– Уже? – удивилась я и посмотрела на часы.
Без четверти два. Кажется, разговор затянулся, а мы и не заметили… Получается, Лайзо прождал в машине почти час? Ох…
Мне стало стыдно. Самую малость.
– Мистер Маноле, Эллис утверждает, что вы владеете марсо, – громко спросила я, заглушая голос собственной совести. – Это так?
– Говорю и пишу, – пожал плечами Лайзо и сощурился.
– И насколько хорошо? – продолжала настаивать я.
– Настолько, чтоб сойти на приёме у баронета Слэджера за разорившегося марсовийского торговца тканями, якобы преподающего теперь марсо детям состоятельных людей в Аксонии, – ответил вместо него Эллис.
Лайзо со смущением – наверняка фальшивым – по-простецки взъерошил себе волосы.
– Ну, это когда было… Год назад, не меньше. Я с тех пор мало говорил, наверняка акцент вылез. Если опять кого-нибудь изображать придётся, мне сначала надо потренироваться. А что?
– Ничего. Говорить не нужно – только писать, подделываясь под чужой почерк, – ответил Эллис и подошёл к Лайзо и, вкрадчиво заглядывая в глаза, положил ему руку на плечо. – Ты же не откажешь в помощи старому другу?
– Нет, – усмехнулся Лайзо. – Только пусть этот друг сначала все расскажет в подробностях, а не кота в мешке мне торгует.
– Расскажу, не сомневайся, – заверил его Эллис и весело спросил: – Виржиния, а что это у вас с лицом? Вы недовольны чем-то?
– Всем довольна, – растерянно откликнулась я. Лайзо, откровенно предпочитающий полуграмотный трущобный говорок – и вдруг марсовийский торговец? Быть того не может… – Мистер Маноле, я не стану спрашивать, при каких обстоятельствах вы изображали выходца из Марсовии, но скажите одно: вас разоблачили?
Лайзо опять не успел ни слова вымолвить, Эллис опередил его:
– Какой разоблачили! – ответил детектив с изрядной толикой гордости. – Никто ничего не понял, даже когда у баронета пропали письма… э-э… Это не относится к делу, – быстро закончил он. – Словом, марсо Лайзо владеет в совершенстве.
– Удивительно, – только и смогла вытолкнуть я из себя, чувствуя, что опять краснею. На сей раз от стыда. Графиня знает иностранный язык хуже какого-то гипси?
– И не только, – откровенно хвастливо ответил Эллис. – Вообще-то Лайзо говорит на семи языках.
– На шести, – с неохотою поправил его гипси, отводя взгляд. – На древнероманском пишу только, ну да на нём никто не говорит. А вообще-то, говорить – дело нехитрое… Леди Виржиния, вам дурно?
– Мне прекрасно, – слабым голосом ответила я, тяжело опираясь на стол. Земля уходила из-под ног и в прямом, и в переносном смысле. Лайзо – полиглот? Он говорит на семи иностранных языках? Нет, леди Милдред, конечно, знала двенадцать, но я-то – только два! Святые Небеса, какой позор… – Просто уже поздно. Наверное, мне не стоит постоянно засиживаться в кофейне… Мистер Маноле, но если вы… вы имеете… – Я с трудом выпрямилась и приняла более-менее достойное положение – …имеете такое прекрасное образование, почему же обычно вы предпочитаете разговаривать…
– По-простому? – подсказал Лайзо, угадав мою мысль. – А как же иначе, леди Виржиния. Знанья знаньями, а родная речь – она с молоком впитывается. Как мать моя говорит, так и я. Да и вообще, говорок народный, он того… сочнее.
Судя по улыбке до ушей, Лайзо сейчас надо мною подшучивал. Но ни злиться, ни смущаться, ни испытывать какие-нибудь другие яркие чувства у меня уже не было сил.
– Кстати, о твоей матери, – прищёлкнул Эллис пальцами. – Лайзо, я хочу навестить Зельду. Когда мне лучше зайти?
– Я завтра у неё обещался быть, к полудню, – сознался он, скосив на меня глаза. – Пока леди в кофейне. Меня мать точно ждать станет, небось, и угощение приготовит, напечёт чего-нибудь. Лучше и не придумаешь времени, чтоб зайти.
– Вот и славно. Значит, завтра и зайду, расспрошу кое о чём, – подытожил Эллис и вдруг обернулся ко мне: – Виржиния, вам бы тоже хорошо навестить Зельду. Меня беспокоит ваша бледность и настойчивые попытки упасть в обморок. Не то чтобы я возражал, но лучше это не при мне делать, из меня скверный лекарь для хрупких леди, – криво улыбнулся детектив. Но взгляд у него был внимательный и сочувственный. Кажется, Эллис действительно переживал о моем самочувствии. – Зельда вам в прошлый раз хорошее средство подобрала, вдруг и теперь поможет?
Я хотела возразить, что лучше обратиться к квалифицированному врачу, но заметила, какое благоговейное выражение появилось у Лайзо на лице при упоминании матери, и передумала. А потом решилась: почему бы и нет? В конце концов, тот визит к Зельде оказался весьма… познавательным. Заодно расспрошу её о «бальзаме для сна», который дал мне тогда Лайзо. Не подмешано ли туда что-нибудь вредное?
Не то чтобы я верила в привороты и прочую ерунду, но узнать, из чего делается лекарство, будет полезно. Если оно совершенно безопасно – куплю одну баночку.
…Вот так я изменила свои планы назавтра и вместо увлекательной поездки в шляпную мастерскую пообещала зайти в гости к Зельде из Стим-энд, гадалке и профессиональной мошеннице.
Когда мы прощались на пороге кофейни, Эллис, подгадав минутку, пока Лайзо заводил автомобиль, придержал меня за локоть и тихонько сказал на ухо:
– У него туго с математикой, Виржиния.
– Что? – Я сначала не поняла, о чём Эллис говорит.
– Лайзо, – кивнул детектив на гипси в салоне автомобиля. – У него с математикой совсем плохо. Самое большое, он может сложить в уме два четырехзначных числа. Для более сложных действий ему потребуется листок бумаги и карандаш, – хитро подмигнул он. – А ещё я видел, как вы, Виржиния, проверяете в уме правильность расчётов, которые присылает вам управляющий. Все эти налоги, арендные взносы, вычеты, жалование, премии, отчёты с фабрики… Вы понимаете, к чему я клоню?
Передо мною забрезжил свет надежды.
– Да, – медленно кивнула я. – Понимаю. Мне срочно нужно нанять преподавателя и выучить романский. А еще узнать, когда в Университете Бромли читают лекции по алгебре для свободных слушателей.
Эллис закашлялся и пробормотал что-то вроде «эти женщины…» или «вот оно, тщеславие» – я не разобрала.
Но это и не было важно. Так или иначе, завтра меня ждал насыщенный день.
Я уже давно знала, что Эллис, пребывая в соответствующем настроении, способен превратить что угодно в балаган, но и не подозревала, что с такой же лёгкостью он может сотворить из почти обыкновенной прогулки настоящую тайную операцию.
Ещё накануне мы условились, что детектив заберёт меня из кофейни около полудня. Но как он это сделал!
Без четверти двенадцать к чёрному входу подкатил фургончик, похожий на те, на которых привозят цветы из лавки Аустера. Об этом мне поведал Георг, весьма и весьма озадаченный – ведь никаких цветов мы в последнее время не заказывали. Но пока он объяснялся с угрюмым смуглым возницей, только и знающим, что повторять: «Как велено, так и делаю! Позовите миссис Гуркл!», Лайзо призраком возник у меня за плечом и шепнул, сделав загадочные глаза:
– Нам пора, леди.
После этого я, как и было условлено, поднялась наверх и быстро накинула поверх скромного серо-синего платья простой коричневый плащ, заранее одолженный у Мэдди. Надвинула пониже шляпку с густой вуалью, с некоторым сожалением отставила трость и спустилась на кухню, чтобы попрощаться до вечера.
Георг всё ещё спорил с глуповатым возницей, Мадлен разносила заказы в полупустой кофейне… Одна миссис Хат возилась с миндальными пирожными. Увидев меня в дверях кухни, она сначала ойкнула, а потом, близоруко сощурившись, присмотрелась получше – и всплеснула руками:
– Святые Небеса! Простите, леди, что-то я вас не признала. Думаю, что за дама, на Мадлен не похожа, а вы вроде в другом плаще приехали…
– Совершенно верно. Но сейчас мне предстоит прогулка, на которую лучше надеть что-нибудь попроще, – улыбнулась я, довольная тем, что меня не узнали. Впрочем, миссис Хат с годами стала слегка близорукой, а человек более наблюдательный мог бы и распознать в молодой, скромно одетой женщине графиню Эверсан. При должном желании, разумеется. – Передайте Георгу, что я вернусь к вечеру. Если леди Плимстоун подойдёт раньше, подсадите её за столик к миссис Скаровски; вдвоём они найдут, о чём поговорить, и без меня.
