— Прости меня, — повторил Харвис. Лицо Эвглин презрительно дрогнуло. Уборщик, который с прежней старательностью махал метлой по дорожке, проводил их любопытным взглядом. Должно быть, размышлял, что именно бросило юную девушку в объятия монстра.
— Перестань, — промолвила Эвглин. — Перестань, Харвис, я очень сейчас злюсь.
Она прищурилась, глядя на черепичную крышу общежития, что выглядывала из-за крон старых яблонь, и добавила:
— Так злюсь, что хочу пока пожить там.
— А вот этого уже не будет точно! — вспыхнул Харвис. Раз уж о нем сложилось мнение, как о тиране и уроде, то он и будет тираном и уродом. — Ты моя жена и будешь жить в моем доме.
Эвглин гневно посмотрела на него.
— Иначе что? — спросила она. — Посадишь меня на цепь?
— Превращу в муху, — устало сказал Харвис. Он только сейчас понял, насколько его вымотал этот день со своими артефактами, интригами и ссорой. — Поняла? Превращу в муху и посажу в колбу.
Эвглин только руками развела: мол, вот она я. Бери и превращай.
— Как вам будет угодно, господин ванн Рейн, — сказала она. — В муху так в муху. Извольте, проявляйте ваше мастерство.
Харвис мысленно выругался с такими загибами, от каких бы покраснели все биндюжники в Королевском порту. Он и забыл, насколько Эвглин упряма — особенно теперь, когда чувствует себя оскорбленной до глубины души. Вспомнилось, как она лупила его в Приграничье, когда Харвис тащил ее в шатер — мокрую, грязную, рыдающую от горя. Кажется, тогда Эвглин была к нему ближе, чем сейчас.
— Пожалуйста, будь благоразумна, — устало сказал он. Эвглин фыркнула.
— Иначе что? Сделаешь меня мухой?
— Иначе о тебе начнут сплетничать, и ты потеряешь уважение и честное имя, — ответил Харвис. — Не думаю, что ты хочешь именно этого. Ты благоразумная девушка, Эвглин… Ты можешь ненавидеть меня, но не теряй благоразумия. Пожалуйста.
Несколько минут они стояли неподвижно. Солнце припекало. Над двором академии висела сонная послеполуденная тишь. Дворник подхватил метлу и пошел в сторону хозяйственных пристроек.
— Ты все испортил, — всхлипнула Эвглин. Харвис кивнул.
— Да, — ответил он. — Да, я действительно все испортил.
Глава 4. Приворот
До дома они добрались в тягостном молчании. Эвглин разглядывала дома, улицы и парки столицы с таким пристальным вниманием, словно приехала из глубочайшего захолустья и никогда не видела ничего подобного. Харвис понимал, что ей просто не хочется смотреть в его сторону — сейчас она не испытывала к нему ничего, кроме отвращения.
Да и что еще она могла чувствовать? Привороты — грубейшее подавление чужой воли.
— Это был мягкий артефакт, — произнес Харвис, понимая, что снова все портит. — Он не должен был тебя мучить. Просто чуть-чуть развернуть в мою сторону.
Эвглин наконец-то обернулась к нему, и Харвис увидел, что она беззвучно плачет.
— Я знаю, как действуют привороты, господин ванн Рейн, — промолвила Эвглин. — И я надеялась, что вы относитесь ко мне лучше. Что вы…
Она махнула рукой и снова отвернулась. Экипаж миновал квартал Алхимиков, который, казалось, насквозь пропах кисло-сладкой вонью химических соединений, и впереди Харвис увидел крышу своего нового дома.
— Я тебя люблю, — повторил он. — Люблю и не хочу потерять. Я слишком многого хочу, да? Семья с любимой женщиной не по мою честь?
Харвис снова начал злиться. Да, Эвглин имела полное право обижаться — но он-то ведь тоже живой человек. Она думала о его чувствах, хоть самую малость, когда мечтала вернуться домой? Что-то не очень похоже.
— И для этого любимой женщине надо отпилить ноги? — поинтересовалась Эвглин, по-прежнему не глядя на Харвиса. — Чтоб уж точно не ушла?
— Да ты, пожалуй, уползла бы! — вспыхнул Харвис. — Ты кого-нибудь, кроме себя, видишь?
Эвглин вновь обернулась к нему, и теперь в ее взгляде была такая злость, что Харвис вздрогнул, будто девушка залепила ему пощечину.
— Вот оно что, — процедила Эвглин. — Ты хотел меня изувечить своими приворотами, а я еще и виновата.
— Я не собирался тебя увечить! — Харвис рявкнул так, что Эвглин сжалась на сиденье, лошадь шарахнулась, а возница вздрогнул и схватился за кепку. Харвис швырнул в него заклинание Глухого забывания и сказал: — Я просто хотел, чтоб ты меня полюбила и осталась со мной. Вот и все. Теперь я вижу, что хотел слишком многого.
Эвглин ничего не ответила. Заплакала еще сильнее.
Когда они вошли в дом, то Харвис первым делом рыкнул на дворецкого:
— Вон. Все — вон.
Белесый ванн Хорн, видимо, еще не успел сориентироваться до конца, на кого работает, потому что вместо того, чтоб собрать слуг и покинуть дом, радуясь неожиданному выходному, решил задавать вопросы:
— Вы нас увольняете, милорд?
— Всех! — до этого Харвис, конечно, не думал об увольнении только что нанятых слуг, но сейчас эта мысль показалась ему замечательной. Вымести из дома всех этих гадов, которых принц Альден скупил с потрохами. Всех до единого! — Валите к дьяволу! Принцу привет!
Он почти вбежал в спальню, пнул ни в чем не повинный пуф, который даже под ноги не подворачивался и рухнул на кровать лицом вниз. Послышались всхлипывания: в комнату вошла Эвглин и направилась к шкафу: там лежал рюкзак с ее вещами, привезенный с юга.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал Харвис негромко, но отчетливо и с той твердостью, которая давала понять, что он не намерен шутить. Эвглин вздохнула, опустилась в креслице, и Харвис снова услышал, как она плачет.
Харвис сел на кровати. Открытая дверца шкафа казалась огромной черной пастью, распахнутой над жертвой. С первого этажа доносились далекие разговоры и причитания прислуги, покидающей дом: Харвис выглядел настолько свирепо, что с ним никто не отважился спорить. С этих колдунов станется — превратит в жабу, и квакай.
Квакать никому не хотелось.
Харвис поднялся с кровати и подошел к Эвглин. Думал ли он, когда сегодня утром выходил из этой комнаты, что день закончится вот так… Харвис опустился на пол рядом с креслом и взял Эвглин за руку. Она вздрогнула, словно хотела освободиться, но руки все-таки не отняла, и Харвис мысленно поблагодарил ее за это. Возможно, для них не все потеряно.
— Я понимаю, что ты злишься, — сказал он. Эвглин шмыгнула носом.
— Злюсь? Я не злюсь, Харвис, я просто в ярости.
— У меня не было никаких шансов, правда? — устало произнес Харвис. — Ты просто была ко мне добра потому, что я могу вернуть тебя домой.
Эвглин ничего не ответила, и Харвис почему-то был ей благодарен за это. Он не выдержал бы, если б она сказала: да, ты прав. Я просто хотела быть вежливой с тем, от кого могу получить выгоду.
— Я хочу домой, — вздохнула она, но, к облегчению Харвиса, не расплакалась. — Понимаешь, я просто хочу домой. В свой мир.
— У тебя там семья? — спросил Харвис. Эвглин неопределенно пожала плечами.
— Мама умерла, — ответила она. — А отцу до меня нет дела… как и мне до него.
— Жених? — продолжал Харвис. — Муж?
Эвглин устало посмотрела на него.
— Я вышла за тебя замуж невинной девушкой, — ответила она. — Какой уж тут муж…
Харвис и сам успел понять, что дал маху.
— У тебя там жених, которого ты любишь? — продолжал он. Эвглин усмехнулась.
— Харвис, я понимаю, куда ты клонишь, но…
— Есть?
— Нет.
Харвис усмехнулся.
— Ни любимого, ни семьи, — сказал он с плохо скрываемым злорадством. — Ну и зачем ты туда так рвешься, Эвглин? Что такого там, чего я не смогу дать тебе здесь?
Глаза Эвглин задернуло мечтательным туманом. В этот миг она была невообразимо далеко от Харвиса — в удивительном и прекрасном мире, полном чудес. Должно быть, там трава зеленее, цветы пахнут слаще, а в небе поразительной глубины парят птицы, которых тут никто и представить не может. Должно быть, люди там хорошие и добрые, лишенные всех грехов и пороков, и Дьявол не имеет там никакой власти над душами. Должно быть, в этом мире есть все, что ты только можешь пожелать — иначе зачем туда так стремиться?
