Растопчин-старший первым запустил руки в недра шкафа, и скоро все увидели плоский овальный предмет из черного камня. Он был увесистым. Растопчин-старший бережно поднес его к столу и положил на белый материал. Все – по обе стороны стола – окружили находку.
– Тот самый, Гуленька, который Аврелиус спер у Махалая.
– Неужели такое возможно, Андрей Петрович? – затрепетала девушка.
– Мария Федоровна обещала вам чудо – получите и распишитесь.
В черном камне с едва заметными серебристыми прожилками было семь гнезд, а рядом – отпечаток человеческой руки.
– Знакомый рисунок, – заметил директор Джанибеков.
– Да ну? – усмехнулся Егор Кузьмич. – Ты его, Махмудка, каждый божий день на небе видишь.
– Как это?
– А так это – созвездие Ориона это!
– Верно! – воскликнул Джанибеков. – Вот и Пояс…
В трех гнездах Пояса Ориона покоились высохшие папиросные окурки, в верхних гнездах, на месте звезд Бетельгейзе и Беллатрикс, уже сигаретные бычки, а в двух нижних, на месте Саифа и Ригеля, скорлупа от грецких орехов и кусочек зеленого стекла, кажется, от разбитой бутылки. А вот отпечаток правой руки сиротливо пустовал, если не считать одну канцелярскую кнопку в последней фаланге мизинца.
– Удобная штука для мелких отходов, – кивнул на черный камень Егор Кузьмич. – Тут его по назначению использовали – товарищ Ахметов и другие ответственные товарищи. – Он обернулся к Крымову. – И ради него-то весь сыр-бор?
– Так это и есть Небесная карта? – спросил Андрей Петрович у Бестужевой.
– Она, – кивнула Мария.
Камни горели в руках двух кладоискателей со всей силой.
– Горячий уже! – зачарованно прошептала Бестужева.
– И у меня, – вторил ей счастливый и грозный Растопчин.
– Ее, наверное, нашли, когда копали все эти коридоры, – предположила Гуля. – Под Зубом Дракона. А выбросить пожалели. Так и оставили.
– Очень может быть, – согласился Егор Кузьмич и потрогал камень. – Тяжелый, зараза! Сразу ко дну пошел.
Растопчин-старший поднял карту и брезгливо потряс, освобождая от мусора. Вернув на место, бережно отер носовым платком – каждое гнездо и отпечаток ладони.
– Что ж, Мария Федоровна, вы готовы вложить в гнездо свой камень? – спросил он. – Наши гнезда – основание созвездия Ориона. Ваш – правый, мой – левый. Проверим, подходят ли? Готовы?
– Готова, – кивнула она.
Максимилиан Лаврентьевич Растопчин поднес свой сияющий алым светом камень, в сердцевине которого вспыхивали золотые искры, и вложил его в гнездо – и тот вошел так, словно и был там всегда. Камень будто втянуло туда – легко и со щелчком. Его примеру последовала и Мария Бестужева – и ее сверкающий голубым светом камень, с тем же вспыхивающим золотом, идеально вошел в свое гнездо.
– О-о, – вновь протянул Растопчин. – Воистину древняя легенда обретает реальные черты! А значит – и реальный смысл. Все правда! Все…
Он глаз не мог отвести от двух сияющих кристаллов, вложенных в гнезда на Небесной карте из черного камня.
– Ну хорошо, камушки вы вложили, – еще отхлебнув самогона, почесал бороду Егор Кузьмич. – А делить мы ее как будем, карту-то? – так, между прочим, спросил он.
И вот этот вопрос вызвал среди всех мертвую и тяжелую тишину. Старатели вспомнили, что они были компаньонами, пока только искали Небесную карту, а найдя ее, сразу же превратились во врагов, готовых пойти на все, но только не отдать приз сопернику.
– А мы не будем ее делить, – мрачно сказал Растопчин-старший. – Мария Федоровна Бестужева послана ко мне своим отцом для того, чтобы отдать мне рукопись, по которой я и должен был отыскать карту. Так зачем нам ее делить, – он положил руку на черный камень, – если по воле самого Федора Бестужева, первого из царей-лукомонов, а именно Повелителя Звезд, эта карта должна была оказаться в моих руках? – Он серьезно оглядел всех присутствующих – сподвижников и недругов. Но взгляд отчего-то остановил на детективе противоборствующей стороны. – Объясните мне вы, господин Крымов, зачем нам ее делить? – Но детектив молчал. – Или вы, господин с бородой, – он перевел взгляд на Добродумова, только что сделавшего еще глоток из походной баклажки, – или вы сами, уважаемая Мария Федоровна, зачем?
Андрей не знал, что ему ответить: на самом деле в этой истории Бестужева только выполняла волю своего отца, не более того. Это была их инициатива – идти напролом из простого любопытства. Или?.. Крымов неожиданно затрепетал. Или не было простого любопытства? – и прекрасная Мария лишь водила его за нос? То, что Маша на самом деле могла оказаться хитрой лисой, сводило его с ума…
– Объясните же, почему мы должны делиться? – повторил вопрос Растопчин-старший.
– Да, почему?! – взвизгнул пухлый Лаврентий.
– Цыц! – рявкнул на него отец.
Растопчин-старший все еще держал широкую рябую руку на черном Небесном камне, точно уже был его хозяином. И тогда Андрей Крымов решил разыграть свою партию. Как раз пришло время.
– Хорошо, Максимилиан Лаврентьевич, готов с вами согласиться. Но тогда скажите, кто в этой игре вы? – потребовал он. – Если мы получим достойное объяснение, тогда, возможно, найдем способ договориться.
– Согласен! – рявкнул Растопчин. – Мы – проводники. – Он с гордостью ткнул себя в грудь указательным пальцем. – Мы – Растопчины. Проводник стоит сразу после Хранителя Ключей, если вы, господин Крымов, знаете, о чем я говорю. Увы, мы не царской крови, но цари-лукомоны без нас не обходились. Мы – связующее звено между лукомонами на протяжении тысяч лет! Вот кто мы такие. – Он с чувством превосходства взглянул на детектива. – Это нам цари-лукомоны доверяли быть связующим звеном между собой. Когда они, уже будучи изгнанными, десятилетиями не могли общаться друг с другом, укрываясь от преследователей в разных концах мира, мы веками хранили важные документы, передавали их из рук в руки, даже если для этого необходимы были долгие годы. Так кому, как не мне, Проводнику царства лукомонов, получить эту карту, которую я в положенный срок должен отдать в руки еще оставшихся царей? Скажите мне, господин Крымов! Я не прав? И разве не прав был Федор Иванович Бестужев, когда именно мне препоручил эту заботу? А, Мария Федоровна?! Потому что это и есть – моя забота! Моя и моего сына, над которым вы то и дело потешаетесь. У вас своя жизнь, Андрей Петрович, у меня – другая, точно такая же, какой была жизнь Федора Бестужева. Лишь по прихоти его дочери, не имеющей никакого права на эти тайны, потому что она – женщина, все и смешалось, пошло кувырком.
Крымов переглянулся с Егором Кузьмичом. Тот почесал нос. Странно оборачивалась эта история. Мало «царей», так еще и «проводники» вышли на свет божий. И один из них – спятивший негодяй Максимилиан Растопчин.
– А теперь скажите, откуда у вас этот светящийся камень? – спросил Крымов у Растопчина-старшего. – Как вы его добыли?
– Он достался мне по наследству, – ответил Максимилиан Лаврентьевич.
– От кого же?
– От моего прадеда – фабриканта Лаврентия Спиридоновича Растопчуна! – с невероятной гордостью выдохнул Растопчин-старший.
– А-а! – едва не захлебнувшись новым глотком из баклажки, за их спинами выкрикнул Егор Кузьмич. – Вот откуда твоя физиономия мне знакома. Ну тогда все понятно! Лаврентий Спиридонович Растопчун! – Добродумов уже выходил вперед, к столу. – Фабрикант Растопчун! Мироед из Сермяжинска! По прозвищу Грозный! Тот самый, который скупил у бедноты половину земель в своей губернии и тысячи людишек пустил по миру. Оттого Грозным и назвали. Вот откуда душок-то идет, а я-то думаю-гадаю, как такие урождаются?
– Опять вы за свое?! – взревел Растопчин.
– Тише-тише, – махнул на него рукой Егор Кузьмич. – Чего так разволновался? А я-то думал, что ты из столбовых Растопчиных, московских, а ты – от нувориша Растопчуна, без роду и без племени. Помню я фотопортрет твоего прадеда, Максимилиан Лаврентьевич, хорошо помню: вылитый ты. Только костюмчик другой! Да бакенбарды у того! И родинка кровяная у правого глаза. А так – копия! Да и ты, небось, свою родинку срезал, а? Слышь, Андрей? – Добродумов окликнул Крымова. – Богат он был как Рокфеллер – этот Растопчун-Грозный. А потом состояние его куда-то пропало, верно?
