Тяжёлая реальность. Клетка - Усманов Хайдарали

Едва глаза привыкли к темноте, он понял – куб внутри не был пустым. Первым делом взгляд наткнулся на кучу старых шкур и сброшенных оболочек – логово змеи. Огромные кольца старых линек, сложенные слоями, пропитанные запахом ядовитой плоти, лежали почти у самого центра. Места там было достаточно, чтобы существо обвивалось кольцами и дремало десятилетиями, и всё же он сразу отметил то, что понял. Убитая им змея не создавала это пространство. Она лишь приспособилась и жила в нём.

В углах он различил нечто совсем иное. Выстроенные в строгом порядке самые разные и даже резные полки, гладкие, словно их выточили инструментом. На них лежали ящики, некоторые приоткрытые, но большинство – закрытые и покрытые тонким слоем каменной пыли. И чем больше он вглядывался, тем отчётливее понимал, что это не природные образования, а настоящий склад, созданный человеком или кем-то разумным.

Обнаруженные им в углу сундуки особенно бросались в глаза. Они выглядели так, словно сошли со страниц какой-то сказки. Массивные, деревянные или каменные, окованные железными и бронзовыми полосами. Некоторые были украшены узорами, похожими на руны или завитки старинной вязи. Он медленно провёл ладонью по крышке ближайшего – металл холодил, но под пальцами пробегали едва уловимые волны энергии.

Он отступил, ощутив внезапное давление. Магические линии, тянущиеся по крышкам, сливались в сложные узоры, напоминающие защитные печати. Они словно дышали своей силой, и от этого казалось, что сундук живой. Он попытался поднести руку ближе – и сразу же ощутил резкий толчок, словно чужая воля оттолкнула его.

Заметив рядом на полу следы – глубоко вдавленные в камень изгибы, оставленные тяжёлым телом змеи, – он понял главное: за всё время, что существо жило здесь, оно ни разу не тронуло сундуки. Более того, змеиные следы обходили их стороной, словно сама тварь чувствовала какой-то своеобразный запрет и даже страх перед этой силой.

В этот момент его пробрало дрожью. Это место не было просто скальным убежищем. Кто-то когда-то сделал его тайным хранилищем. А змея оказалась всего лишь стражем, пусть и неосознанным.

Кирилл поднёс ладонь к одному из сундуков, решившись проверить, насколько опасен этот рисунок на крышке. На мгновение показалось, что линии – всего лишь украшение, но стоило пальцам коснуться холодного металла, как они вспыхнули, будто налились синеватым светом.

Холод ударил в руку, словно его окунули в ледяную прорубь. Он едва успел одёрнуть ладонь – и это спасло его. Узоры ожили, как сеть, и энергия рванулась наружу, по капиллярам линий растекаясь по самому сундуку, а затем и по полу вокруг него.

Ощутив это, Кирилл инстинктивно отпрянул, резко отпрыгнув назад. В ту же секунду из воздуха прорезался треск, и на месте, где он только что стоял, пол мгновенно покрылся толстым слоем инея. Лёд выступил не только на камне, но и в воздухе, словно тонкие хрустальные нити, переплетаясь в решётку.

Он замер у стены, сдерживая дыхание. Лёд вспыхнул призрачным сиянием, как будто пытаясь ухватить жертву, но, не обнаружив её, застыл в странной красоте, и вскоре начал медленно осыпаться, словно растворяясь в пространстве.

– Ловушка… – Глухо пробормотал он себе под нос. – Чистая магия льда.

И тут его озарило. Всё это время он видел узоры – линии, которые тянулись по крышкам, по стенам, по самому пространству. Он воспринимал их как нечто само собой разумеющееся, словно второе зрение, обострённое после попадания в этот мир. Но сейчас он понял, что обычный вор, даже самый хитрый, просто не заметил бы этих линий. Он сунул бы руку – и замёрз заживо.

А он видел. Он мог различать структуру, как будто смотрел не только глазами, но и внутренним чутьём. Это не было врождённой особенностью этого мира – это было его, Кирилла, что-то, что пришло вместе с ним сюда.

Его сердце забилось быстрее. Значит, такие ловушки рассчитаны на незрячих. На тех, кто воспринимает мир только глазами. Создатель же этих защит даже не предполагал, что кто-то способен увидеть самое полотно магии, словно вышивку, прежде чем активировать её.

Кирилл выдохнул, понимая, насколько случай сейчас спас ему жизнь. Его тянуло попробовать ещё раз – но теперь осторожно, медленно, с расчётом. Немного погодя он снова стоял над сундуком, и вокруг него висела та же тишина, что бывает в серверной утром, когда все лампы ещё тлеют в мягком сумраке – только здесь лампы были рунными линиями, а вместо проводов – каменные жилы. Он прижал ладонь к холодной крышке и позволил себе на мгновение погрузиться в ту странную логику, которая теперь жила в его голове. Если это защита – значит у неё есть алгоритм… У неё есть входы и выходы… Триггеры… И питание… И если у неё есть алгоритм, значит, его можно прочесть.

Со всеми предосторожностями вытащив сундук из монолита скалы, он сел на корточки, как чинный техник перед щитом управления, и достал из пояса тонкую палку – не потому, что мечтал с ней драться, а потому что она была его первой “зондовой” программой. Палка – как указатель курсора, как щуп осциллографа. С помощью которой он мог поводить по линиям, не нарушая их целостности. Ветер шевелил сухую траву, и метель из пыли от старой пыли казалась ему теперь шумом фонового процесса, который нужно было отфильтровать.

Он посмотрел на узор как на код. В уме провели строки:

“Если-вход = касание → выдавать лед”… “если присутствие постороннего в зоне → активировать защиту.”

Он по-прежнему был тот, кто привык дробить проблему на блоки. Вход… Обработка… Выход… Весь рисунок был для него программой. Только вместо битов – свет, вместо проводов – прорезы в камне.

Касанием палки он осторожно прочёркивал самые тонкие прожилки – они откликались чуть ярче. Другие, толстые, вели к орнаменту вокруг замковой щели, и в отдельных местах свет гас, как будто процессор снижал частоту такта. Он отметил это:

“Низкая частота – потенциальное окно.”

Аналитик в нём радовался – в любой сложной схеме есть моменты, когда буфер переполняется, когда можно подать неправильный импульс и заставить устройство временно замолчать. Затем он принялся за “распайку” – трогал палкой те линии, что казались массивнее. Там почувствовалась вибрация, тонкое жужжание внутри камня, как будто в жиле текла энергия. Кирилл вспомнил студенческие часы у осциллографа. Там, где сигнал сильный, амплитуда велика… Там, где он теряется – фаза сдвинута… Он мысленно проводил графики над рисунком. Пиковые точки… Узлы… Пересечения… В нескольких местах он увидел нестыковки – участки, где орнамент вёл себя иначе. Линии заканчивались тупо, не замыкаясь в круг, как будто кто-то оставил там отладочный “холостяк”. Он аккуратно отметил их на памяти:

“Точка A… Точка B… Точка C…”

Память – его блокнот теперь. Затем он переключился на электротехнику из головы. Если есть линии тока, значит где-то есть источник. И источники принято искать по направлению к самым толстым жилам. Он приложил палку к более толстой линии и стал прислушиваться – не собственным слухом, а этим новым зрением-ощущением. По жиле шло что-то тёплое, устойчивое; оно вело к одному месту, к “узлу”, где узор сходился в плотную тьму.

Он вспомнил о кристалле в руке – о том маленьком “сердце”, что нашёл в шее змеи. Может, думал он, это и есть заряд батареи, ключ к запуску. Но как электрик, который не включает питание до проверки цепи, Кирилл понимал, что кристалл – это часть схемы, но не обязательно источник всей энергии. Источником мог быть сам куб в скале, глубокая линза силы, которую нельзя просто вытащить, не нарушив систему.

Он решил действовать методом тестов. Вся его аналитическая натура требовала малых шагов, итераций:

“Ввод – наблюдение – отклик – коррекция.”

Первый тест был прост. Он попробовал “переменить фазу” – приложил к одному узлу палку, а к другому – влажную тряпку, создав локальное изменение проводимости. В электрических терминах он сделал мелкий “шунт”, пустил ток в обход части линии. Узоры, словно ощутив изменение, слегка дёрнулись, и покрывающая пространство вокруг них синяя вязь отошла, уменьшив силу. Значит – живые цепи можно сбить помехой. Значит – защита чувствительна к дисбалансу.