"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Лагутин Антон

– Будет сделано, леди, – миссис Хат подслеповато сощурилась, разглядывая меня – видимо, с непривычки. – Передам непременно.

Лайзо помог мне незаметно забраться в фургончик. Внутри обнаружилась куча разнообразного хлама, две мягкие скамьи – и Эллис собственной нетерпеливой персоной.

– А вот и вы наконец. Я уж думал, придется самому идти, – проворчал он, а затем обернулся и постучал по окошку за своей спиной.

Видимо, это был знак для возницы, потому что уже через несколько секунд Георг с облегчением воскликнул: «Дошло до дурня, что никакой миссис Гуркл здесь нет!» – и фургончик покатил по тряским дорогам суетливого Бромли.

Лайзо, закрепив дверцы, перешагнул через какой-то неряшливый, грохочущий деревянный короб, придерживаясь за стенку для надежности, и сел – вернее сказать, прицельно упал – на скамью рядом с Эллисом.

– И что это значит? – поинтересовалась я, обводя широким жестом обшарпанное нутро фургона. – Особый транспорт для знатных леди?

– Конечно, – ухмыльнулся Эллис по-злодейски. – Карета подана к парадному крыльцу… чтоб тебя! – фургон подскочил особенно резко, Эллис подпрыгнул на скамье, прикусив язык, развернулся и замолотил кулаком в окошко: – Тише, тише иди, кретин! Куда несёшься? А-а, он же не слышит, глухой на одно ухо, – детектив огорченно махнул рукой и покрепче ухватился за край своего ненадежного сиденья. Лайзо, глядя на товарища, тоже впился пальцами в ветхую обшивку скамьи и пошире расставил ноги, упираясь в неровный пол.

– И к чему же такие сложности? Нельзя было поехать в кэбе, как в прошлый раз? – резонно поинтересовалась я. Мне повезло больше – на ухабах меня кидало на спинку скамьи, и, внимательно следя за дорогой, можно было с горем пополам сохранять равновесие. – И где вы, скажите на милость, отыскали такого сумасшедшего возницу?

Лайзо опустил глаза.

– Вы на Бесника не сердитесь. Он, конечно, дурак дураком, но характер у него добрый, не подлый… Брат это мой, второй по старшинству у нас после Тома, – пояснил Лайзо, когда я поощрительно выгнула бровь.

– У него странные отметины на лице, – нахмурилась я, вспоминая смуглого возницу. – И на вас он не слишком-то похож.

– Так отцы-то у нас разные. У меня и у Тома – Джеймс, а у Бесника с Яном – Айрам. Ещё сестры были, близняшечки, тоже Айрама, но в одну зиму простыли и померли. Мне тогда лет пять было, но я их помню – красавицы, черноглазые, в мать пошли. Я тоже болел, но выкарабкался вот, – криво улыбнулся он.

Я хотела сказать «соболезную», но вовремя сообразила, что это прозвучало бы как сожаление о том, что выжил сам Лайзо, а не о смерти его сестёр, и вместо этого переспросила:

– Так что с отметинами на лице у вашего брата? Они очень необычные… Как будто решётка.

– Так решетка и есть, – помрачнел Лайзо и неохотно продолжил: – Бесник лет шесть назад по дури спутался с «небесной пылью», с чжанскими курильнями. А там если не платишь, то разговор короткий – за шкирку хвать да на каленое железо мордой. А потом, если живой останешься, отрабатывать или воровать посылают. Мы своего дурака вытащили, конечно, да только пока суд да дело…

– Ну, неважно, что было, то прошло, – решительно перебил Эллис своего воспитанника, и я внезапно поняла, что эта тема не просто неприятна для Лайзо – болезненна.

И почему он тогда отвечал мне?

Так или иначе, извиняться теперь уже было бы глупо. Лучше попытаться перевести разговор в шутку.

– Действительно, Эллис прав, – согласилась я, всем своим видом показывая, что ничегошеньки не поняла из рассказа Лайзо. – Но если возница – ваш брат, то тогда понятно, почему мы так едем… Вот вспоминаю сейчас нашу с вами первую поездку на автомобиле, мистер Маноле. Сказать откровенно, я тогда даже испугалась немножко. Какая скорость была! Видимо, лихачество у семейства Маноле в крови.

– А то! – Лайзо оживился и повеселел. Глаза у него заблестели. – Матушка вон по молодости такие скачки на лошадях устраивала – куда там всяким жокеям! А отец, бывало, на крышах у поездов разъезжал, чтоб билета не покупать. Вот один раз…

Что там случилось с многоуважаемым мистером Маноле-старшим, дослушать не получилось – кто-то снаружи тоненько взвыл, заржала лошадь, фургон словно на стену налетел, меня дёрнуло со скамьи, как крюком…

…и бросило на колени к Эллису.

Воздух от удара выбило из легких, я сипло раскашлялась, Эллис взвыл тихонько – кажется, он сам умудрился стукнуться головой о стенку. Один Лайзо чудом удержался на месте и никак не покалечился, а потому теперь смог обругать возницу за нас троих, колотя в «окошко» кулаком для внушительности.

Причём – видимо, с оглядкой на присутствие леди – в исключительно пристойных выражениях. Ничего, крепче уже намертво приклеевшегося к Беснику «дурень», я так и не услышала.

– Виржиния, вы живы? – осипшим голосом спросил Эллис. Так и не сумев справиться с кашлем, я просто кивнула. Мне впервые было жаль, что корсеты давно вышли из моды. – Ох, ну и приложило же вас… У меня даже колени онемели от удара.

Лайзо, пригрозив напоследок вознице обращением к высшим инстанциям и всеми карами небесными («Вот я матери расскажу, она тебе устроит – гром с молниями писком покажется, а чума – праздником!»), обернулся ко мне и помог подняться на ноги и сесть обратно на скамью…

Или, точнее сказать, просто поднял меня и усадил на место, бережно, как фарфоровую куклу.

– Простите, леди. – Он неловко расправил мои замявшиеся юбки и тут же отдёрнул руки. – Там вроде как собака под ноги лошади шмыгнула, та и шарахнулась. Дальше мы в Смоки Халлоу съезжаем, там поспокойней будет, но всё ж позвольте мне рядом с вами сесть. Если что – успею поймать, чтоб вы не покалечились. А то нынче у Бесника руки совсем кривые – он как ящик с углём везёт, а не живых людей.

Я не слишком хорошо представляла, как один человек может удержать другого от падения, просто сидя рядом, однако же кивнула, поправив густую вуаль:

– Поступайте, как считаете нужным, мистер Маноле. Благодарю за заботу, – и, отчего-то смутившись, поспешила обратиться к Эллису: – И всё же меня очень интересует вопрос – зачем нам ехать в фургоне? Разве не лучше было бы нанять кэб, если уж автомобиль брать неразумно?

Детектив сердито поддернул воротник, нахохлился, как воробей на морозе, и буркнул:

– Зачем, зачем… За вами следят, Виржиния, вот зачем.

Я похолодела:

– Кто? Неужели ещё один сумасшедший, как тот парикмахер?

– Нет, к счастью, – поморщился Эллис. Тон у него, вопреки смыслу ответа, был безрадостный. – Полагаю, люди маркиза Рокпорта. В другой ситуации это меня только обрадовало бы, потому что я всей душой радею за вашу безопасность, Виржиния. Но сейчас мне совершенно не хочется, чтобы ваш ненаглядный маркиз узнал, что я таскаю его невесту по сомнительным притонам…

– Никакой у моей матери не притон, хороший дом, чистый, – искренне возмутился Лайзо – аж глаза сердито засверкали, но Эллис не обратил на его демарш ни малейшего внимания:

– … а значит – нужно провезти вас тайком. Мне уже намекали на то, что я позволяю себе… вольности. Не думаю, что в следующий раз маркиз ограничится одними намёками.

У меня челюсть свело от злости. Какое право имеет Рокпорт вмешиваться в мои дела?!

– Я поговорю с ним.

– Ох, а вот этого ни в коем случае делать не надо, – бросил на меня Эллис предупреждающий взгляд. – Виржиния, не беспокойтесь, я и не в такие переделки попадал. И, разумеется, я слишком дорожу вашим обществом, чтобы так просто поддаться на угрозы и отказаться от него. Мне нужно всего дней десять, чтобы закончить одно дельце, и потом… Впрочем, об этом после, – оборвал он себя и добавил, предупреждая расспросы: – Я всё расскажу вам – в свой срок. В конце концов, дело касается и вас.

На сей таинственной ноте мы въехали в Смоки Халлоу.

Действительно, там стало спокойнее – если это омертвение города можно было назвать «спокойствием». Громкие выкрики торговцев мелочами, разносчиков дешёвой уличной еды и мальчишек-газетчиков постепенно делались реже и глуше, а потом и вовсе остались где-то далеко позади. Умолкли людские голоса – беспечная трескотня бездельных сплетниц, сердито-снисходительные мужские разговоры о политике и скачках, азартные вопли заигравшейся ребятни, смех и плач; затих собачий лай, цокот лошадиных копыт, треск автомобильных двигателей и звон церковных колоколов – словом, всё, что сливалось в неряшливую симфонию города. Исчезли запахи еды и бензиновой гари; зато потянуло густым угольным дымом, а затем, сначала тонко, а потом гуще и гуще – гнилью с замерзающего Эйвона.