– Потерпи, любимый мой! Надобно так!
– Что случилось, Устёнушка?
Коловрат и сейчас жег, а уже не так сильно, чуть кожу припекал, ровно крапивой, вот Борис и полюбопытствовал. Устя глазами со сна хлопнула, рукой ресницы длиннющие потерла.
– Ох… это порча была, Боренька. На тебя ее наслать пытались, коловрат ее почуял да и защитил тебя, как мог. А что больно было, не взыщи, силы для защиты твоей он из тебя потянул. Сейчас же он их тянет, а я восполняю, вот и не чувствуешь ты ничего дурного.
– Как это?! Устя, нельзя тебе…
Устя головой качнула, руки сцепила крепче – не оторвешь.
– Боренька, мы ведь иначе устроены. Когда силы любимому отдаешь, у тебя они вдесятеро прирастают, не мешай мне, не надо!
– Не больно тебе?
– Что ты! Сейчас уж нам обоим полегче будет, получит ведьма полной меркой, все зло ее к ней вернется.
– Почему так? Расскажи, Устёнушка?
Устя, что знала, таить не стала:
– Боренька, коловрат этот – древний символ, да и волхв, что его делал, не из последних по силе. Может, даже единственный он такой, из старых, из оставшихся. Силу он сюда вложил щедро, оттого коловрат этот и от порчи тебя защитит, и от дурного взгляда, когда просто кто что недоброе подумает или бросит в сердцах, он такое не заметит даже, отразит просто. Вернется злое слово к своему хозяину, ровно заноза в пятку. А вот сейчас дело другое, сейчас ведьма порчу накладывала, вижу я, чую. Умная, сильная да хитрая. Не знаю, чего она добиться хотела, а только теперь все к ней вернется, тебе опасаться нечего.
– А тебе?
– А я осторожна буду, Боренька. Только я-то волховьей крови, у меня есть защита хоть какая, а тебе помощь надобна.
Борис и спорить не стал, понимал он, что Устя права, а сердце все одно свербело – как родную жену без защиты оставить? Любимую…
Или коловрат это был?
Нет, все уж в порядке… не обжигает даже. А слово сказано…
Любимую.
И отторжения оно не вызывает…
– Устёнушка…
– Да, Боренька?
Голову подняла, в самую душу посмотрела, и глаза у нее такие… сияющие.
– Люблю я тебя.
И из серых глаз слезы полились ему на грудь, ручьем просто… Что за странный народ – бабы?!
– Боренька… любимый мой! Умру без тебя!
Борис и слушать не стал эти глупости – умрет она! Вот еще!
– Иди ко мне, любимая!
А и то верно. Чего тянуть, ежели проснулись, ежели рядом сидят и голые… Говорят, от любви дети ро́дятся? Вот и проверить надобно…
Счастье ты мое…
* * *
Голуби быстро летают, весточки хорошо носят.
Магистр письмецо вскрыл, ногами затопал от ярости, едва не завыл, словно зверь лютый.
КАК?!
Сам он ловушку готовил, с таким трудом все сделано было, покамест нашли, проверили, запечатали, чтобы не выбралась наружу хворь… Напрасно все!
Вроде как принесли мощи к государю россов, он бы первой жертвой и стал, а потом – ни слова о них. Только стрелец один упоминал, что дом в лесу сожгли, и приказал государь там еще и землю посолить обильно, это уж всяко неспроста!
Как-то почуяли россы?
Могли, что магистр о них знает? Очень даже легко могли.
Что ж… когда тот план не сработал, надобно к следующему переходить. Корабли уж наготове, и законного правителя поддержат они, стоит только команду отдать.
И магистр уверенно потянул несколько тоненьких пергаментов, которые можно будет отправить с голубиной почтой.
Никому он их не доверит, сам напишет.
* * *
Эваринол о Россе думал.
Справедливости ради, на Россе тоже о нем думали. И когда б знал он, кто именно…
Сам бы пошел да и приладил на осину петельку, оно и быстро, и не больно, так-то ведь сильнее мучиться будет, куда как дольше да страшнее потом получится.
Велигнев в путь-дорогу собирался.
Котомку укладывал, невеликую, волхву много и не надобно. Посох есть у него, с ним и побредет по дорогам, а в котомке и есть-то пара смен белья, гребень частый, мешочки с травами – вот и все.
Тулуп да валенки есть у него, а как жарко будет, он и тулуп оставит, и лапти себе легко сплетет, а то и вовсе босиком пойдет, несложно ему. И сейчас бы пошел, да к чему такие вольности? Волхв – он и зимой не замерзнет, и летом не запарится, только к чему на это силы-то тратить?
Силы – они на врага понадобятся, а для сугрева и шапку натянуть можно, чай, корона не упадет с головы, нету на ней короны. Вроде бы и на весну повернуло, а холодно пока, придет марток – наденешь семь порток, недаром так-то говорится.
Огляделся волхв, поклонился жилищу своему, попрощался.
Вернется ли он сюда – Род знает, а волхву не скажет. И на Россу – вернется ли?
Страшный ему противник достался, цельный Орден рыцарский… А и не таких волхвы упокоивали. Сами иногда голову складывали, ну так пожил он достаточно, потоптал травку зеленую. Смерть ему уж давненько не страшна, чего он не знает там?
Главное – Россу сберечь!
И ежели для того на чужую землю прийти надобно, так волхв и сходит, чай, посох не переломится, ноги не сотрутся. Не он ту войну начал, да он ее закончит.
Войну?
А как назвать-то, когда люди эти все делают, чтобы Росса погибла? Не войско ведут, а по подлому в спину ударить стараются.
Вот изнутри они удар и получат.
Магистр Родаль, говорите? И Орден Чистоты Веры? Вот и говорите, вот и ладненько, а мы пойдем дело делать…
Вздохнул волхв, попрощался с поляной своей любимой, ворона своего отпустить попробовал, да тот улетать отказался. Что ж…
Так и быть тому. Привык он к ворону, да и все – частица родины рядом.
И мешочек маленький холщовый земли росской в котомке лежит. Кому другому смех, а волхву от нее силы прибудет.
Повернулся Велигнев спиной к дому своему, да и пошел на закат.
С Орденом не справится сейчас Борис, разве что большую войну начнет, а это не ко времени. А вот Велигнев еще как справится. И пройдет себе спокойно, и ударит в подбрюшье мягкое…
Пора и ему кое-кого закатить. Навечно.
* * *
Когда Илья письмо от Аксиньи получил, он и не удивился даже. Сложно ли грамотку нацарапать?
Да минутное дело.
А велик ли труд был их разговор подслушать? Тот самый, единственный, что случился, когда Аксинью невестой государевой объявили? Наверняка подслушали и выводы сделали. А грамотке той даже не грош цена – менее, ее кто угодно накарябать может.
«Илюшенька, братик милый!
Помоги мне, прошу тебя, родной мой!
За слова мои глупые прости, ради матушки нашей, приходи сегодня, как солнце сядет, в палаты царские. В палату Смарагдовую проводит тебя девка моя доверенная, Глашка.
Сестра твоя глупая, Аксинья».
Божедар грамотку прочитал, фыркнул насмешливо:
– Пойдешь ли, братик милый?
Илья даже и не обиделся. Все это время Божедар его гонял хоть вдоль, хоть поперек, Илья на него только что и смотрел снизу вверх, с восхищением.
Ему до богатыря семь верст до небес, да все буераками. Такого мастерства не достичь ему, проживи он хоть десять лет, хоть сто десять, но что можно для себя – возьмет он, научится.
– Чего ж не сходить? Надобно.
– Сходи, Илюша. А и я давненько в палатах государевых не был, не то Агафью Пантелеевну попрошу… Спокойно иди, не бойся ничего. Только не ешь и не пей, что предлагать будут, вид сделай, а сам вылить незаметно постарайся. Да близко не подпускай, не царапнули б иголкой. Мы тебя проводим, да мало ли случайностей?
Илья кивнул:
Много, ох, всякое бывает.
– Сделаю я все. А Аксинья, она?..
Не хватило у Ильи сил душевных, хоть и дурища, да сестра ему. Каково это – думать, что предал тебя родной человек? Осознанно предал, на смерть отправил.
– Она небось и не знает, что именем ее тебя вызвали. Дура она, это уж всяко, а предательница или нет – смотреть надобно.
