Крымов закрыл дверь и представился.
– Андрей Петрович? – оживился профессор. – Все правильно? – он взглянул на листок бумаги. – Я записал. Вы говорили со мной: Семен Матвеевич Духоборов.
Девушка отвлеклась, смерила посетителя любопытным взглядом, отломила и чувственно положила на язык очередную дольку шоколада и вновь ушла в чтение. Эти люди не участвовали в перестрелках, не смотрели в лицо смерти, злодеи обходили их стороной за абсолютной ненадобностью. Одним словом, изучай культуру прежних столетий и радуйся жизни, чем работники этой кафедры и занимались.
– Кофе будете? – спросил Духоборов. – Бублик с кремом был только один, – посетовал он, – но сердечно обрадую: есть галетное печенье и остатки кекса с изюмом. Да вы садитесь, садитесь!
– Только кофе, если можно, – кивнул Андрей Петрович и сел напротив ученого. – Буду премного благодарен.
Он полез в папку за снимками.
– Машуля, сделаешь кофеек товарищу следователю? – ласково спросил Духоборов у секретарши.
– Конечно, Семен Матвеевич. – Девушка оставила компьютер и пошла выполнять поручение – привычно щелкнула кнопкой чайника, звякнула чашкой о блюдце, полезла в шкафчик за сахаром.
– Ну-ка, ну-ка, – вытирая салфеткой пухлый рот и толстые пальцы, проговорил Духоборов и устремил зоркий взгляд исследователя на снимки, которые один за другим ложились перед ним на стол. – Так-так-так… Вот даже как? Мама дорогая…
Чувствуя заинтересованный тон ученого, Крымов с нетерпением ждал.
– Да вы издеваетесь, – продолжал Семен Матвеевич. – Держите меня сорок человек… Это что же такое творится?..
– Ваш кофе, – сказала элегантная Машуля, поставив чашку на другой конец стола, и тоже устремила требовательный взгляд на разложенные снимки.
– Благодарю, – кивнул детектив.
Наблюдая за красноречивой реакцией профессора, он уже понял, что пришел по адресу. Риторический вопрос Духоборова окончательно убедил его в этом:
– Это фотомонтаж или я что-то упустил в своей жизни?
– Снимки я сделал три часа назад – совершенно случайно.
– Случайно? – Этнограф и религиовед обернулся к детективу.
– Ну да, что-то подтолкнуло. Все эти рожицы и фигурки на фасаде и крыльце, крючки и загогулины…
– Да это не просто рожицы, фигурки и загогулины. Кстати, под избушкой вы курьих ножек не видели? – хитро улыбнулся Духоборов.
– Да нет. Может, плохо смотрел?
– Очень может быть, Андрей Петрович.
– Если честно, меня интересовал хозяин этого дома. По одному криминальному делу. Тот еще старикан.
– И вы с ним встретились?
– Разумеется.
Улыбка профессора стала еще хитрее:
– Хозяин случайно не с рогами? Не на копытах?
– А должен был?
– Я бы не удивился, Андрей Петрович.
– Кстати, у него пышные седые волосы.
– Во-от, а я о чем вам толкую?
– И ботинок он не снимал. При мне, по крайней мере.
Девушка улыбнулась.
– Видите, – подхватил профессор. – Хитрец ваш хозяин. Да-а, хорош домик! Тут один фасад на докторскую диссертацию тянет. А, Машуля? – обратился он к девушке. – Кстати, моя аспирантка, Мария Рощина.
– Очень приятно, – кивнул детектив.
– И мне, – ответила молодая специалистка.
– Что скажешь, Машуля?
– Круто, Семен Матвеевич, – откликнулась та. – Особенно вон те козлиные морды.
– Да, очень хороши! Представляешь, кто за ними стоит? Какая сила?
– Ага, – со знанием дела откликнулась та, что недавно беспечно, по-девичьи лопала шоколад. – А вот эти четыре лика по кругу? У каждого свое выражение, и все мерзкие. Тоже здорово.
– Просто великолепно! – с истинным наслаждением выдохнул профессор. – Круги языческого ада…
– Ада? – переспросил Крымов. – Расскажите.
– Сейчас-сейчас, всему свое время, – профессор водил пальцем по одному снимку, по другому, то склонялся над фотографиями, рассматривая орнаментальную резьбу, то отстранялся, чтобы увидеть всю картину в целом. – Вот эти четыре физиономии по внешнему диаметру, которые рассмотрела Машуля, – четыре лика славянского бога лжи и обмана, Морока. Слово «морочить», ну, голову, к примеру, от его имени произошло. Это очень хитрый и многоликий бог. Еще он сеет невежество и заблуждения. Сколько людей подвержены его чарам уже тысячи лет! А самое главное, – Духоборов погрозил пальцем, – Морок путает дороги, ведущие к Правде… Чьи символы идут дальше, Машуля, к центру, ну-ка? Луна пожирает солнце. А еще черепа и серп…
– Символ Морены?
– Да! Умница. Мара, или Морена, богиня Зимы и Смерти, уважаемый Андрей Петрович, она же – дочь Кощея. По другой версии – его сестра. От ее имени произошли такие слова, как «мрак», «марево», «мор». Властительница Луны и ночи. Каждый день она пытается погубить Солнце – и впустую. В пору весеннего равноденствия, на Масленицу, славяне сжигали соломенное чучело, изображавшее старуху-злодейку. Это и есть Мара, или Морена! Ее сжигают под пляски и хороводы – так приветствуют весну и новую жизнь.
– Видел, и не раз, – кивнул сыщик.
– Ну, и ближе всех к центру кто, Машуля? Козлиные морды и рога, это – лешие, женщины с рыбьими хвостами – то бишь русалки, губастые уродцы с клыками, они же – вурдалаки, смешные уродцы с мочалками – банники, а вот и главный урод – с веками до самого пола. Его высочество Вий.
– Как у Гоголя? – изумленно спросил Крымов. – Но где?
– Вот! Конечно, все выполнено символично, Андрей Петрович, глаз любителя этого не уловит, но я вижу все, в деталях. Машуля, чья это свита?
– Главного бога нечисти – Чернобога, – ответила девушка.
– Верно, а Вий, кстати, его первый секьюрити. Воевода Чернобога. Веки до пола у него потому, что он ненавидит солнечный свет, еще больше, чем Мара, кстати. «Поднимите мне веки!» – мрачно произнес профессор Духоборов. – Вурдалаки поднимают их, и Вий убивает взглядом.
– А сам Чернобог – он тут есть? – спросил Крымов.
– Нет, как нет Морока и Мары. Они за этим фасадом. Вы там были?
– Был, – кивнул детектив. – Ничего необычного – комнатка, столовая, кажется. Круглый стол, стулья вокруг него, старенькая мебель.
– Ну разумеется, – вкрадчиво улыбнулся профессор. – Обстановка для этого мира, привычная глазу смертных.
– Ваш кофе остывает, – напомнила Машуля гостю.
– О да, будет очень кстати, благодарю. – Он одним махом выпил чашку. – Так где я был, Семен Матвеевич? Поделитесь вашими соображениями. – Сыщик даже руку на грудь положил. – Порог чего переступил? Чем рисковал? Сгораю от любопытства.
– Это вход в обитель зла, Андрей Петрович, – азартно заметил Духоборов. – Вы были в прихожей сей обители.
– Вы серьезно? – поморщился Крымов.
– Я не очень. Но те, кто все это сделал, не сомневались. Они были очень серьезны. Весь фасад этой избы – одно большое послание темным силам: «Я – ваш слуга! Ваш охранитель!» Ворота в другой мир. Только не в горний мир света, любви и благодати, где правит христианский Бог, а в мир тьмы и смерти, где существует своя жизнь, проклятая небом, недоброе царство колдовских заклинаний. Строитель избушки возводил, говоря современным языком, портал между двумя мирами – земным, человеческим, и миром смерти и ночи. И, несомненно, делал он это с соизволения самого князя тьмы.
– Ничего себе, – вырвалось у Крымова.
Профессор кивнул:
– Так и есть.
– Сколько этому фасаду лет?
– Судя по разрушенному орнаменту, истлевшим и осыпающимся фрагментам, лет двести – двести пятьдесят… Что?
Профессор заметил, как его гость кивнул.
– Точно, лет двести пятьдесят, если прикинуть, что его возводили предки нынешнего хозяина. Как он сказал: тут жил еще мой прапрапрадед. Нынешнему хозяину семьдесят лет. Все сходится.
– Это врата, – с пафосом изрек Семен Матвеевич. – Голову даю на отсечение, именно так они его и называли, свой фамильный дом. Да! – Он даже шлепнул себя по лбу. – Но где вы отыскали этот шедевр зодчества? Если всего три часа назад сделали фото?
– Да у нас за городом, за речкой Лиховой, если через мост ехать, там есть село Зырино.
