"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Лагутин Антон

А затем – назвал имя нехорошего человека, хранящего «Островитянку у каноэ» вопиюще «негодным образом». Ну, дальше дело было за малым – наведаться к пребывающему в счастливом неведении владельцу неизвестного шедевра и выкупить картину за бесценок.

Так мистер Уэст получил ещё одну «Островитянку» в свою коллекцию.

Пожалуй, в этом абсурдном рассказе была доля истины. Наверняка владельцу галереи кто-то шепнул, что картину в нингеновском стиле видели на каком-нибудь развале. Надо потом спросить у Эллиса, как дело было на самом деле…

Вот неприятность!

Я совсем забыла о Рокпорте! Ведь теперь он наверняка станет следить за нами с Эллисом, уберегая мою честь от выдуманных посягательств. Под таким надзором и не встретишься толком… Разве что можно пригласить детектива в кофейню прямо в разгар дня. В «Старом гнезде» принято, чтобы хозяйка беседовала с гостями. Я часто подсаживаюсь за чей-нибудь столик, переброситься словом-другим, так что ничего предосудительного, даже с точки зрения маркиза Рокпорта, в беседе с Эллисом при таких обстоятельствах не будет.

Но не успела я обдумать эту идею, как Магда принесла мне записку от леди Клэймор.

«Прямо с утра?» – удивилась я, мельком взглянув на настенные часы, и пробежала глазами текст, написанный мелким аккуратным почерком. Закончила – и перечитала снова, уже внимательно.

Глэдис предлагала мне наведаться в гости. Заехать на ланч – и не к кому-нибудь, а к мистеру Уэсту.

«Это наверняка окажется интересно», – гласила приписка в конце, и тут я была всецело согласна с Глэдис. Какой замечательный шанс – узнать историю появления утерянной картины из первых рук, не привлекая Эллиса!

А уж потом, усыпив бдительность маркиза скромным и тихим поведением, можно вернуться к привычному образу жизни.

И – сейчас мне этого уже почти хотелось – поучаствовать в расследовании.

– Магда, – окликнула я служанку, невольно улыбаясь. – Будь добра, скажи мистеру Маноле, чтобы он подготовил автомобиль. Через полчаса мы едем к Клэйморам!

Домочадцы мистера Уэста говорили исключительно вполголоса, скромно потупив очи долу. У достопочтенной супруги лицо было заплаканное; во время беседы она время от времени прерывисто вздыхала, шептала трагически «Прошу извинить…», доставала вышитый голубой платок и промокала набежавшие слезы, напоминая при этом старую деву, страдающую простудой. Младшие дочки, очаровательные близняшки одиннадцати лет в скучных тёмно-серых платьях моды пятидесятилетней давности, тоже шмыгали носами и по большей части молчали. Сам мистер Уэст выглядел так, словно его минуту назад огрели по голове чем-то тяжёлым, и он никак не мог прийти в себя – отвечал невпопад, моргал часто, ронял под стол то чайную ложечку, то салфетку.

Пожалуй, самым разумным из всех казался старший сын Уэста, Лоренс. Этот милый юноша двадцати лет – мой ровесник, к слову – явно больше пошёл в мать, чем в отца. Кареглазый и светловолосый – сочетание редкое и красивое. Сложение ему досталось скорей спортивное, нежели изящное – я легко могла представить Лоренса на утренней пробежке в парке, или уверенно держащимся в седле во время скачек, или даже боксирующим. Взгляд был цепкий, однако дружелюбный и приятный; Лоренс немного напоминал мне Эллиса, привыкшего везде и всюду прибегать к анализу ситуации, даже когда в этом нет нужды.

С отцом юноша вёл себя покровительственно и, пожалуй, по-дружески; с матерью держался почтительно; младших сестер опекал, но ненавязчиво, не подчеркивая своё старшинство.

Словом, с какой стороны не взгляни, Лоренс Уэст представлялся человеком достойным и весьма интересным.

Тем временем разговор от предметов отвлеченных постепенно переходил к самому главному – к тому, ради чего мы пришли. К истории об «Островитянке и каноэ».

– Значит, обнаружение картины было делом случая? – несколько разочаровано протянула Глэдис, откладывая лорнет. – А как же громкие статьи в газетах, призраки и знаки судьбы?

– В судьбу и призраков я не верю, а газеты лгут, – спокойно ответил Лоренс. – Всего неделей раньше мы обрадовались бы той шумихе, которую поднимает столичная пресса, но сейчас она только вредит. Сплетни о картине бередят наши душевные раны… – Лоренс искоса взглянул на поникшего отца и продолжил непринужденно: – …бередят наши душевные раны и мешают расследованию.

– Хорошо, пусть газеты лгут, – с лёгкостью согласилась я. Лоренс пока не сказал ничего нового: знакомство с Луи ла Роном научило меня делить написанное в газете по меньшей мере на три. – Но как вы нашли картину на самом деле?

– Очень просто. Полагаю, ни для кого не секрет, что всякий владелец галереи или художественного салона время от времени посещает выставки, аукционы и даже блошиные рынки…

– Свободный поиск случайных шедевров? – пошутила Глэдис, но Лоренс в ответ кивнул:

– Да, именно так. Никогда не знаешь, в какой куче… э-э, старья найдешь, к примеру, портрет графини Юстальской кисти неизвестного художника времен войны за Желтую Лилию. Или, скажем, изумительную миниатюру работы братьев Климбург, или «Житие» с иллюстрациями самого Джорджио Маседо… Простите, я увлёкся, – Лоренс смущённо улыбнулся. Уши у него слегка порозовели. – Словом, отправляясь на блошиный рынок близ Гарден-сквер, я всегда гадаю, вернусь ли с пустыми руками – или с сокровищем. В тот день мы с отцом хотели просто прогуляться, погода стояла великолепная, не чета нынешней… Мы шли между рядов, иногда останавливались, чтобы взглянуть на какую-нибудь картину или иллюстрированную книгу, но чаще попадались вещи или совершенно испорченные временем, или очевидно дешёвые, не стоящие внимания. Немного в отдалении от основных прилавков, прямо на траве, под ясенем, сидел старик и продавал одну-единственную картину…

– Это была она. «Островитянка». Я сразу её узнал, хотя состояние картины было ужасным.

Я вздрогнула, не сразу узнав голос мистера Уэста. Хозяин дома впервые заговорил с того момента, как обменялся со мною и с Глэдис подобающими случаю приветствиями и вежливыми банальностями.

– Да, картина была повреждена. Ей требовалась срочная реставрация, – подтвердил Лоренс. – Однако неповторимый стиль Нингена невозможно не признать даже несмотря на многие, многие следы времени. Отслоение красочного слоя, трещины, кракелюры, утрата отдельных фрагментов картины, – загибал пальцы Лоренс, перечисляя дефекты тем тоном, каким доктор перечисляет симптомы трудноизлечимой болезни. – К счастью, мы работаем с прекрасными реставраторами. Слышали ли вы когда-нибудь о мастерской мисс Дюмон?

– Джулии Дюмон? Конечно, слышали! – с энтузиазмом откликнулась Глэдис, отвечая за нас обеих. – Поразительно для девушки с её состоянием, её положением в обществе выбрать стезю скромного реставратора…

– О, не такого уж скромного. В своём деле она – богиня, – вздохнул Лоренс, и мне тут же захотелось уточнить, сколько лет этой Джулии, насколько она красива и часто ли Лоренсу приходится с нею общаться. – Я уже, кажется, упоминал, что картина была сильно повреждена? Так вот, реставрация длилась почти год. И весь год мы держали в секрете то, что обнаружили последнюю «Островитянку» Нингена.

Дзинг! – Глэдис дрожащей рукой опустила чашку на блюдце, едва не расколотив его.

– Год назад? Кажется, раньше мистер Уэст говорил иное?

– Не судите его. – Лоренс отвел взгляд. – Это я виноват. «Выставка для избранных», «легенда о призраке Нингена», «недавно найденный шедевр» – мои, так сказать, идеи. Дело в том, что в последнее время наша галерея нуждается…

– Лоренс! – внезапно повысил голос мистер Уэст, и юноша замолчал так резко, будто ему пощёчину отвесили. – Да, мы подумали, что немного шуму перед выставкой – это хорошо. Понимаете, иногда интерес к искусству приходится поднимать методами, далекими от… от… – тут пыл у Уэста закончился, как и красноречие.

– Далёкими от чистого искусства? – с готовностью подсказала Глэдис. И, пожалуй, только давняя подруга, такая, как я, могла различить в её тоне ироничные нотки. – Ах, понимаю, понимаю. Нынешняя молодёжь ужасна. Теперь принято слушать не оперу, а мюзиклы, читать не книги, а модные журналы, любоваться игрою не на театральной сцене, а на политической. Словом, обществом правит дурной вкус и жажда зрелищ.