгами не побрезговала.
Нехорошо так-то?
Не надобны волхвам деньги?
Это вас обманул кто-то. И деньги волхвам надобны, и от добычи не откажутся они, что с бою взято, то свято. А всякие благородства да порядочности не ко врагу относятся, смешно это и нелепо.
Понятно, волхве деньги не нужны, она себе их добудет, как понадобится, только на это время уйдет. А если завтра кого подкупить придется, ежели времени не будет у нее ни на что? Сейчас Агафья о чести не думала. Война идет, а что не объявленная, так от того она еще подлее и злее, и деньги ей пригодятся.
Не для наживы она покойного Захарьина ограбила, для насущной надобности. Странно, что ни сестра, ни племянник тайнички не очистили, да, может, и не ведали о нем или брать некоторые вещи в палаты царские не пожелали.
Но это-то все человеческое. А есть ли чернокнижное что?
Подумала Агафья и в погреба отправилась. А где еще можно спрятать что плохое? Только там… не на скотном же дворе? Не дурак ведь боярин был?
Или все-таки не причастен он ни к чему? Подвалы она обязательно проверить должна, потом уж и решит окончательно.
* * *
Часа полтора ходила Агафья по подвалам, да не просто так, а на каждом шагу прислушивалась, принюхивалась, потайные ходы искала. Ворожбу где лучше прятать?
Испокон века преградой были огонь, вода текучая да мать сыра земля. Огня тут не дождешься, вода ближайшая – Ладога, до нее не дороешься, остается подвал.
Чтобы никто, мимо проходящий, не почуял, не сообразил. Мало ли кого лихим ветром на двор занесет, кто ворожбу черную учует да «Слово и дело государево» кликнет? А под землей много чего припрятать можно, под землей и ей тяжко, с ее-то опытом, а уж Устинья и вовсе бы растерялась.
Не попадалось покамест Агафье ничего подозрительного. Как не было, так и нет…
Две захоронки нашлись, но те явно не боярские, бедные они слишком. Явно кто-то из слуг серебро копит. То ли крадет у боярина, то ли еще чего… неинтересно это.
Наконец в одной из комнаток с разным хламом почуяла волхва нечто интересное.
Минут двадцать стену ощупывала, потайную дверь искала, копалась… Поддалась одна из досок под ее руками, но входить в маленькую комнатку волхва не стала. С порога осмотрелась.
Совсем комнатка небольшая, может, аршина два в ширину, аршина три в длину [67].
Там и не помещается, считай, ничего. Жаровня небольшая, стол с книгой – и поставец со склянками разными [68].
Агафья и заходить не стала.
Лучше к такому не соваться, тем паче – одной. Добра не получишь, а вот встрянуть в беду легко и просто, даже волхве, даже опытной и старой.
Черные книги – они всякие бывают, и места свои потаенные чернокнижники защищают, как могут. Так за порог шагнешь – и что получишь? Проклятие – али похлеще чего?
Может, и не прицепится к тебе ничего, ежели сильно повезет.
А может и иначе сложиться. И узнает кто-то чужой, недобрый про волхву, а там и про семью ее, про Устинью, и потянется черная ниточка.
Нет, иначе она поступит, совсем не так, как вначале думала.
Закрыла Агафья потайную каморку. Что боярин Данила чернокнижием баловался, убедилась она – и довольно того.
Подробности какие черные разузнать?
А что ей те подробности дадут?
Ну, обследует она комнатку, переберет зелья, может, даже и прочитает книгу, а когда повезет, и вреда ей та книга не причинит. Но что боярин колдовством баловался, уже знает она, а что именно применялось?
Да что угодно, после смерти боярина уж много времени прошло, чай, и следы изгладились.
Нет смысла сейчас то искать, не так много у нее сил опосля поиска трудного, а вот кое-что другое сделать надобно обязательно. И тоже сил потребуется много, эх, где ее молодость?
Дверь Агафья надежно запечатала. Не на крови, на такое не решилась она, страшно стало свою кровь оставлять в таком месте, да и слишком безрассудно, но что могла – все в ход пустила. И проклятья нашептала, и порчу прицепила, и змеечку с запястья сняла.
Положила плетеное зарукавье рядом с дверью потайной, подумала, прошептала несколько слов.
Нехитрое то волхование, слабенькое, его и не замечают никогда, потому как не защитное оно, не атакующее, не следящее – вообще никакое.
Змейка просто запомнит, кто тут рядом был, кто мимо проходил, кто дверь открыть пытался. Просто лежит змейка, глазами янтарными смотрит, и не видно ее в углу-то темном. А Агафья все потом увидит, что рядом со змейкой происходило, надобно просто будет в подвал вернуться спустя какое-то время, зарукавье забрать да поглядеть, что рядом с ним происходило.
Кто проходил?
Не всех, но одного-двух человек может прищучить Агафья, на это у нее силы хватит.
Еще одно дело, прежде чем уйти, волхва сделала.
Доски ощупала чуткими пальцами, постаралась каждую почувствовать, возраст ее определить. Да не дерева, из которого доску ту сделали на лесопилке, а именно что самой доски.
Для чего?
А просто все. Когда потайную комнату делали, тогда и боярин Захарьин начинал колдовством заниматься. Не капуста же здесь квашеная хранилась? Нет, конечно. Она в другой стороне, в другом подвале, здесь-то вообще продуктов нет.
Ежели по доскам судить… лет тридцать-сорок комнате, точнее дерево не скажет, оно свой возраст плохо чует, двоится все, мешается. А боярину сколько было?
Чтобы ту комнатку оборудовать, ему надобно ребенком было трудиться начать.
Не его это хозяйство? Может, и было чужое, а потом точно его стало. Свечи в подсвечнике не сальные, не оплывшие, свеженькие они, Агафья это приметила. Явно делал он тут что-то, свечи жег, потом на новые их поменял, этого года, свежим воском они пахнут.
Но не он начинал эту комнату строить, нет, не он. Или просто комнату раньше сделали, а боярин ее под свои дела приспособил?
