— Там мой дом, Харвис, — ответила она. — Ты ведь хотел вернуться в столицу? Увидеть знакомые места, обнять Маму Мгбеи?
Харвис понимал, о чем она говорит — понимал, но не мог принять.
— Что, если я отправлюсь с тобой? — предложил он. — Не хочешь жить в моем мире — будем в твоем.
Эвглин горько рассмеялась.
— Что ты там будешь делать? У нас ведь нет магии.
— Да, я помню, — сказал Харвис. Внизу захлопнули дверь — крепко, с душой, по всему этажу отдалось. — Зато у вас есть самолеты. Не пропадем, я умею работать руками.
Эвглин ничего не ответила. Она поднялась с кресла и подошла к окну — просто чтоб не сидеть рядом с Харвисом. Он чувствовал, насколько неприятен ей в эту минуту — чувствовал и задыхался от горечи и обиды.
— Понятно, — произнес Харвис и тоже поднялся. Незачем было обтирать полы. — Рылом не вышел. Ни здесь, ни там.
— Не делай за меня выводы! — вспыхнула Эвглин.
— Не молчи! — взорвался Харвис. Ему хотелось взять несносную девчонку за плечи и встряхнуть как следует. — Эвглин, я виноват перед тобой, да. Но я не могу вечно быть виноватым и просить прощения. Мне тоже больно.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом Харвис сказал:
— Я не могу жить, постоянно теряя тебя.
Эвглин горько рассмеялась. Посмотрела на Харвиса, как на несмышленыша.
— Харвис, невозможно потерять то, чего у тебя нет.
Харвис подумал, что сам во всем виноват. Напрасно он вообще завел разговор о своих чувствах. Надо было оставаться благоразумным, брать пример со своей жены. Сейчас она с тобой: живет, разговаривает, ложится в одну постель и ни в чем не отказывает — ну так и радуйся.
Ан нет. Чувств ему захотелось. Дурак.
— Тогда, госпожа ванн Рейн, не смею больше надоедать вам, — сухо сказал Харвис и отдал короткий поклон. — Я все испортил, так что прошу меня простить. Приятного вечера.
И он вышел из комнаты, не дожидаясь ответа Эвглин. Она осталась где-то за спиной — цветное размазанное пятно у окна.
Если человек идиот, то это всерьез и надолго. Харвис вздохнул и медленно направился к лестнице.
Насколько он знал, внизу располагался винный погреб. И по традиции он был полон бочек вина.
Красное крепкое сейчас было в самый раз.
* * *
Эвглин вышла из комнаты вечером, когда снова пошел дождь, и стало по-осеннему сумрачно и темно. Света в коридоре не было — Харвис разогнал слуг, и зажигать лампы было некому — и Эвглин оставила дверь в комнату открытой, чтоб свет хоть немного рассеял тьму.
Огромный дом казался пустым, давно заброшенным. Эвглин прошла мимо закрытых дверей в библиотеку и кабинет хозяина дома и добралась до лестницы. В гостиной, по крайней мере, было светлее: Харвис развел огонь в камине.
Он во многом был прав, и Эвглин понимала его правоту. Зачем возвращаться туда, где тебя никто не ждет? В этом мире ты замужем за могущественным волшебником, который влюблен в тебя без памяти. Ты живешь в прекрасном доме и можешь получить все, что захочешь, еще до того, как попросишь. А дома вернешься в свою крошечную комнату в старом доме, снова начнешь учебу, если, конечно, восстановишься — наверняка тебя уже отчислили за прогулы — и будешь проводить свободное время за мытьем полов или на кассе супермаркета, чтоб заработать копейки и не знать, куда их потратить.
И что, это на самом деле то, что тебе нужно? Правда? А что будет делать Харвис — грузить ящики в том же супермаркете?
Харвис был в отчаянии, когда мастерил приворотный артефакт, думала Эвглин, спускаясь в гостиную. Она была пуста. Огонь неторопливо доедал последние дрова в камине, на мебели лежали теплые медовые отблески света — Эвглин смотрела, и ей казалось, что тут что-то не так. Мир выглядел ненастоящим, словно она вышла на сцену и сейчас находится среди декораций: пусть превосходно сделанных, но не настоящих.
Возможно, Харвис прав. Ей стоит забыть о потерянном доме — все равно у нее не было дома как такового. Когда он вернется, Эвглин попробует поговорить с ним спокойно и прийти к какому-то решению.
Ноздри дернулись: Эвглин уловила незнакомый запах. Он вползал в гостиную тонкой, пока еще робкой лентой, и у Эвглин начали шевелиться волосы. В запахе таилась гнилая тьма болот, смерти и разложения, он навевал воспоминания о страшных сказках про непроглядные глубины, таящие в себе человеческие скелеты.
Эвглин осмотрелась — никого. Дом был пуст. Харвис куда-то ушел, и защитить ее будет некому. Шагнув к камину, Эвглин бесшумно вытянула из держателя кочергу и встала спиной к стене и лицом к выходу. Кто бы ни собирался напасть — а теперь Эвглин не сомневалась в том, что на дом решили напасть незваные гости — она ему просто так не дастся.
Дождь припустил еще сильнее. Эвглин с грустью вспомнила южную жару и сделала шаг в сторону большой настенной лампы. Сперва маленькая ручка зажигания упрямилась, но потом все-таки повернулась вправо, и в гостиной стало светлее.
И вот тогда Эвглин и увидела существо.
Все это время оно стояло рядом с ней. Плоское, темное, похожее на человеческий силуэт, вырезанный из бумаги, оно смотрело с такой непередаваемой злобой, что у Эвглин живот свело от страха. Впрочем, Эвглин почти сразу же поняла, что у существа нет глаз, и смотреть ему нечем — но впечатление было таким, словно это темное нечто действительно таращится на Эвглин, прикидывая, как удобнее кинуться на нее.
Ладони моментально вспотели, а кочерга показалась слишком тяжелой — когда Эвглин испуганно подумала, что выронит свое оружие, двухмерное существо бросилось на нее. Эвглин с визгом отпрыгнула в сторону и махнула кочергой.
Существо издало низкий, пробирающий до костей вой — похоже, Эвглин успела его зацепить — и исчезло. Эвглин поняла, что оно повернулось боком, став тоньше волоска — но поняла это только тогда, когда существо ударило.
В глазах потемнело, и гостиная стала заваливаться куда-то набок. Под ребра ткнулся угол изящного антикварного комода, уставленного безделушками. Эвглин казалось, что она горит. По гостиной разнесся тонкий скрипучий звук, и Эвглин поняла, что нападавший довольно смеется.
— Ах ты, сука… — только и смогла прошептать Эвглин. — Что я тебе сделала…
Существо вскинуло тонкую руку, и Эвглин не могла сосчитать, сколько на ней локтей, суставов и пальцев. Руку охватило бледно-голубым свечением, и в сторону Эвглин рванулся дымящийся шар.
Она успела подумать: «Вот и все» и пожалела, что так и не успела помириться с Харвисом. А потом резкий рывок развернул Эвглин в сторону от двухмерного, и она почувствовала, что в комнате пахнет горелым.
Харвис, который выбежал из подвала, успел схватить Эвглин и закрыть собой от удара. Существо разочарованно заскулило, и скулеж почти мгновенно сменился воем. Гостиная снова скользнула в сторону, и Эвглин, падая на ковер, успела увидеть, как двухмерный распадается черными клочками горящей бумаги.
Харвис успел нанести ответный удар.
Эвглин не сразу поняла, что в гостиной стало тихо. Потом сквозь ватную тишину пробился шум дождя, тяжелое дыхание Харвиса и легкое потрескивание дров в камине — только тогда Эвглин поняла, что все закончено, и теперь ей ничего не угрожает. Это чувство избавления от смерти было настолько глубоким, что Эвглин, тонувшая в нем, могла только лежать и радоваться тому, что жива.
— Эвглин… — Харвис подполз к ней и осторожно притянул к себе. Прикосновение вызвало такую боль в спине и боку, что Эвглин заскулила, всеми силами стараясь не упасть в обморок. — Эвглин, ты слышишь?
По лицу Харвиса струилась кровь, вытекая откуда-то из-под потемневших мокрых волос. Рубашка превратилась в лохмотья. Если бы он не закрыл Эвглин собой, она сейчас…
— Харвис… — прошептала Эвглин. — Что это было..?
— Прыгун преисподней, — Харвис скривился так, словно хотел плюнуть. Он подхватил Эвглин на руки, перенес на диван и принялся расстегивать ее платье, чтоб осмотреть и очистить рану. — Он собирался нас сожрать.
