- Я сказал все, что вы должны услышать, поэтому оставь свои догадки при себе, брат Щезник, - резко оборвал его Вишняк. – Откуда тебе известно об исчезновении?
Северин заколебался, потому что не хотел высказывать Ярему, но тот сам признался. Уши шляхтича при этом полыхали.
– Если вы уже знаете об этом, – Марко глубоко затянулся. — Так я перейду к авантюре вашего Деригоры.
– А что с ним? - спросил Филипп.
— Он до сих пор не найден, — сухо ответил Марко. - Кто-то из вас получал уведомления от него?
– Да, – неохотно признался Игнат. – Два дня назад написал. Но не рассказал, где находится.
— Скажите теперь честно, какого черта он бросил ватагу?
Юноши быстро обменялись взглядами.
— Поспорил, что найдет похитителей характерников, — сказал Северин.
Вишняк приложил ладонь к лицу и простонал.
— Курень часовых по всем паланкам Приднепровья и Северщины ищет его, но тщетно. Есть мнения, куда он мог уехать?
– В Винницу, – ответил Филипп. — Ярема вспоминал об этом палане.
- Брат Эней, немедленно пришли ему сообщения о том, что ваше заведение отменено, - сказал Вишняк. — Убеди оставить поиски и известить место своего пребывания.
– Понятно, – Игнат посмотрел в сторону дуба.
– Его учитель, Мирон Деригора, сейчас плывет к берегам Османской Империи, – сказал Вишняк. — Вы единственные, кто знает Савку: внешность, характер, манеры, повадки. Поэтому, пока он не отозвался, мы едем на поиски. Каждый проверьте дуб — там должен быть личный приказ Колодия о том, что вы переходите под мое командование.
Юноши быстро переглянулись. Как все быстро изменилось!
— Имею также название села, где Савку видели в последний раз. Оттуда и начнем поиск, – Вишняк махнул рукой. — Что застыли? Не медлите! Через час должны отправляться.
Глава 6
Новый Марк Вишняк оказался таким же чиряком на жопе, каким был Марко предыдущий. Едкости в нем, правда, поубавилось, но теперь бородач придирался к ребятам как командующий, поэтому отделаться от его замечаний стало невозможно. Северин с тоской вспоминал спокойную и вежливую натуру Захара и все больше ценил то, как ему повезло с учителем.
Может быть, все дело в шалаше? Что Игоря Чернововка, что Марка Вишняка не назвать приятными персонами – оба были назначенцами. Оставалось надеяться на то, что характерщик из стражей, с которым Северин будет позже отбывать службу, не окажется таким говнюком.
Впрочем, та служба оставалась призраком на горизонте, потому что сейчас они должны были разыскать Савку, а от него не было никакого известия. Каждый из четырех прислал по нескольку сообщений, хотя бы на одно он должен ответить, но тщетно.
— Надеюсь, с Павликом все хорошо, — переживал Ярема.
— Если бы этот болван не исчез, — шипел Игнат. — Мы бы уже разъехались по своим дорогам!
И недоброжелательно таращился на Филиппа, с которым, несмотря на наставления Вишняка, идти на мир не собирался. Олефир взаимно его игнорировал.
Мнения Северина на все усилия роились вокруг Лины. Причиной тому стал опять-таки Савка, а точнее, путешествие в городок, в котором его в последний раз видели — путь туда лежал недалеко от Старых Садов. И чем ближе ватага подъезжала к селу, тем более беспокойным становился Чернововк, получая за это очередную порцию насмешек Вишняка.
Чтобы как-то избавиться от мыслей о девушке, Северин принял соглашение Гната, который за помощь в написании писем Орисе предложил ему фехтовать.
Так быстро в сабельном поединке он никогда не проигрывал. Захар был неплохим сабельником, благодаря его науке Северин мог противостоять Яровому-старшему, однако напор близнецов ломал защиту Чернововка мгновенно. После каждого поединка из него лились реки пота и каждый раз приходилось смазывать новые синяки мазью, однако Северин не жаловался — боль и свист клинков отвлекали от глаз ведьмы.
Игнат Бойко во время тренировок превращался в другого человека: забыв о ругательстве, он спокойно объяснял ошибки Северина, поправлял движения, показывал стойки, учил новых финтов, говоря о сабельном бое пылко и вдохновенно, как чумак Клименко о будущем механических повозок. Игнат был настоящим виртуозом: бился умело обеими руками, мог стоять сам против нескольких противников, или на галопующем коне срезать огонек свечи, или отбить саблей шар: это была его стихия. Слобожанин радовался, что с кем поделиться знаниями, хотя и не скрывал, что делает это с целью получить себе достойного противника.
– Меня побеждают, – говорил Игнат, – только двое: папа и сестра.
По сравнению с Катрею, утверждал Бойко, он удивительно светлый и добрый человек. Когда слобожанин произнес это несколько раз, Северин всерьез задумался, как бы никогда в жизни не встретить адскую Катрю.
– Боишься? И правильно поступаешь. Сочувствую ее жениху, – Игнат вздрогнул. — Когда Катри в голову лягнет жениться, она просто подъедет к понравившемуся хлопу и поставит перед выбором: либо иметь ее в жены, либо она отрубит ему оба уха и прутья в придачу.
— Не хотел бы я быть этим парнем, — пробормотал Северин.
– А она красивая? – поинтересовался Ярема.
– Как дьяволица.
Свою часть соглашения Северин выполнял, старательно вычитывая послания Игнатова сердца к любимой конфетке Орисе, записанные вульгарщиной с кучей ошибок. Первое письмо он заставил переписывать пять раз, пока тот не приобрел приличный вид.
– И почему это так тяжело, – вздыхал Бойко, изучая исчерченные строки.
– Попробуй, брат, почитать какую-нибудь другую книгу, – осторожно предложил Северин. — У тебя правильно написаны только цитаты из «Энеиды».
– Другие книги дерьмо, – безапелляционно отрубил Игнат.
– Даже если их написал мастер Котляревский?
- ...Ты - коварный черт.
В следующем городе Игнат направил письмо с несколькими лепестками роз, поставив обратным адресом штаб казначеев в Буде: они пересылали письма вечно странствующим характерщикам в нужные места.
Ярема отправился исповедоваться в ближайшую церковь. Вернулся он без настроения, потому что храм оказался православным, и когда священник узнал, что Яровой из католиков, он отказал в исповеди. С горя грешный шляхтич пошел в банк, а оттуда в лавку, где накупил сумку конфет и угощал всю ватагу.
– Мамуньо прислали денег, – объяснил грустно он.
Несмотря на бодрый вид, Ярема страдал от раздора между Гнатом и Филиппом. Его доброе сердце не выдерживало постоянной молчаливой войны между ними; его угнетало, что он никак не может это уладить. Но в мгновение, когда Яровой отвлекался, что получалось у него довольно часто, он радовался жизни и широко улыбался.
Филипп проводил свободное время преимущественно за чтением или игрой на варгане, а рот раскрывал исключительно при необходимости. Единственная попытка Северина потерпеть потерпела сокрушительное поражение.
– Что читаешь? — спросил он однажды, подъехав к Филиппу.
– О моторах внутреннего сгорания, – ответил тавриец и поднял взгляд на Северина.
– Интересно?
– Да. Еще вопрос?
– Нет, – Северин почувствовал себя истуканом и дал себе обещание никогда не заводить с таврийцем разговоров.
– Не обижайся, – бросил Филипп ему вдогонку. — Я не умею говорить, как это принято. Потому и молчу.
По прошествии дней их приключения в столице стали напоминать сон.
Когда Чернововк увидел указатель, на котором были указаны Старые Сады, мысль увидеть Лину пришла сама по себе. Северин отмахнулся, но мысль вернулась и надоедливой мухой упрямо жужжала в ухе.
Ты думаешь о ней, ты снишь ею, ты мечтаешь о ней — вот она, неподалеку, только проезжай немного, разве это большое жалованье? Разве нет трех скоб, разве не можешь принимать собственные решения? Если сейчас проедешь мимо, то будешь мучиться до конца веков и будешь корить себя, что был слабодушен и побоялся воспользоваться шансом, когда имел его...
Мысли, словно голоса в пещере Потустороннего мира, хихикали без покоя, и Вишняк снова накричал на него.
