– Без проблем, – ответил я, открыл машину и выбрался наружу. Стал показывать знаками, мол, езжай, езжай, а потом остановил, когда метра два осталось до места. Этого хватит, чтобы сгрузить трупы и покидать их вниз.
Я подошел к краю ямы и заглянул вниз. Огонь уже успел погаснуть, только тлел. Хорошо хоть жаркое солнце высушило мокрую одежду на мертвецах, и она теперь схватывалась, иначе даже представлять не хочу, что бы мы с ними делали бы.
Внизу угли, белые кости, все чадит. Хреново трупы горят, но делать нечего. Сбросим, сожжем, что получится, а потом остальное землей и камнями закидаем. Все лучше, чем просто отволочь их и бросить падальщикам.
– Давай, грузим, – сказал я Мустафе. – Помогай.
Он подошел, открыл двери стакана и вытащил первое мертвое тело. Я сбросил его вниз. Потом еще одно, еще и еще. Они ложились слишком кучно, поэтому мне приходилось отволакивать их в сторону. Спускаться и утрамбовывать возможности никакой у нас не было, да я и не стал бы. Глубоко и страшно.
И так одного за другим, пока не выгрузили весь УАЗик. Скоро должен второй приехать, со Степанычем и Пашкой, а мы наоборот отправимся на разгрузку.
Кстати, мы ведь ночью тоже постреляли неслабо. А что если зомби из города снова двинут в Дачное. Что тогда делать?
– У вас инструменты есть какие‑нибудь? – спросил я. – Токарный станок, еще что‑то?
– Да, у Ибрагима в гараже был. Он уехал перед самым началом, так что все в целости сохранности должно быть. А что?
– Да надо будет адаптеры под масляные фильтры выточить, – проговорил я. – Пашка справится. А потом поедем в сторону города и будем отстреливать мертвецов, если снова сюда пойдут. Они ведь на шум реагируют.
– Это как глушители? – заинтересовался он.
– Ага, хреновые, – ответил я. – На полтора десятка выстрелов. Но если не мазать, то спасут. Но и их немало осталось, надо еще добыть. И вообще запчастей на машины.
– Я знаю, где их взять можно, – сказал вдруг он. – У моего брата магазин был. Там всякое есть: и электрика, и шкворни‑морни всякие. И не очень далеко от окраины. Съездить можно было бы.
– Сперва лекарства, – ответил я. – Потом все остальное. Ладно. Поджигай, нам еще обратно ехать.
Он вернулся в салон, вытащил из него канистру с бензином. Открыл, и принялся лить на трупы, поднимая высоко и разбрызгивая так, чтобы топливо попало на как можно большую площадь. И так пока не опорожнил всю емкость.
– Отъезжай, – проговорил я, поднимая с земли кусок камня. Вытащил из кармана заранее заготовленную сухую тряпку, поджег ее от зажигалки, а когда татарин чуть отогнал машину, бросил ее вниз.
Полыхнуло, сперва пламя резко поднялось вверх, но потом опало и затрещало, пожирая одежду и саму плоть. Вонь сразу же стала сильнее, в горле запершило, глаза заслезились.
А я двинулся в сторону машины, уселся на пассажирское сиденье, и мы поехали обратно в сторону деревни. Работы было еще много.
***
Когда большую часть трупов сложили в кучи, я отпустил практически всех работников и ушел сам. Теперь нам столько и не нужно было, достаточно пары человек, которые будут грузить и отвозить на каждый УАЗик. Естественно сменяться будут, но тут всю работу делали уже мужики. И ничего не поделать, женщины с таким не справятся. Так уж иногда выходит, что приходится сильному полу делать самую тяжелую работу.
Сам же я уже чувствовал, не вывожу, поэтому отправился домой, оставив Степаныча и Муфтафу за главных. Там с наслаждением вымылся в горячей воде, переодевшись после этого в чистую одежду. Замочил грязную со стиральным порошком в расчете на то, что потом все перестираю.
После этого отправился на кухню. Перед глазами до сих пор стояло зрелище с горящими трупами, в носу – запах, а в горле – ком. Нет, не до еды мне сейчас. Но это относительно спокойное место, где можно будет ознакомиться с записями, которые мне дал Мустафа.
Я вытащил амбарную тетрадь на девяносто восемь листов. Естественно, что всю он не исписал, но с десяток первых страниц были покрыты убористым ровным почерком.
Сперва шла та самая перепись населения, о которой я просил. И он указал не только имена‑фамилии, адреса, пол, но и возраст. И названия улиц и номера домов, на которых эти люди жили. Что ж, это мне сейчас ничего не даст, но так я хотя бы знать буду, сколько их.
Взялся за чтение. Мужчин было восемь человек, но одного из них работоспособным можно было считать условно – старику уже семьдесят пять. Аксакал, так, наверное, таких тут называют.
Женщин гораздо больше – тридцать две. Самого разного возраста: от двадцати пяти до сорока, но совсем молодых и прям старух нет. А вот это уже серьезно. Потому что многие могут воспринять это поселение, как доступный источник живого товара.
Женщина сейчас совсем другой смысл принимает. Это и игрушка, и источник потенциальных детей, и рабская сила, у которой вероятность побега гораздо меньше, чем у мужчины. Да хоть бы и источник грудного молока в перспективе, мне не очень‑то важно, что с ними будут делать. Главное – чтобы они могли защитить себя.
Детей с полтора десятка, тоже разного возраста. От трех до пятнадцати лет. Общим числом выходило пятьдесят четыре человека, что совсем немало для нынешних времен. До прихода дезертиров, конечно, было больше, да…
В селе помимо нашего было занято тридцать два дома. Причем, они оказались разбросаны по разным концам села. И как Мустафа их за полчаса вообще собрать успел и всех в мечеть отвести. Вихрем туда‑сюда метался что ли? Нет, а на него, похоже, можно положиться, ответственный мужик.
Это надо уплотнять, укреплять. В итоге так вообще вместить всю толпу десятка в полтора домов, которые стоят наиболее плотно друг к другу. Почему? Да потому что их можно будет оградить стеной, на которую и разобрать оставшиеся дома. Ну и стоит помнить о том, что скоро зима, а так и отапливаться придет. А дома – это еще и дрова из неликвида.
Без строительной техники сделать это, правда, будет трудновато. Но при необходимости ее можно добыть или починить. Всякое можно придумать, короче говоря.
Проблема только в том, что уплотняться они могут не пожелать. Если воли сверху не будет, никто свои дома не бросит. Это же свое, а в противном случае в чужом придется ютиться.
Но это еще ладно, не мои заботы уже, хотя Мустафе на это стоит намекнуть.
А вот дальше шли записи насчет еды. Очень нерадужные, даже если учесть, что они преуменьшали. И это при том, что староста местный действительно подошел к делу ответственно, и даже количество грядок и деревьев в садах и на огородах указал. Как он вообще успел все за день сделать? Придумал, может быть? Да вряд ли, я же и проверить могу.
Получалось так, что большая часть семей начнет голодать уже в течение недели. Кто‑то продержался бы больше, только вот не сможет. Потому что отнимут. Когда человек голодает – это не так страшно, в зверя он не превращается. А вот когда у человека начинают голодать дети.
А там, может быть, и до людоедства недалеко было бы.
Ну а в действительности. Даже с учетом садов‑огородов, которые сейчас как раз плодоносить стали, и этих дождей раз в три дня, которые вполне неплохо питают землю водой… На сколько можно набрать пищи, если успеть сбегать в магазин и закупиться перед тем, как все началось? Даже если брать только макароны, крупы, консервы и соль‑сахар‑спички?
Или на сколько запасов хватит, если ты параноик, и у тебя действительно ящик консервов и двадцать пачек макарон лежит дома?
Да и с ценами наверняка непонятная ебола творилась до того, как магазины стали откровенно говоря выносить. Взвинтили их наверняка быстро, и ни капли не помогло бы сраться по поводу того, что цена на ценнике ниже, чем озвученная на кассе.
Да на месяц примерно. А с начала эпидемии чуть больше месяца и прошло. И власть, которую мы тут сменили, тем, чтобы накормить людей особо не заморачивалась.
Короче, если не вмешаться, ничего хорошего их не ждет. А, значит, нужно ехать в город и попытаться набрать там всякого, чтобы хватило на несколько месяцев. А там они либо самоорганизуются, и второй рейд в город уже сами устроят, либо…
