Страж Ордена 2 (СИ) - Семин Никита

— И тогда — в Петербург? — спросил он, вытирая иней со лба.

— И тогда — в Петербург, — подтвердил я, глядя на заходящее зимнее солнце.

Стройка была завершена в последних числах февраля, когда зима, измотав все свои силы в яростных буранах, начала неохотно отступать. В один из ясных, морозных дней, когда воздух был прозрачен до звона, я, стоя на центральной вышке, отдал последний приказ. Четыре гигантские, полностью обшитые медью башни, стали разом разбирать. Предстояло перенести их на будущее «место службы», и уже там собрать все воедино. Летняя подготовка не прошла даром, и все прошло без накладок и жертв. В итоге, когда все было готово, четыре похожие на языческие идолы башни разом загудели. Низкий, вибрирующий гул прокатился по лесу, заставив снег срываться с сосновых лап. Прорехи были взяты под контроль. Мой первый большой проект в этом мире был завершен.

Теперь нужно было передавать дела. Оставлять такой сложный объект без присмотра было нельзя.

За полгода я отобрал из сотен нанятых Вяземским и прибившихся ко мне ерофеевских работников пятерых самых толковых, смелых и преданных. Первыми, разумеется, были Семён и Игнат. Они стали моими бригадирами, правой и левой рукой. Остальные трое — бывшие заводские мастеровые, люди с руками и головой, которых я постепенно, шаг за шагом, посвящал в тайны этого леса.

Они стали моей «Лесной стражей». Я научил их распознавать следы тварей, показал безопасные тропы, выдал им защитные рубахи и «зачарованные» болты. Они были глазами и ушами этого места. Но им не хватало главного — искры. Они могли обслуживать башни и собирать ресурсы, но не могли активировать артефакты.

Судьба, однако, и здесь подкинула мне подарок.

Это случилось месяцем ранее. Молодой рабочий по имени Антон, самый смелый и любопытный из всех, вопреки моим строжайшим приказам, сунулся в лес — поглазеть на то место, куда будут ставить башни. Его атаковал «полоз», выскочивший из ближайшей ивы. Но вместо того, чтобы умереть, Антон, дико закричав, инстинктивно выбросил вперед руку. С его пальцев сорвался короткий, неуклюжий, но самый настоящий разряд молнии, который испепелил тварь.

Когда я подбежал, он лежал на снегу без сознания. Осмотрев его, я понял — в нем пробудился дар! Причем дар весьма полезный — Антон оказался классическим «молниевиком». Не такой универсальный, как я, не способный копировать чужие геномы. Но его собственный дар был чистым и сильным. Он мог генерировать разряды. Он мог активировать руны. Он был тем ключом, которого мне не хватало.

И вот теперь я стоял перед ними — будущими работниками и сторожами этого леса. Они смотрели на меня с уважением и ожиданием.

— Стройка закончена, — сказал я. — Я уезжаю. Но работа здесь только начинается. Вы остаетесь.

Я передал Игнату толстую тетрадь с инструкциями по обслуживанию башен. Семёну — карту безопасных зон для сбора материалов. А затем подошел к Антону.

— Ты, Антон, — сказал я, — теперь не просто рабочий. Ты — мастер.

И вручил ему небольшой, гладкий камень, испещренный рунами. Мой личный «ключ активации», настроенный на его энергетическую сигнатуру.

— С этого дня ты отвечаешь за всю магию здесь. Я оставляю вам трафареты. Вы сможете сами делать заготовки для зажигалок, светильников, защитных рубах. Но только ты сможешь вдыхать в них жизнь. Я научил тебя основам. Ты можешь создавать кнут, можешь дать искру. Этого достаточно. Учись, тренируйся. Развивай свой дар.

Он с благоговением принял артефакт. На его лице была смесь страха и гордости. Из простого мужика он за один день превратился в хранителя тайны, в единственного колдуна на всю округу.

— Вы — стражи этого места, — сказал я, обводя их всех взглядом. — Ваша задача — следить за башнями, собирать то, что дает этот лес, и выполнять заказы, которые будут приходить из города. Вы — мои люди. И я вернусь.

Они молча кивнули, впечатленные оказанным доверием. Ведь я оставлял за спиной не просто стройку, а первую действующую ячейку моего будущего Ордена: вполне автономную, обеспеченную и возглавляемую человеком с Даром.

Теперь можно было отправляться в столицу.

Мы отъезжали, когда первые лучи солнца окрасили заснеженные верхушки сосен в холодное, розоватое золото. У ворот меня ждали Семён и Ульяна.

Семёну я оставлял свою крепость. Он, как старший над «Лесной стражей», теперь отвечал за все — за исправность башен, за безопасность рабочих, за мой дом. Он стоял, вытянувшись в струнку, и в его взгляде была тяжесть принятой на себя ответственности. Он больше не был просто слугой — теперь это управляющий, наместник крайне важного объекта. Верхотуров, как владелец леса, взялся оплачивать его содержание.

Ульяна же стояла с небольшим дорожным сундучком в руках: она ехала со мной.

Когда я принимал ее на службу, она сказала, что хочет «вырваться в люди». Я ничего ей не обещал. Но молчаливо принял на себя это обязательство. Оставить ее здесь, в деревне, где она навсегда осталась бы «служанкой колдуна», было бы предательством. Она сделала свою ставку, и она выиграла.

— Готова? — спросил я, кивнув на ее сундучок.

— Готова, Михаил Иванович, — ответила она, и хотя голос ее дрожал от волнения, в темных глазах горела стальная решимость.

Путь в Петербург был долгим, как сама русская зима. Граф Шувалов, как человек дела, выделил мне «для обеспечения безопасности и соответствующего статуса» карету и пару жандармов в качестве эскорта. Это было смешно — меня, способного испепелить роту, охраняли два усатых истукана. Но я понимал — это были не охранники. Это были конвоиры и наблюдатели. Я был уже не свободным магом, а ценным государственным активом. Ульяна, закутанная в тулуп, сидела напротив, глядя в замерзшее окно на проносящийся мимо мир.

Мы летели по бесконечному зимнику. Мир за окном превратился в монотонную, черно-белую гравюру: заснеженные поля, темные силуэты деревень, редкие постоялые дворы, окутанные дымом. Скрип полозьев, фырканье лошадей, редкие окрики ямщика — эти звуки стали саундтреком нашего путешествия.

По ночам, останавливаясь в промерзших, пахнущих кислыми щами и дегтем комнатах для проезжающих, я не спал. Я лежал под тяжелым тулупом и смотрел в низкий, почерневший от копоти потолок. Мысли, которым не было места в суете стройки, теперь нахлынули с неумолимой силой. Было время подвести итоги.

Год назад я был никем. Оборванцем в чужом теле, с жалкой искрой силы.

Теперь я ехал в столицу. В кармане у меня была подорожная на имя «горного инженера Молниева». Со мной ехала моя первая служанка, моя маленькая свита. Меня ждала встреча с Великим князем. Я был уже не просто выжившим нищебродом, не-ет! Теперь мой статус был много серьезнее.

Но чем ближе карета несла меня к центру Империи, тем острее я чувствовал масштаб грядущей войны. Здесь я сражался с «червями» и «полозами». В столице меня ждали интриги, политика, борьба за умы и ресурсы. Моим противником будет уже не слепая тварь, а хитрый, умный, облеченный властью человек, за спиной которого стоят силы, куда более могущественные. Отец Иоанн…

Иногда, когда за окном выла пурга, завывая в печной трубе голосами мертвецов, мне становилось почти страшно. Я был один. Один против целого мира, который еще даже не подозревал, на краю какой пропасти стоит.

Путь до Петербурга занял остаток зимы и половину весны. Зима умирала долго и неохотно. Она цеплялась за землю последними злыми заморозками, огрызалась колючими метелями, но весна неумолимо брала свое. К тому времени, как мы подъезжали к окрестностям Петербурга, тракт превратился в грязное, хлюпающее месиво. Снег, ставший серым и ноздреватым, таял, превращая дорогу в предательскую ловушку.

Худшими были «зажоры» — коварные, скрытые под слоем подтаявшего снега озера талой воды.

В один из таких зажоров мы и влетели на полном ходу.

Раздался треск, карета резко клюнула носом, и ледяная, грязная вода хлынула внутрь, мгновенно промочив до нитки и меня, и Ульяну, и сидевшего на облучке ямщика. Лошади испуганно заржали, увязнув по брюхо в ледяной каше. Пока мы с жандармами вытаскивали упирающихся коней и ставили карету обратно на твердую землю, пронизывающий, сырой ветер сделал свое дело.