Хорошая новость была в том, что Пашка вчера успел привезти две машины с «блокпоста», починив то, что сам же и сломал. И мы эти тачки переоборудовали в труповозки. Ну а что, они ж полицейские, со стаканами, которые специально делают такими, чтобы смывать кровь и блевоту задержанных было проще. В одном даже резиновый коврик был, такой, как на пол ванных комнат кладут.
Я схватил очередной труп за плечи, потащил его в сторону машины, поволок по земле. Когда добрался, приподнял и забросил в тачку. Она уже была забита мертвечиной, так что тела буквально приходилось утрамбовывать.
Рядом Мустафа подтащил еще один. Я решил помочь ему, и общими усилиями мы загрузили мертвое тело в машину.
Оставалось еще много, очень. Но я выгнал всех жителей села на этот субботник. Даже женщин. И приказал таскать трупы и грузить их в машины, чем они и занялись. Мужики по одному, женщины по двое. Сперва в кучи тащить, потом грузить в подогнанные машины.
Олег подтащил еще одно тело, и они с Мустафой принялись загружать его в тачку. Я же встал возле нее, потер лицо о плечо, моргнул. Свет причинял боль, глаза были сухими, как будто в них песка насыпали.
Мне было откровенно говоря хреново. Мутило от запаха уксуса, который снова стал чувствоваться, после того, как мы поволокли трупы. Ноги периодически пробирало судорогами. Ну а чему тут удивляться? Сколько я спал за последние двое суток? Часа четыре. А еще три стычки с дезертирами, потом бойня с мертвецами, а в конечном итоге вот эта вот зачистка.
Кстати, прошла она успешно, потому что по селу разбрелись едва ли десятка три мертвецов. И обе семьи, которые отказались эвакуироваться в мечеть, остались целы. У одних решетки были на окнах, другие просто спустились в погреб, да там и заперлись. Продрогли, конечно, за ночь, зато живы остались.
Никого не покусали. Так что я мог собой гордиться: выдержал оборону села. Ценой нечеловеческих усилий, конечно, но сдюжили. И спасли людей.
Я огляделся по сторонам. Кучи трупы становились действительно монструозными. Это сколько мы с ними ковыряться будем, до самого вечера?
Оставалось надеяться, что ночью не придет еще. Хотя, если придут, то я просто погружу своих в машину и свалю. Похуй. Мы – не армия спасения, блин, наша цель – до моста добраться. Мы и так минимум ящик «пятерки» сожгли, пока их обороняли.
– Хватит думаю, Край, – проговорил Мустафа, кивнув на забитый стакан.
– Закрывай, – сказал я. – Поедем, отвезем. Машину водить умеешь?
– Такую нет, – он покачал головой.
– Там все одинаково, – ответил я. – А я, как стрелок, лучше буду, мало ли, кого встретим. Правил дорожного движения соблюдать больше не нужно, чисто до котлована на малой скорости докатиться, и все.
Трупы решили утилизировать в большой яме, которая обнаружилась неподалеку от села. Очевидно, здесь собирались строить гостиницу, место выбрали достаточно живописное. Но успели отрыть только котлован, больше ничего.
Машины там мы завести не смогли, они не работали. Но яма сама по себе давала много возможностей. В альтернативе нам оставалось только рыть вручную траншеи в местной каменистой почве. А на это ушла бы минимум неделя, и в итоге мы бы таскали гниль.
– Тяжко это все, – проговорил Мустафа, усевшись за руль.
Завел двигатель, тронул машину и покатился по дороге в сторону подъема в гору, где и находилась недостроенная гостиница.
– Надеюсь, когда ваши приедут, легче будет, – проговорил он, и я вздрогнул.
Они что, реально на это надеятся? Вот же блядство. Шутка обернулась достаточно хреново. Надо бы им правду рассказать.
Правда, это обернется, еще большим падением надежды. Придется снова врать. Одно хорошо: проверить нашу ложь не получится. Связи ни у кого кроме нас нет. Да и если бы была бы… Глушат сигнал.
– Кстати об этом, – сказал я. – Вчера сеанс связи был. Сказали, задержатся на какое‑то время. На базе проблемы.
– Какие еще?
– Да такие же, как у нас, – сказал я. – Зомби прут. Это же Севастополь, ты хоть представляешь, сколько их там.
Заврался ты, Край. Но ладно. Я уже сделал для этих людей достаточно много, чтобы меня совесть не мучила. Если бы мы уехали раньше, то для них все совсем хреново бы закончилось. Да сожрали бы их.
– Но вы же это, – проговорил он. – Останетесь?
– Пока поможем, чем сможем, – ответил я. – Но сам понимаешь, мы – люди подневольные, и нас в любой момент выдернуть могут, если еще где‑то помощь понадобится.
Он грустно выдохнул. А я прикинул: ведь ему реально с нами спокойнее. Хоть какая‑то власть, пусть и непонятная, и обеспечена она мужиками с автоматами. А еще вроде не грабят, не тиранят, и не убивают, как дезертиры.
– Слушай, я тебе вот что скажу, – решился я. – Если все наебнется, то мы вернемся сюда. И реально будем помогать. Нам тоже, знаешь, по полуострову мотаться не хочется, а тут… Тут мы, скорее всего выживем.
– Спасибо, – выдохнул он и посмотрел мне в глаза. – Если бы не вы, я даже не знаю, чем это закончилось бы.
Я промолчал. Нечего было тут говорить.
Но, блядь, я реально чувствовал ответственность за этих людей. Очень неприятное ощущение, честно говоря. Одно дело – моя группа, другое – вот эти вот левые чуваки. Нет, с одной стороны, среди них наверняка есть кто‑нибудь, кто умеет во что‑то полезное. Тот же Мустафа – и организовать то, что я попросил, смог, и людей укрыл. Не сказать, чтобы прирожденный лидер, но таких и не бывает. Потому что настоящие лидеры приходят только тогда, когда они в них нуждаются.
– Записи мои посмотри только, – попросил он. – Дела реально хреновые.
– Да посмотрю, – ответил я. – Если чем‑то сможем помочь, то реально сделаем. Нам теперь так и так в город ехать, хоть бы и за бензином.
– Ярар, – снова повторил он незнакомое слово и продолжил вести машину.
Отбились, и это радовало. Только вот проблем становилось все больше. Во‑первых, трупы, их нужно было убрать. Но мы с этим справимся, пусть и весь день придется потратить.
Во‑вторых, слегли Яна и Лика. Обе сейчас лежали в кроватях и кашляли сухо, чуть ли не до крови, как туберкулезницы. И у обеих был жар. Маша посмотрела что‑то, что имелось у нас в лекарствах, дала им, да и сама осталась присматривать. Наташа ей помогала, ей полезно было бы научиться за больными ухаживать. Не все же стрелять.
Набегались, блядь, под дождем. С другой стороны, если бы слег кто‑нибудь из бойцов, то все было бы еще хуже. Но…
Но мне было страшно за них. И в особенности за Лику, потому что ее я воспринимал уже как неотъемлемую часть своего окружения, очень близкого человека. А что бывает при пневмонии и отсутствии больниц? То‑то и оно, целый город может вымереть. Среди выживших до следующего лета останется едва ли треть. И дело даже не в зомби будет, и не в мародерах. Голод и болезни – вот, что будет косить местных жителей, а живые мертвецы будут только мешать добыть так необходимые еду и лекарства.
В третьих, опять же эти люди. Нужно было куда‑то их направить, у меня не было особых идей, как это сделать. Но в этом направлении я тоже думал.
Короче говоря, получалось, что нужно брать управление поселением в свои руки хотя бы на время. Но вот, сука, ведь ничего не бывает настолько постоянным, как временное. Завязну я тут. А вязнуть не хотелось совершенно.
Одно дело – убедиться, что свалить невозможно, и тогда уже вернуться. Совсем другое – лишиться надежды на благополучный исход, и сделать то же самое с остальными. И жизни тут не будет никогда, сплошное выживание.
Скоро я увидел над горизонтом столп дыма, а в салоне машины завоняло паленым мясом. Первую партию трупов уже сожгли. Блядь, топлива на это уйдет немерено. Придется ехать на заправку, пополнять запасы.
Наконец, мы въехали на территорию стройки, объехали котлован, из которого и тянуло удушливым дымом сжигаемой человечины.
– Выйди, пожалуйста, я назад сдам, – проговорил Мустафа. – Боюсь вниз съехать. Покажешь, как останавливаться нужно.
